Константин Феоктистов - Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

• Название: Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя
• Автор: Константин Феоктистов
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-9691-0016-1

Константин Петрович Феоктистов — инженер, конструктор космических кораблей, один из первых космонавтов.

Его новая книга — увлекательный рассказ о становлении космонавтики и о людях, чьи имена вписаны в историю освоения космоса. Но главная озабоченность К. П. Феоктистова — насущные проблемы человечества. Своими размышлениями о подходах к решению глобальных задач настоящего и ближайшего будущего делится с читателями автор.

---

Корабль был подготовлен и запущен 15 мая 1960 года. Вышел на орбиту и летал хорошо, команды принимал и выполнял, передавая на Землю вполне успокоительную телеметрию в течение четырех дней.

Я вернулся с космодрома в Москву. Начали работать в центре управления полетом, тогда разместившемся в НИИ-4. И вдруг на четвертый день с полигона пришла телеграмма: «В последние сутки отказал инфракрасный датчик системы ориентации, и спустить на нем корабль невозможно»! Побежал с Башкиным еще раз просмотреть телеметрию за прошедшие четыре дня. Сигнал с инфракрасного датчика, действительно, какой-то мутный, но изменений сигнала по сравнению с первым днем в работе датчика не обнаружили. И отправили ответ: все в порядке, изменений в телеметрии за последние сутки нет, будем спускать корабль с помощью инфракрасного датчика. Решение достаточно неосторожное, но ведь корабль все равно до Земли не долетит — он же без тепловой защиты! Если бы тепловая защита была, мы бы на следующий день провели испытания системы солнечной ориентации. А тогда приняли решение и запустили по радио программу спуска с использованием инфракрасного датчика. Тормозной двигатель включился, но корабль, вместо того, чтобы пойти на снижение, ушел на более высокую орбиту. Оказывается, телеметрия системы ориентации уже три дня действительно без изменений показывала… ее отказ. Сигнал, похожий на возможный, был только на первых двух витках. Но мы тогда в этом не разобрались. А ведь воспользуйся мы солнечной ориентацией, не загнали бы корабль вверх вместо спуска, не стали бы предметом заспинных насмешек. До сих пор расстраиваюсь, когда вспоминаю этот случай: самые болезненные воспоминания — это воспоминания о собственной глупости.

Королев делал вид, что все в порядке, и даже якобы обрадовался, увидев в этом случае доказательство будущих возможностей переводить корабли на другие орбиты, то есть маневрировать.

Рассказанная история имела анекдотическое продолжение. Через какое-то время (больше года) этот спутник за счет торможения в атмосфере, снизился, вошел в плотные слои атмосферы и сгорел. Но кое-что (в том числе железные бруски, установленные для имитации массы тепловой защиты) упали на Землю как назло вблизи какого-то американского городка! К счастью, никто при этом не пострадал. Американцы уже имели систему радиолокационного контроля околоземного пространства и правильно связали это падение с нашим первым кораблем без теплозащиты. И были, очевидно, в крайнем недоумении — зачем на будущем пилотируемом корабле установлены эти гигантские железные кирпичи с какими-то цифрами? На конгрессах по космосу они пытались вручить их представителям нашей страны. Уже тогда сложилось в нашей системе разделение труда: одни делают спутники, а другие, никакого к этому отношения не имеющие (типа Благонравова, Седова и т. п.), ездят на международные встречи представлять достижения. Ну и конечно, «представители» отреклись: «Нет! Нет! Это не наше. Не знаем». А потом привозили к нам фотографии этих брусков с какими-то цифрами, выбитыми на поверхности и спрашивали: «А что это?» С некоторым удовольствием наблюдали за их конвульсиями — представлять нас на встречах мы их не просили. Правда, их, возможно, и не спрашивали. Но раз взялись…

