ДЖЕМС САВРАСОВ - МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ

• Название: МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ
• Автор: ДЖЕМС САВРАСОВ
• Издательство: Изд-во ВСЕГЕИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-93761-168-0

Автор — человек яркий, самобытный, бескомпромиссный. В 1956 г. он, геолог-геофизик, волею судьбы оказался в Западной Якутии, более полувека отдал полюбившемуся ему краю, создал в г. Мирный замечательный Музей кимберлитов. В книге собраны его рассказы о людях, их делах и достижениях, о трудной геологической работе и счастливых песенных досугах, о грустном и радостном. Большой личный опыт и хорошее знание литературы дали ему обильный материал для глубоких размышлений об окружающем его мире. К сожалению, он не дождался выхода своей последней книги.

Книга не оставит читателей равнодушными, особенно геологов.

---

ШЕДШИЕ ВПЕРЕДИ

ГРИГОРИЙ ХАИМОВИЧ ФАЙНШТЕЙН: Я ЛЮБЛЮ ГЕОФИЗИКОВ[10]

— Люблю геофизиков! — таким восклицанием обычно приветствовал меня Г. X. Файнштейн, когда наши с ним дороги пересекались где-нибудь в Мирном, на косе Соколиной или в Иркутске.

Такое приветствие появилось у него после того, как однажды он побывал в одном многолюдном застолье с амакинскими геофизиками, как всегда проходившем в непринужденной дружеской обстановке, с обилием песен под баян и гитару, со стихами-экспромтами. Надо сказать, что у геологов-алмазников такие массовые компанейские встречи бывали реже. Большей частью они были разъединены по семьям, да и меньше случилось в их среде песенных и музыкальных талантов. У геофизиков же сложился дружный песенный коллектив еще тогда, когда они существовали в Нюрбе отдельной небольшой экспедицией от Западного геофизического треста. Да и позднее, когда геофизическую эспедицию поглотила Амакинка, в их коллектив неоднократно вливались песенные и музыкальные таланты выпускников МГРИ и других вузов. Григорию Хаимовичу, при его кипучей и общительной натуре, импонировало такое сообщество, и он этого не скрывал: Молодцы, геофизики!

Наши с Г.Х. приятельские отношения начались, пожалуй, с тех дней, когда он снимался в фильме какого-то залётного чешского режиссера. Почему первое кино про алмазников делал чех, а не наши киношники, осталось для меня загадкой, но это было так. Снимался фильм то ли в 1958 году, то ли годом позже, сейчас забылось. Я жил в одной из комнат только что построенного двухквартирного дома 200-й партии, которая отводилась под гостиницу. Ко мне подселили Г.Х. и Юру Хабардина, прилетевших в Мирный специально для киносъемок. До этого знакомство наше было шапочным, а за несколько дней совместного проживания мы почти что подружились.

Утром Г.Х. и Хабардин уходили на съёмки, где-то бродили по горящей тайге (специально поджигаемой!), импровизируя переходы через огонь с навьюченными лошадьми. Вечером приходили домой грязные, задымленные и от души матерились.

— Ни разу в такой передряге, как сегодня, мы не были, — возмущался как-то Файнштейн. — На работе такого не случалось! С чего бы это мы полезли в огонь?

Фильм, однако, должен был получиться хорошим. На фрагментах его было видно, как Коля Дойников (коллектор Файнштейна) ведёт упирающихся лошадей, как от огня чуть ли не тлеют вьючные сумы. К сожалению, в цельном виде фильм так и не появился. Возможно, его не запустили в прокат; всё же алмазы в те годы были полузасекреченными.

Запомнилась давняя встреча с Г.Х. в городе Якутск. По каким- то делам они с Хабардиным прилетели в столицу то ли с проектом, то ли с отчётом по своим работам. Жили мы в одном номере гостиницы «Тайга», что на улице Орджоникидзе («Лена» еще не была достроена). Жили в тесноте, но, как говорится, не в обиде. Попасть в «Тайгу» тогда было непросто, она была единственной гостиницей на весь город, но если кто из амакинцев заселялся, то остальные командировочные проникали в неё нелегально и жили иногда впятером в однокомнатном номере. Служительницы гостиницы смотрели на это сквозь пальцы. Таким путем и мы оказались с Г.Х. и Юрой в гостинице «Тайга».

Развлечений в те годы в Якутске не было считай что никаких. Русский театр вроде бы уже функционировал, но нам и в голову не приходило пойти в театр, никаких позывов к этому не появлялось. Ходили мы обычно по треугольнику: Геологоуправление — ресторан — гостиница. Иногда, правда, наведывались еще в баню, находившуюся поблизости. Так и в тот раз. Жили уже дня три или четыре. Геологические темы разговоров были на пять рядов перелопачены, и жилось нам скучно. Это обстоятельство и толкнуло Г.Х. на неожиданный для его возраста поступок: мы попали с ним на танцы!

Дело было так. В какой-то вечер после ужина в ресторане «Северный» (тоже в те годы единственном на весь город, если не считать ресторанчика в аэропорту) мы шли по городу и решительно не знали, куда себя девать. Но тут мне в голову пришла шутливая идея: а не пойти ли нам всем на танцы? Идея была не беспочвенная: в тот вечер я был приглашен знакомыми девчонками из лаборатории физических свойств в клуб МВД на какой-то концерт и последующие танцы. Туда я собирался направиться, но никак не предполагал, что на эту идею клюнет и Г.Х. Тем более, что на нём была обычная геологическая спецовка, кирзовые сапоги и неизменно на боку висящая полевая сумка (цивильную одежду в те годы он презирал). Но он вдруг согласился и решительно заявил: «Пойдем!»

