Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт

• Название: Унесенные за горизонт
• Автор: Раиса Кузнецова
• Издательство: Новый хронограф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94881-133-8

Воспоминания Раисы Харитоновны Кузнецовой (1907-1986) охватывают большой отрезок времени: от 1920-х до середины 1960-х гг. Это рассказ о времени становления советского государства, о совместной работе с видными партийными деятелями и деятелями культуры (писателями, журналистами, учеными и др.), о драматичных годах войны и послевоенном периоде, где жизнь приносила новые сюрпризы ― например, сближение и разрыв с женой премьерминистра Г. И. Маленкова и т.п. Публикуются фотографии из личного архива автора.

---

Заканчивался второй день проверки, когда нагрянула моя школьная «закадычная» подруга Ира Анискина. Поднялись ко мне. Ира, обнаружив на полках учебники, сказала:

― Когда же ты перестанешь глупостями заниматься?

Ира всегда посмеивалась над моим желанием учиться, а сама, веруя в свою красоту, чего у нее не отнять, отличалась суетностью желаний ― успех на танцах для нее был важнее собственной состоятельности.

На третий день вечером ревизоры пригласили нас в пустой зал заседаний и зачитали акт ревизии. Он был полон дифирамбов по поводу отличного состояния дел, четкости в приеме и оформлении, малых сроков прохождения, своевременного исполнения приговоров и решений. Вознович сиял, как начищенный самовар, а мне было тоскливо ― если б знали они, что творилось здесь всего лишь три дня назад! А еще эта кровать, под матрацем которой лежало неоклеенное дело... Ревизор дочитал последние строки акта, мы обмакнули в чернила перья, чтобы подписаться под результатами проверки, как вдруг дверь в зал отворилась. На пороге показался начальник местной милиции; он коротко осмотрелся и пальцем поманил судью. Тот подошел, они начали шептаться и время от времени поглядывали на меня. Сердце покатилось вниз. Я поняла: этот поздний визит неспроста ― начальник милиции, с которым мне приходилось часто общаться, обычно такой любезный, на этот раз со мной не поздоровался. Вознович попросил меня встать чуть поодаль и, наклонившись к ревизорам, принялся им что-то объяснять.

― Вы согласны? ― громко спросил ревизор, тот, что потолще. ― И мы не возражаем. Допрос гражданки Винавер произведете в нашем присутствии.

Начальник милиции жестом пригласил следовать за ним. В канцелярии он сел за мой стол, а меня усадил напротив. Ревизоры и нарсудья заняли места позади, отчего спине сразу сделалось неуютно. Начальник милиции молча положил на стол бумаги, важно достал из портфеля ручку-самописку и бланки для допроса. Мой наметанный глаз немедленно выделил и прочитал на прикрепленном к бумагам сиреневом ярлычке слово «арестантское».

― Вы знали гражданина Игоря Александровича Винавера? ― начал допрос начальник милиции.

― Да, это мой муж, ― ответила я, пристально глядя в лицо человеку, который не больше месяца тому назад этажом выше играл с Игорем в шахматы и пил чай.

― Зачем он уехал в Ленинград?

― По его словам ― в командировку.

И рассказала, не дожидаясь дальнейших вопросов, как был обставлен отъезд, как обнаружила пропажу марочных денег, как на другой день Игорь позвонил и сознался в хищении. Я рассказала, почему умолчала о пропаже, как достала деньги и ликвидировала долг. Мой рассказ был выслушан молча. Начальник милиции расстегнул верхнюю пуговицу кителя и, разминая шею, почесал подбородок о плечо.

― Это что же получается? ― закричал Вознович. ― Вы целую неделю водили меня за нос! Как посмели не доложить?

Я молчала, понимая: оправдания мне нет. И что за преступлением должно последовать наказание. И что все рухнуло ― вся, вся моя нескладная жизнь!

― Скажите, а откуда у Вииавера наган? ― спросил начальник милиции.

― Наган? Откуда? ― Страшная догадка пронзила мозг. ― Не может быть!

Я бросилась к деревянному сундучку, где хранились наши «вешдоки»; потеснив начальника милиции, дрожащими руками нащупала в ящике своего стола ключ, отперла навесной замочек и откинула крышку. Сперва пришлось выбросить кучу ножей, веревок и прочих орудий преступлений ― пистолеты хранились внизу.

― Странно, ― сказал ревизор, тот, что повыше, ― мы проверяли наличие оружия, и все сходилось!

На дне ящика лежали только два нагана. Третьего не было.

Начальник милиции отобрал у меня опись «вещдоков», сверил номера ― номер пропавшего нагана, конечно, совпал с найденным у Игоря ― и что-то спросил у меня. Все слова были как будто знакомыми, но только по отдельности ― смысла фразы я не поняла. Он снова повторил вопрос, но я продолжала молчать.

Состояние прострации, в которое я впала, произвело впечатление, и мужчины, посовещавшись, решили допрос прервать. Меня отвели в мою комнату и оставили на попечение Ирины.

