ДЖЕМС САВРАСОВ - МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ

• Название: МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ
• Автор: ДЖЕМС САВРАСОВ
• Издательство: Изд-во ВСЕГЕИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-93761-168-0

Автор — человек яркий, самобытный, бескомпромиссный. В 1956 г. он, геолог-геофизик, волею судьбы оказался в Западной Якутии, более полувека отдал полюбившемуся ему краю, создал в г. Мирный замечательный Музей кимберлитов. В книге собраны его рассказы о людях, их делах и достижениях, о трудной геологической работе и счастливых песенных досугах, о грустном и радостном. Большой личный опыт и хорошее знание литературы дали ему обильный материал для глубоких размышлений об окружающем его мире. К сожалению, он не дождался выхода своей последней книги.

Книга не оставит читателей равнодушными, особенно геологов.

---

Вторым обстоятельством, осложнившим поиски, было то, что она оставляла мало следов. На ней были кроссовки, поэтому она старалась идти по сухим местам, чтобы не замочить ноги. А в сухих местах отпечатков обуви практически не остается.

Третьей причиной и, пожалуй, даже основной, была гордыня, смешанная со стыдом. Косорукова стремилась вернуться в лагерь непременно самостоятельно, стыдясь своей ошибки. И первое время она даже пряталась от искавших ее вертолетов. Об этом она поведала начальнику экспедиции лишь при прощальной беседе.

Нельзя сказать, чтобы она была совсем уж несообразительной. При ней были спички и лупа. Но отсутствие опыта привело к тому, что спички она замочила в первую же ночь. А попытка через лупу зажечь бересту успехом не увенчалась: береста от солнечных лучей не загорается. Разжечь же сухой трухлявый пень ей не приходило в голову. В лесу она, естественно, искала что-нибудь съестное. В основном это была прошлогодняя брусника. Пыталась она есть и старые засохшие грибы, но, пожевав, выплевывала, поскольку этот природный продукт совершенно несъедобен.

После того как поиски благополучно закончились, в камералке экспедиции разгорелись бурные дебаты по вопросу, кто должен идти в геологию. Коллектив раскололся на два непримиримых лагеря. Одни говорили, что таких чувих гнать надо подальше от геологии. Еще не кончила техникума, а уже принесла огромные убытки приютившей ее экспедиции. Семьдесят человек, занятых на поисках, были оторваны от работы, от своих личных дел, вымотались в тайге. Потрачена масса вертолетных часов, что в ущерб плановым работам экспедиции. Другие рассуждали примерно так: люди с таким здоровьем, с такой выносливостью — клад для полевой геологии. Только такие в тайге и нужны. А первая ошибка пойдет ей впрок, не будет ее больше водить леший по лесу.

Спорщики затихли понемногу, не приходя к единой точке зрения. А о дальнейшей судьбе Косоруковой ничего неизвестно: прижилась она в геологии или нет. Вероятнее всего родители не пустили ее по этой стезе. Слишком много они пережили за эти 25 дней.

За настойчивые, хорошо организованные и успешные поиски потерявшегося в тайге человека начальник экспедиции, начальник геологического отдела, начальник партии и начальник отряда были... наказаны.

ГРОБ НА «ЧАЙКЕ»

Около прииска Депутатский есть небольшая возвышенность, в недрах которой когда-то разведывалось кварц-касситеритовое месторождение. Рудник получил название Чайка. В разведочных целях еще в пятидесятые годы здесь были пройдены две или три горизонтальные выработки-штольни, к середине шестидесятых годов заброшенные и в приустьевых частях обледенелые.

В 1966 году аэромагнитная партия Амакинской экспедиции вела договорные работы с Янским райГРУ. Целью работ было геологическое картирование и оценка возможностей аэромагнитного метода для поисков коренных месторождений олова и вольфрама. Отряд физических свойств обеспечивал интерпретаторов аэромагнитных карт сведениями о магнитных свойствах касситеритовых руд и вмещающих их геологических образований.

Чтобы набрать представительный материал для исследований, нам надо было попасть в упомянутые выше заброшенные разведочные штольни. После некоторых колебаний руководство разведочной партии разрешило нам побывать в них. Заполучив планы выработок, мы поднялись к устьям штолен и попытались проникнуть внутрь. Как уже упоминалось, штольни были пройдены лет десять назад, и устья их затянуло льдом. В одну из них попасть мы не могли совсем, в другую оказалось возможным, но с немалым трудом. Образовавшаяся наледь оставляла только узкий пролаз между льдом и кровлей выработки. Изощряясь, как спелеологи, порвав кое-где на себе одежду, пролаз этот мы преодолели. Наледь простиралась метров на десять, а далее открывалась обширная выработка шириной около трех метров и высотой до двух с половиной. Почти как в московском метро. Крепь в штольне практически отсутствовала. Горные породы были настолько прочными и монолитными, что при проходке штольни в ней не было необходимости. Условия для отбора образцов имелись поэтому великолепные. Мы осмотрели приустьевую часть штольни и принялись за работу.