Уже следующий запуск корабля-спутника готовился по полной программе, да еще с пассажирами (собаками) на борту. Он был назначен на начало июля 1960 года. Солнечный день, небольшие облака, запуск. Уже через несколько секунд стало очевидно, что полет проходит ненормально, ракета летит явно неустойчиво, затем — разрушение, взрыв, пламя, обломки, падающие на землю. Я нашел газик и помчался к месту падения. Это было близко от старта, один-два километра. Вот он, спускаемый аппарат, разрушенный, сплющенный, еще дымящийся. Несчастные собаки на нашей совести. Они в полет не просились. Тяжелый удар. Но команда С.П. удар держать умела. На полигоне уже находился еще один беспилотный корабль. На нем должны были лететь Белка и Стрелка. Провели предпусковые испытания и 19 августа запустили. Уже через три-четыре витка стало ясно, что инфракрасный датчик местной вертикали (ИКВ) опять не работает. Сообщил об этом Королеву и Келдышу. Начался крик: «Где разработчики системы ориентации?! Почему они не докладывают? Где телеметристы?!» — «Да здесь же, вот Михаил Гаврилович Чинаев, разработчик электрической схемы системы ориентации, просто ему труднее с вами говорить». Чинаев, естественно, подтвердил: «ИКВ не работает». Опять крики: «Но что же делать? Может быть, можно как-то оживить?» Понятно, почему нервничает С.П. Он просто забыл, что у нас есть запасная система ориентации, и опасался что и этот полет закончится позорным «неспуском». Или вообще не знал, что у нас было зарезервировано все, что возможно зарезервировать. «Ну проведем завтра тест системы солнечной ориентации, проверим, как она работает, и через день или два проведем спуск с ее помощью!» Начальство начало оживать, вопросы, ответы. Однако Королев все еще как раскаленный утюг: «Зачем тест, какой тест?! Никаких тестов! Завтра спускаем» (побыстрее унести ноги!). Никакие убеждения не помогли. Госкомиссия, и Келдыш в том числе, поддержала его, и решили спускать корабль на следующий день, 20 августа.

Тут опять возникло очередное принципиальное расхождение. Инженер должен выжимать максимум из существующих в данный момент возможностей. Когда корабль на орбите, надо его «погонять», посмотреть, как он работает, обязательно провести тест системы ориентации, чтобы не повторять ошибку предыдущего полета, и только потом идти на необратимую операцию спуска с орбиты. Тут паника недопустима. Есть время, надо его использовать! По существу, к этому времени нам так и не удалось убедить С.П. в том, что мы нормальные грамотные инженеры, — он-то считал, что нам просто везет.

На наше счастье в этот раз все кончилось благополучно. Первые космонавты Белка и Стрелка вернулись на Землю. Где-то уже к ночи мы добрались сначала на самолете, потом на вертолете до шарика, приземлившегося в Северном Казахстане. Но собак уже не было: их увезли на аэродром к самолету. Как выглядели Белка и Стрелка сразу после полета, увидели уже только по телевидению, как и все в мире. Космический корабль начал летать. Для нас это было великое событие.

Еще в пятьдесят восьмом году, когда заканчивали первый отчет о возможности создания аппарата для полета человека на орбиту, начали мудрить, как именовать наше детище. Первоначально корабль назывался длинно: спутник Земли с человеком на борту, или объект ОД-2. Иногда вечерами, перед уходом домой, собирались и писали на листе бумаги различные варианты названия аппарата. Затем голосовали, подсчитывали баллы. Так родилось название космолет. Мы его использовали в тексте первого отчета. Когда показали отчет Королеву, он поморщился и заявил: «Не годится». Мы и сами чувствовали в этом определенную претенциозность. Все-таки нашему аппарату еще далеко было до эффектного названия космолет. Запасным названием у нас был космический корабль. Такое название аппарата для звездных путешествий уже «применялось» в фантастике. Начальство согласилось на «корабль-спутник».

Термин «корабль-спутник» прижился для беспилотных запусков. Слово спутник было тогда, после 1957 года, очень популярным. С началом пилотируемых полетов приставка спутник сама собой отпала. Слово космолет нам пришлось вычеркивать из нашего первого отчета.

Имя корабля «Восток» — возникло тогда же. Выписали на листе несколько названий, проголосовали. Получилось — «Восток». Почему «Восток»? Не помню. Наверное, и не мотивировали. Так же было потом с «Восходом», «Союзом». Королев, по-видимому, посмеивался про себя и позволял нам самим выбирать названия машин. А вот его преемник, резко отрицательно относившийся ко всей нашей деятельности, пресек это безобразие! Первую орбитальную станцию мы назвали «Заря». И это слово уже было написано крупными буквами на обоих боках станции, когда ее запускали. Но в сообщении ТАСС было к нашему удивлению объявлено, что станция называется «Салют». Так и осталось. Ну, если честно «Салют» не хуже «Зари», а в застолье так даже и лучше. Впрочем «Прогресс» и «Мир» тоже не ахти — просто «Восток», «Восход», «Союз», «Заря» — названия, к которым трудно подкопаться с идеологической точки зрения.

Полет второго беспилотного корабля можно считать этапным. Хотя он как-то быстро забылся. Видимо, потому что уже через восемь месяцев полетел «Восток» с Гагариным на борту, и этот августовский полет рассматривали как часть подготовки к нему. А между тем это был наш первый спутник с возвращением животных, и вообще с возвращаемым аппаратом.

Мы получили конкретное подтверждение того, что живое существо способно сутки пробыть в невесомости, окончательно приобрели уверенность в реальности полета человека на орбиту. После первого беспилотного полета предполагалось, что доработка конструкции корабля, особенно по системам управления и возвращения, к полету человека предстоит сложная и длительная.