Я лежала на кушетке, когда пришел судья, встал на пороге и назидательным тоном, дребезжа акцентом, стал упрекать в произошедшем, в том, что своевременно не поставила в известность, а теперь подозрение может пасть и на него. Я не отвечала. Меня охватила такая усталость, что сделалось все равно, что будет со мной, с моей жизнью ... Наконец Ирина не выдержала:

― Да прекратите же вы! ― закричала она. ― Вы что, до самоубийства хотите ее довести?

Вознович замолчал, но еще долго стоял у двери.

Когда он ушел, Ирина постелила мне, а сама легла на кушетку. И ни о чем не спрашивала. Я была ей за это благодарна.

Проснулась рано, приготовила Ирине и себе чай, съела бутерброд и спустилась вниз.

Между тем это была необычная суббота ― 16 июня 1928 года. По просьбе ревизоров был назначен выездной процесс, на котором они непременно хотели присутствовать. Протокол судебного заседания предстояло вести мне, и свою помощницу я отпустила. За окном лошадь разгоняла хвостом мух и в нетерпении подергивала пролетку, на которой мы собирались ехать, а проверяющих все не было. Наконец появился судья ― один. Поинтересовался, не было ли звонков. И телефон тотчас зазвонил.

― Я сам, сам! ― и резко сорвал трубку с рычагов.

Я догадалась, что звонили из сельского клуба ― народ собрался, и уже доставили подсудимых. Вознович извинился, сказал, что скоро будет, и тут же потребовал дело.

― Оно приготовлено, ― ответила я. ― Едемте!

― Нет, сегодня вы мне не нужны. Я сам буду вести протокол!

Заныло сердце; он мне больше не доверяет, подумала я. Подала дело, спорить не стала. И тут раздался второй звонок. Судья снова, опередив меня, схватил трубку:

― Здесь! Да. Приезжайте!

Я перехватила злобный, торжествующий взгляд. Вознович положил трубку, быстрым шагом вышел из канцелярии и, хлопнув дверью, уехал.

Поднялась наверх, поделилась с подругой:

― Подумай только, он не взял меня на такой сложный процесс, а раньше без меня ни шагу ― Лизу не брал, считал, что та не успевает вести записи. А тут ― один!

― Дело ясное, ― сказала Ира, ― доверия ты лишилась. Пока он не выяснит, во что тебя впутал Игорь, будет бегать, как черт от ладана. Ну и пошел он... куда подальше! А что? Тебе работы мало? Говорила, сегодня день неприемный, суббота, посидим, погуляем, а ты опять рвешься в свою канцелярию!

― Прости, но кое-что надо доделать, мало ли как дальше сложится!

Спустилась вниз, но только уселась за стол, увидела в окно, как подъехала высокая машина-фургон ― народ называл ее «черным вороном».

Первый порыв ― бежать, но на пороге уже стояли двое мужчин в кепках. Один, по виду мой ровесник, все время улыбался, другой, постарше, был хмур и смотрел исподлобья. Постаралась держаться с достоинством. Прочитала удостоверения, выданные МУРом, и ордера ― на арест и обыск. Повела наверх.

― Вот, Ира, ― сказала я совершенно спокойно, ― за мной приехали, а сейчас обыск.

Ира, побледнев, посмотрела на вошедших мужчин в штатском и молча, как сомнамбула, двинулась к двери.

― Вы кто? ― задержали они ее.

― Подруга, приехала навестить, ― поспешила ответить я.

― Откуда?

― Из Москвы!

― Ваши документы.

Ира протянула паспорт. Они внимательно его пролистали.

― Будете присутствовать при обыске в качестве понятой, ― сказали они, отдавая паспорт.

Второй понятой стала сторожиха Нюра.

И обыск начался. Перетряхнули всё: книги, журналы, забрали письма, обнаружили неоклеенное дело, спрятанное под матрацем. Особенно заинтересовал оперативников чемодан Игоря. В нем не было белья, лишь какие-то альбомы, тетради и бумаги. Чемодан всегда был заперт, Игорь просил не трогать его ― в нем он хранил черновики своих произведений, рассказы, сценарии. Я свято чтила эту просьбу и в чемодан не заглядывала.

Оперативники тщательно все пересмотрели и вдруг присвистнули: из пачки обычной писчей бумаги выпали бланки самых разных учреждений и трестов, несколько незаполненных профсоюзных билетов и два чистых паспорта.

― Неужели вы не знали о содержимом чемодана? ― язвительно спросил старший по виду оперативник.

― Клянусь, не знала! Он просил не трогать бумаг, чтобы не перепутать! ― лепетала я, понимая, что если и теплилась еще какая-то надежда, то теперь ее нет и быть не может.

Безумными глазами смотрела я на груду бумаг, окончательно погубивших меня. Дикое желание немедленно покончить с позором овладело мной в одно мгновенье: рванула дверь, возле которой стояла, промчалась по коридору, по лестнице, выскочила на улицу и с такой резвостью припустила к железной дороге, что даже не слышала топота тяжелых сапог молодого оперативника. Он настиг меня у полотна, когда поезд уже дал гудок, но, к счастью, все еще стоял на станции.