Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт

• Название: Унесенные за горизонт
• Автор: Раиса Кузнецова
• Издательство: Новый хронограф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94881-133-8

Воспоминания Раисы Харитоновны Кузнецовой (1907-1986) охватывают большой отрезок времени: от 1920-х до середины 1960-х гг. Это рассказ о времени становления советского государства, о совместной работе с видными партийными деятелями и деятелями культуры (писателями, журналистами, учеными и др.), о драматичных годах войны и послевоенном периоде, где жизнь приносила новые сюрпризы ― например, сближение и разрыв с женой премьерминистра Г. И. Маленкова и т.п. Публикуются фотографии из личного архива автора.

---

― Знакомь, скорей знакомь нас со своими дамами! Как хорошо вы сделали, что пришли! — говорил он мягким приятным голосом, и его улыбка и рукопожатие были радушны и как будто искренни. Звали его Марсель Владимирович.

― Можно просто, без отчества, ― предложил он ― Мне пока только тридцать исполнилось.

― Поздравляю, ― с трудом выдавила я.

Может быть Марселю не хотелось видеть в этот день пасмурные лица, каким, наверное, было мое, но он ни на минуту не оставлял меня без внимания. Видя, что я не пью, менял вина, подкладывал на тарелку закуску, угощал фруктами. А мне делалось все хуже и хуже. Веселье, царившее вокруг, только подчеркивало разницу между мной и этими беззаботными людьми.

Пир во время чумы, ― чуть ли не вслух шептала я.

― Спаржу, вам надо обязательно попробовать спаржу, ― твердил мне Марсель.

Я не выдержала, извинилась и выбежала в сад. Была темная звездная ночь. Неведомые цветы пахли остро и пряно... Тоска, горе, слезы душили меня. Я споткнулась о скамейку и села на нее. И тут же возле меня оказался Марсель.

― Вас мучает что-то ужасное, ― сказал он. ― У вас такое трагическое выражение глаз, ― и, наклонившись к моему лицу, взял мои руки в свои.

И вдруг этому, совсем незнакомому человеку, я выложила все, что мучило и терзало. Я рассказала, что муж оказался не тем человеком, за которого выдавал себя, что он украл казенные деньги, а его родственники вместо помощи наплевали мне в душу, а мои родные ничем помочь не могут. А главное ― назначена ревизия...

― У меня один выход ― смерть, ― лепетала я.

― Вы с ума сошли! ― жестко прервал меня Марсель. ― Из-за каких то пятисот рублей? Умирать? Это же глупость, простите вы меня! А что касается Игоря, то уверяю, вы еще встретите человека достойного и будете вспоминать эту историю, как сон.

― Но поймите, ― продолжала я плакать. ― Не из-за пятисот рублей я хочу уйти из жизни. Со дня их пропажи прошло столько времени, что теперь это растрата и меня будут судить. А этого позора я не перенесу!

― Ну, во-первых, деньги надо государству вернуть, и немедленно, а во-вторых, сделайте так, чтобы никто, кроме меня, об этом не знал. Ни о каких судах и речи быть не может! Вот что, ― задумался Марсель, ― завтра, как я понял, вы опять едете встречать Игоря?

― Да.

― Так вот, если он приедет, значит, у вас все поправится. Если нет, вот вам мой адрес. ― Подвинувшись к свету, падавшему из окна, вечным пером он быстро набросал в записной книжке несколько слов и вырвал листок. ― Не потеряйте, живу я на Сретенском бульваре, знаете, такой огромный дом, на первом этаже. Если Игоря не будет, немедленно с вокзала приезжайте ко мне, я буду вас ждать, а там вместе придумаем, что предпринять.

С чувством огромной благодарности я спрятала листок с адресом в сумочку и почему-то сразу поверила, что этот человек вытащит меня из пропасти, в которую попала по глупости и доверчивости.

― Пойдемте, я вас провожу, а то еще заблудитесь.

И не слушая возражений, подхватил меня под руку, и вскоре я очутилась перед зданием Нарсуда.

С первым поездом отправилась в Москву. Без прежнего отчаяния и без надежды вглядывалась в сонные лица пассажиров, прибывших из Ленинграда. Игоря не было, да я уже и не ждала, только обещание, данное Марселю, заставило меня встретить все утренние поезда.

В огромном доме на Сретенском бульваре я быстро нашла нужную квартиру, позвонила. Дверь тотчас открылась.

― Не приехал? Вот сукин сын! Ну, проходите! ― пригласил Марсель. ― Присаживайтесь, пейте кофе, он еще горячий, вот бутерброды, а я побегу... Не бойтесь, ― сказал он, увидев мое испуганное движение, ― я очень скоро вернусь.

Прежде чем сесть за стол, я обошла все комнаты. Их было три: столовая, спальня и кабинет. Я судила об этом уверенно, видя строго соответствующую обстановку. Столовая ― стол, буфет и стулья; кабинет ― письменный стол, книжные шкафы и большие мягкие кресла; спальня ― две кровати, шкаф и два стула. Вся мебель была из красного дерева, кресла и стулья обиты красной кожей. Все показалось мне шикарным, загадочным и ― подозрительным. А если эта квартира принадлежит не Марселю? А если он оставил меня здесь с какой-то тайной целью? И сейчас меня поймают, скрутят руки и обвинят в чем-то страшном?

