Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

• Название: Аль-Амин и аль-Мамун
• Автор: Джирджи Зейдан
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

В историческом романе «Аль-Амин и аль-Мамун», написанном в 1906 г. известным египетским писателем-просветителем Джирджи Зейданом (1861–1917), изображены события, связанные с борьбой за престол между сыновьями знаменитого халифа Харуна ар-Рашида в IX веке.

---

Известие о том, что на Маймуну обрушилась такая беда, отозвалось болью в сердце Сельмана, но он постарался не показать виду:

— Я не отрицал того, что она там жила, я только сообщил ему, — при этих словах он указал на Ибн аль-Фадля, — что она покинула аль-Мадаин. Тогда девушка еще не остановилась во дворце аль-Мамуна, но если бы он спросил позднее, где она, то я уведомил бы его об этом немедленно. А я, со своей стороны, хотел привести ее сюда по собственной воле с помощью моей священной книги. И к чему было торопиться!

Он был раздосадован тем, что визирь силой заставил несчастную девушку покинуть дворец аль-Мамуна.

— Воспитательница Зейнаб вела себя крайне неучтиво, — заметил аль-Фадль, — когда ничего не ответила моему гонцу. Но, может быть, она не знала, что эта девушка, как и вся ее семья, находится в опале? Ведь она осталась жива и до сих пор свободна лишь потому, что приглянулась моему сыну!

Глава 47. «Она пришла не одна…»

В это время в дверях появился слуга и доложил:

— Посыльный великого визиря просит принять его.

— Пусть войдет, — приказал аль-Фадль, а затем, повернувшись к присутствующим, пояснил: — Этого человека я послал с отрядом солдат во дворец аль-Мамуна. Сейчас мы узнаем, какие вести он нам принес.

Вошел посыльный, учтиво поклонился. Это был гонец по особым поручениям.

— Ну, какими новостями ты нас порадуешь? — спросил аль-Фадль.

— Смею ли я говорить при всех?

— Говори. Вы привели девушку?

— Да… Но она пришла не одна…

— А с кем же?

— Вместе с ней пожаловала госпожа Умм Хабиба, дочь престолонаследника.

— Господи помилуй! — вырвалось у аль-Фадля. — Как же это случилось? Разве кто-нибудь давал вам подобный приказ?

— Нет, такого приказа не было. Да мы и сами были не рады, что она решила пойти с нами. Но что оставалось делать, когда она вцепилась в Маймуну и закричала, что раз мы уводим ее гостью, то непременно должны взять и ее.

— Неужели вы не могли от нее отделаться? — недоумевал аль-Фадль.

— Увы, мой господин, — развел руками посыльный, — она так подружилась с этой девушкой, что никак не желала с ней расстаться. А на наши просьбы и уговоры не обращала никакого внимания и даже требовала, чтобы мы убирались восвояси. Вот нам и пришлось привести сюда их обеих, да еще и наставницу Дананир.

— И Дананир тоже? — оторопело спросил аль-Фадль.

— Да, господин, — подтвердил гонец, — она бросилась на копья воинов с криком, что лучше умрет, чем выдаст свою гостью. Потому они и явились втроем.

— А где же они сейчас? — осведомился аль-Фадль.

— На женской половине, — ответил посыльный, — и Умм Хабиба требует, чтобы ей дали увидеться со своим дядей.

Лицо аль-Фадля вытянулось от изумления — дело принимало нежелательный для него оборот. Но он знал силу своей власти над аль-Амином и был уверен, что если все представить в ином свете, а именно, открыть эмиру, что эта девушка является дочерью опального визиря Джафара Ибн Яхьи и что он, аль-Фадль, решил схватить ее с единственной целью — выдать аль-Амину, то тот не усмотрит в его поступке ничего дурного.

Аль-Фадль поднялся и, уже собираясь уйти, обратился к Ибн Махану:

— Правду говорят: семь раз отмерь, один отрежь. Спроси мы раньше совета у Садуна, не пришлось бы нам сейчас так туго. Но ничего, даст бог, все обойдется благополучно.

Визирь повернулся к прорицателю и сделал прощальный жест. Садун с выражением благодарности на лице склонил голову. Теперь он мог не волноваться за Маймуну: ведь с ней пришла Умм Хабиба. Если аль-Амин узнает о приходе своей племянницы, то это оградит Маймуну от преследований Ибн аль-Фадля. Когда Садун выходил из залы, солнце уже скрылось за горизонтом и были зажжены большие свечи, называемые свечами Мухаммеда аль-Амина.