Электричества в штольне, естественно, не было. Пользовались мы свечами в стеклянных банках и фонариками. Впрочем, батареи у фонариков скоро сели, но свечи исправно служили нам несколько часов.

В полусотне метров от входа мы обнаружили крутопадающие жилы касситеритовых руд. Тех самых, ради которых проходились разведочные выработки. В стенках и потолке штольни жилы смотрелись многоцветьем отраженных от свечек огней и были очень красивы. Образцы руд, вынесенные нами наружу, тоже были красивы, но такой игры огней даже при солнечном свете в них не наблюдалось. Впрочем, нам было не до красоты, предстояло в холоде штольни работать.

Отбивать образцы в монолитных породах не так просто. Тем более, разнообразие руд и вмещающих пород было таким, что глаза разбегались и хотелось отобрать как можно больше разновидностей геологических образований. Работа затянулась надолго, в штольне мы находились шесть или семь часов. И промерзли, конечно, основательно. Хотя одеты и обуты были тепло: в ватниках, в валенках с шерстяными носками, в шапках-ушанках и в меховых рукавицах. Но температура в штольне была минусовой, где-то около 10—12 градусов (температура вечной мерзлоты в Верхоянье), поэтому к концу работы мы промерзли насквозь.

Упаковав и уложив собранные образцы в рюкзаки, мы двинулись к выходу. Подойдя ближе к устью штольни, мы не увидели просвета между наледью и кровлей. А просвет должен был быть, снаружи всё же полярный день. Да мы и видели этот просвет отчётливо, когда уходили в глубину выработки. Что за чёрт! Вход в штольню явно кто-то закрыл и замуровал нас. Дверей у входа в штольню не было, просто так закрыть её было нельзя. Значит, кто- то сознательно загородил нам выход. Недобрые чувства стали закрадываться в наши души. Вспомнился индеец Джо в известной повести Марка Твена.

Надо заметить, что у штольни было два выхода, и мы об этом знали. Но выход в противоположном её конце был закрыт наглухо; там располагались продуктовые склады местного ОРСа; штольня использовалась как природный холодильник. Во всяком случае выйти через орсовские склады не было никакой возможности.

Скрывая друг от друга тревогу (в штольне со мной был наш сотрудник Алексей Хлебунов), мы стали карабкаться ближе к выходу. Что же это там за препятствие? Привыкшие к темноте глаза стали замечать светящиеся щелочки около стенок пролаза; выход все же не был закупорен полностью.

Медленно с трудом продвигаемся ближе к закрывшему выход препятствию. Впереди ползёт Алексей, таща за собой тяжеленный рюкзак. Наткнувшись на препятствие, он долго там возится, определяя, видимо, что же там загородило нам выход. Наконец, вместо чертыханья и мата я слышу:

— Гроб мы с тобой заказывали?

— Какой еще гроб, что ты мелешь?

— Да гроб тут стоит и тяжеленный. Я его не могу сдвинуть с места.

Действительно, проход был загорожен гробом, и гроб был явно с тяжелым содержимым. Мистика какая-то! Мы не сразу сообразили, зачем тут оказался гроб и почему именно в то время, когда мы были в штольне.

Но делать нечего, надо было как-то выбираться. Мы поочередно стали расшатывать гроб, пододвигать его, используя геологические молотки как рычаги. С большим трудом, пообломав ручки молотков, мы все же вытолкнули гроб из узкого пролаза наружу и выбрались сами. Гроб затолкали обратно.

В камералке геологов мы не стали рассказывать об этой странной истории, и пенять (а о нас они попросту забыли!), почему нас замуровали в штольне. Но поинтересовались, не было ли где в округе несчастного случая со смертельным исходом. Оказывается, был. В одной из полевых партий погиб человек; то ли имела место «бытовуха», то ли случилось что-то на производстве. Пока ситуацию выяснял следователь, гроб с его телом вывезли в поселок Депутатский и поместили в пустующую штольню, куда более холодную, чем любой морг. О нас никто из геологов не вспомнил.

Надо было еще благодарить Бога, что вход в штольню не забили досками. А то бы пришлось нам разделить участь того, кто лежал в гробу.

Такая вот история. Нет-нет да и возникает в памяти наша возня с гробом в темноте штольни.

Б-р-р!

ШКУРА ЗАЙЦА

Когда в тайгу попадают люди, к ней непривычные, особенно если это для них впервые, то старым таежникам-геологам бывает истинное удовольствие за новичками наблюдать, а иногда их и разыгрывать. А если ещё новичок попадается с каким-то гонором, что-то воображает, а не учится, как вести себя в тайге, то над такими, бывает, и зло подшучивают. Впрочем, к настоящему рассказу сие не относится, шутка над новичком была просто добродушной и весёлой.

С нашим отрядом напросился в тайгу один сотрудник института, кандидат наук, сугубо городской житель, в лес ходивший разве что в окрестностях Мирного за ягодами и грибами. Он не умел даже развести костер, не говоря уже о том, чтобы приготовить на костре какую-либо пищу. Ни охотником, ни рыбаком любителем не был, ондатру и зайца видел разве что только по телевизору.