На всякий случай заглянула в шкаф, не спрятано ли в нем что-то нехорошее, преступное, и вдруг догадалась, что Марсель ― холостяк, потому что во всем доме не нашлось ни одной женской вещи.

Я разглядывала книги, когда Марсель вернулся.

― Ну вот, я так и знал, ― рассердился он. ― Ни к чему не притронулись. А сами, уверен, ничего с утра не ели, так ведь?

― Да, ― подтвердила я.

― А почему настроение плохое? Я вот принес триста рублей ― продал облигации. К сожалению, один мой денежный приятель где-то с утра загулял, но сегодня к вечеру мы эти злосчастные деньги непременно добудем, не беспокойтесь. И пожалуйста, ешьте.

Все это он говорил весело, наливал кофе и сооружал бутерброды с сыром и колбасой. На столе горкой спасения лежали деньги.

― Советую действовать немедленно. Покупаете марки, едете в Пушкино, оклеиваете дела, а к вечеру я привожу недостающие. Вы только подскажете мне, где их купить.

Сделалось стыдно и легко одновременно. Благородство этого едва знакомого человека просто убивало...

― Нет-нет, ― почти закричала я, ― остальные деньги я достану сама, у брата! Как же я раньше не подумала? Стыдно было, боже, так стыдно! ― рассказывать про Игоря. А теперь поеду к брату, он работает у богатого нэпмана, тот ему одолжит. Но ваши я все же возьму. Дайте, пожалуйста, ручку, я напишу расписку.

Какая расписка? ― расхохотался Марсель. ― Давайте договоримся, если у брата не окажется нужной суммы, звоните немедленно! Звоните во всех случаях, ― добавил он, провожая меня. ― Я буду ждать звонка, потому что хочу знать, как сложатся дела.

Гражданка Винавер

Теперь я была уверена, что спасена. С вокзала позвонила в Пушкино и узнала, что ревизии сегодня не будет. Если даже она приедет завтра, подумала я, ― за ночь вполне можно все успеть сделать и вернуть на законное место (неоклеенные дела я держала под матрацем).

Вскоре я была у брата Алеши. Он жил и работал у дяди жены.

Как ни странно, мастерская по очистке заводского тряпья от масла, несмотря на большие налоги, была довольно прибыльной. Предприятие работало и день, и ночь. Непрерывно подъезжали автомашины, сгружали грязное тряпье и забирали чистое. Алексей был здесь на все руки ― и нарядчик, и грузчик, и истопник.

― А мне говорили, у меня сестра умная, и я этому верил! ― сказал брат, выслушав историю исчезновения Игоря. ― Вот проходимец! И ты хороша! Столько времени молчала!

― Мне было стыдно, ― сказала я, опустив глаза. ― И потом, я надеялась...

― Скажи пожалуйста! Она надеялась! А родня что ― по боку? ― сердито буркнул брат. ― Сколько не хватает?

Алексей занял у дяди Миши двести рублей. Счастливая, я позвонила Марселю и помчалась в банк, где накупила вожделенных марок. День на работе был, к счастью, неприемный, судья по делам уехал в Москву, и весь остаток дня и половину ночи я проверяла и оклеивала дела. Наконец прорыв был закрыт. Вздохнула с облегчением, но рано. На одно дело, принятое к производству еще в мае, марок не хватило, и на целых тридцать рублей. Пришлось написать истцам и ответчикам новые повестки, а дело спрятать под матрац до зарплаты.

Следующий день прошел спокойно. Суд заседал, я в канцелярии принимала заявления, выдавала приговоры, решения, готовила к ревизии документацию. Проверку «вещдоков» отложила на потом.

Утром, в одиннадцатом часу, в канцелярию вошли двое мужчин ― один повыше, другой потолще ― с серьезными неулыбчивыми лицами и предъявили удостоверения. И хотя в делах у меня был полный порядок, внутри все сжалось от страха.

Пока ждали перерыва в заседании (проверяющим полагалось представиться судье), гости расспрашивали меня о количестве и сложности поступавших к нам дел, много ли приговоров и решений отменяется по кассации. Мои ответы, осведомленность, память на фамилии и цифры, а также вовремя предложенный чай им явно понравились; когда пришел судья, на лицах ревизоров проступили подобия улыбок.

Проверка продолжалась три дня. По всем вопросам ревизоры предпочитали обращаться ко мне, что вызывало заметное раздражение судьи ― его сглаженный латышский акцент вдруг начинал топорщиться.

Заканчивался второй день проверки, когда нагрянула моя школьная «закадычная» подруга Ира Анискина. Поднялись ко мне. Ира, обнаружив на полках учебники, сказала:

― Когда же ты перестанешь глупостями заниматься?

Ира всегда посмеивалась над моим желанием учиться, а сама, веруя в свою красоту, чего у нее не отнять, отличалась суетностью желаний ― успех на танцах для нее был важнее собственной состоятельности.