В это самое время в просторной приемной зале дворца аль-Амин, окруженный придворными и певицами, предавался безудержному разгулу. Посреди залы был устроен бассейн, пополняемый свежей водой из труб, концы которых походили на змеиные головы. Вокруг бассейна были высажены кустики базилика. Около них расположились сотрапезники эмира и певицы. Прислуживали им и разносили вино молодые евнухи. По прихоти аль-Амина они были одеты в женские наряды, поражавшие своей роскошью, и, чтобы довершить сходство с женщиной, волосы каждого юноши были распущены по плечам. А красавицы рабыни, из числа тех, что подарила эмиру его мать, Зубейда Умм Джафар, сидели, наряженные в костюмы мальчиков. Чрезмерная страсть аль-Амина к приобретению евнухов, которых поставляли в Багдад из самых отдаленных стран, требовала огромных расходов.

Сам аль-Амин был одет в платье, специально предназначенное для подобных оргий: сверкавший драгоценной отделкой костюм желтого цвета ослеплял своим блеском, на голове красовалась переливавшаяся всеми цветами радуги чалма. Ложе из эбенового дерева, на котором восседал эмир, было инкрустировано слоновой костью, а стол, стоявший перед ним, ломился от разного рода яств, напитков и благовоний. Запах мускуса и ароматных смол исходил от стола и заполнял собой все пространство залы. Веселье было в полном разгаре, как вдруг к аль-Амину подошел слуга и шепнул:

— Дочь престолонаследника просит принять ее.

От столь неожиданного известия аль-Амин пришел в замешательство и переспросил, надеясь, что ослышался:

— Ты говоришь о дочери моего брата?..

— Именно так, мой повелитель, — последовал ответ.

Аль-Амин совсем растерялся, он не мог сообразить, каким образом ему выпутаться из этой щекотливой ситуации. Ему не хотелось, чтобы Зейнаб застала его в столь непристойном виде. Несмотря на высокое положение и власть, он чувствовал робость перед этой девочкой-подростком, расположение которой, казалось, можно было снискать, подарив ей румяное яблоко или же нарядную куклу.

Нравственная чистота и воспитанность обладают огромной силой, потому что человеческая душа более подвластна обаянию скромности и учтивости, нежели напору грубой силы или же принуждению. Именно поэтому человек высоконравственный почитается равно как умными людьми, так и глупцами. Человек порочный, сколь бы ни велика была его власть, все же сохраняет в глубинах своей души, давно уже погрязшей в грехе, чувство благоговения перед людской добродетелью. Многие грешники все же стыдятся своих поступков, хотя они и сбились со стези добродетели: они несчастны всякий раз, когда их причисляют к нечестивцам. Являясь сильными мира сего, в глубине души они испытывают робость и неуверенность в себе. Когда нужно проявить человечность, они малодушны, хотя и показывают чудеса храбрости на поле боя, и их одолевает трусость, хотя они и вершат судьбами мира. Человек согрешивший и не страшащийся ни суда земного, ни суда небесного, осужден на вечные муки самоунижения и стыда за свои поступки, дабы он мог убедиться, что преступил каноны нравственности, не говоря уже о благочестии и набожности. Даже самая зачерствелая душа, у которой нет страха перед божьей карой и которая потеряла всякую надежду на райское блаженство, боится одной, не сравнимой ни с чем в этом мире, вещи… Она боится того, «что о ней говорили и что могут сказать», хотя никому от людских слов нет ни вреда, ни пользы. Но такова уж человеческая природа, боящаяся злой славы, и не будь среди людей понятия «доброе имя», превратились бы все они, за исключением немногих наиболее набожных, в подобие животных, которые только и могут, что есть да спать.

Вот почему аль-Амин, этот человек, погрязший в распутстве и беспробудном пьянстве, понимавший, что он, несмотря на бесчисленные увещевания со всех сторон, продолжает грешить, попирая законы шариата[55] и общественное мнение, — этот самый человек устыдился юной девушки, зная чистоту ее сердца и непорочность души, и в нем проснулось желание сохранить свое достоинство.

После того как аль-Амину сообщили, что дочь его брата просит принять ее, он долго колебался, прежде чем что-нибудь ответить. Он стеснялся встретить племянницу в обществе своих сотрапезников, но принимать ее в другом месте он, повелитель тысяч рабов, обладатель высшей власти, халиф, считал унизительным. Отказать он ей не мог, сейчас ему было не под силу придумать подходящий предлог.

— Пусть войдет дочь моего брата, — наконец решился ответить аль-Амин на просьбу Зейнаб.

Глава 48. Беседа с Зейнаб

Аль-Амин поставил на стол недопитый кубок и постарался принять самый благопристойный вид, какой только может быть у человека, сидящего в столь веселом обществе. Он сделал жест рукой в сторону евнухов и рабынь, и они тотчас исчезли. Заметив это, сотрапезники отпрянули от стола, шумная беседа внезапно оборвалась. Все притихли, боясь шелохнуться. На лицах появилось выражение учтивой скромности.