Клуб МВД находился на улице Дзержинского. Туда мы и направили свои стопы. Завалились в клуб бесцеремонно, Г.Х. и Хабардин даже не стали раздеваться, уселись на скамейку около стенки зала, в котором уже вовсю резвилась молодёжь. Меня девчонки сразу же потащили танцевать, а Г.Х. с Юрой внимательно наблюдали, с кем это я танцую. Девчонки, правда, не прочь были вытащить и их на круг, но тут уж те застеснялись: все же в такой амуниции танцевать было не совсем прилично. Остаток того вечера прошел в гостинице без обычной скуки: Г.Х. и Хабардин живо обсуждали достоинства и недостатки, на их взгляд, моих партнёрш по танцам.

Перейдя работать в Иркутск, Г.Х. уже редко навещал алмазные края. Но в Иркутске мы стали встречаться регулярно; оттуда была моя жена, и по семейным обстоятельствам мне приходилось наведываться в этот город часто. Когда я заходил в его кабинет на четвертом этаже ВостСибНИИГГиМСа, где он работал, то слышал неизменное: «Люблю геофизиков!» Одно время он жил поблизости от института на улице Карла Маркса. Как-то зазвал меня на обед, познакомил с женой Галей и показал свой большой рабочий стол с тумбами и выдвижными ящичками.

— Здесь я буду работать над диссертацией, — сказал он, преисполненный, по-видимому, благих намерений. Но диссертация у него не состоялась: не тот он был человек, чтобы упорно сидеть над бумагами. А идеями его, без каких-либо ссылок, воспользовались после его смерти не очень чистые на руку сотрудники его лаборатории, считавшиеся его учениками.

В 1969 году, подсобрав свои материалы по магнетизму кимберлитов, я зашел к Г.Х. в институт. После его традиционного «Люблю геофизиков!» и обмена новостями я поведал ему о цели своего визита. Сказал, что собираюсь поступить в аспирантуру и имею с собой материалы к будущей диссертации. Хотелось их показать главному алмазнику Иркутска Одинцову. Не раздумывая долго, Г.Х. снял трубку и позвонил Михаилу Михайловичу. Сказал, что у него тут появился соискатель из Якутии, некто Саврасов, и неплохо бы посмотреть его материалы. Тут же договорились о встрече, и через пару часов мы уже были в кабинете у Одинцова. Встреча эта мне запомнилась на всю жизнь, как и сам Михаил Михайлович, здоровяк, за директорским столом в обширном и довольно прохладном кабинете.

Пока Файнштейн и Одинцов говорили о каких-то своих делах, я раскладывал на столах кабинета свои рисунки и прикнопливал чертежи. Мих. Мих. внимательно просмотрел рисунки, задал несколько вопросов и остался, видимо, материалами доволен. Особенно его заинтересовали включения траппов в кимберлите трубки Мир и оценка предполагаемого возраста интрузий, из которых они попали в кимберлит. Тут у них с Г.Х. разгорелась целая дискуссия. Да и я её подогрел, сообщив, что в трубке Мир трапповые породы только среднепалеозойского (по В. Л. Масайтису) возраста, с чем Мих. Мих. решительно не хотел соглашаться. После дебатов на эту тему Одинцов позвонил заведующему лабораторией кимберлитов Борису Михайловичу Владимирову и попросил его зайти. Когда тот появился в кабинете, Мих. Мих. без всяких околичностей предложил ему быть моим научным руководителем. Тот пробовал отнекиваться, дескать, он геолог, а не геофизик, и ему несподручно быть руководителем геофизической работы. Но Мих. Мих. не стал слушать возражений: «Ерунда! Справишься!»

Ровно через год я уже вышел на Ученый совет ИЗК с защитой своей диссертации. Учёный совет вел Одинцов. На заседании рассматривались сразу две кандидатские. Напарник мой был из Инстатута геохимии. Моя защита прошла довольно быстро, а его затянулась, и я долго переживал за свою оценку. Хотя Г.Х. меня и подбадривал: «Не волнуйся, всё нормально!»

После защиты главная моя забота была загрести на банкет возможно большее число членов Ученого совета. И обязательно председателя, Михаила Михайловича Одинцова, которого мой напарник мог перехватить. В конечном итоге Мих. Мих. все же оказался за нашим столом, возможно, не без помощи Григория Хаимовича, принимавшего самое активное участие в подготовке банкета.

Тогда ещё не было запрета на этот вид благодарности от соискателей членам ученых советов после защиты диссертаций. Банкет готовился открыто в столовой института. Дверь из вестибюля в столовую была стеклянной и члены Ученого совета, прогуливаясь в перерывах по вестибюлю, могли видеть сервировку стола через стеклянную дверь. Там шаманил Игорь Кузьмич Шалаев, мой друг и старый работник 200-й партии Амакинки. Расставлял на столах наши с трудом добытые (такое было время!) спиртные запасы, и даже бутылки с коньяком, которые он ухватил где-то за городом, потому что коньяк в магазинах Иркутска достать было невозможно.