Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

• Название: Аль-Амин и аль-Мамун
• Автор: Джирджи Зейдан
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

В историческом романе «Аль-Амин и аль-Мамун», написанном в 1906 г. известным египетским писателем-просветителем Джирджи Зейданом (1861–1917), изображены события, связанные с борьбой за престол между сыновьями знаменитого халифа Харуна ар-Рашида в IX веке.

---

Но вот долгое ожидание было вознаграждено: внезапно Маймуна увидела, что к ним направляется слуга. По лицу его было видно, что он собирается о чем-то доложить. Маймуна вскочила с места, но тут же себя одернула: а вдруг слуга этот явился к Дананир по каким-нибудь хозяйственным делам? Она сделала вид, что поднялась просто так, безо всякого умысла, и стала не спеша прогуливаться по комнате, стараясь все же держаться поближе к двери.

— Сельман, слуга лекаря, у ваших дверей, госпожа, — объявил с поклоном слуга.

От этих слов у Маймуны вновь заколотилось сердце, а на лице вспыхнула радость.

— Пусть Сельман войдет, — сказала Дананир, — быть может, он обрадует нас вестью о скором возвращении своего господина. Ах, как тот нам сегодня нужен!

Через минуту появился Сельман, на этот раз в своей обычной одежде. Маймуна с волнением следила, как он, тяжело ступая и всем своим обликом выражая глубокую печаль, подошел к порогу и застыл в почтительном поклоне, ожидая позволения войти.

— Что за весть ты принес нам, Сельман? — заговорила Дананир. — Видишь, какое несчастье нас постигло!

При этих словах слезы подступили ей к горлу.

Не поднимая головы, Сельман переступил порог и, приблизившись к Зейнаб, низко склонился перед ней, как бы намереваясь поцеловать руку. Казалось, он тоже с трудом сдерживает слезы.

— О, несчастье поистине огромно, госпожа! — сказал он, обращаясь к Дананир и изображая на лице крайнее уныние. — Кончина эмира верующих — тяжелый удар для всех его подданных! Да продлит господь дни аль-Амина и его потомства, сделав нашего господина лучшем преемником своего прославленного отца!

Он всхлипнул и отступил, пятясь в угол комнаты.

Дананир поманила его к себе и приказала сесть.

— Ты видел сегодня нашего лекаря?

— Нет, госпожа. Не видел его с тех пор, как мы вчера расстались. Я думал, он уже здесь.

— Нет, Сельман, он не приходил. Мы давно ждем его, — видишь, госпожа нездорова и не желает никого видеть, кроме него, — в голосе Дананир прозвучал упрек.

— Отсутствующий оправдается тогда, когда вернется. Да он не задержится! Ведь обещал же господин быть сегодня…

— Так ты не знаешь, куда он уехал? — оборвала Сельмана Дананир.

— Конечно, нет. Разве ведомо кому-нибудь, куда он уезжает и откуда возвращается?

— Мы уже привыкли, что он бросает нас на день или на несколько дней, а потом появляется, однако теперь…

— А ты не думаешь, что он у себя дома, в аль-Мадаине? — вмешалась в разговор Аббада.

Пожав плечами, Сельман поднял брови и возвел глаза к небу, всем видом показывая, что никак не причастен к поступкам господина, что не имеет о них ни малейшего представления.

Стеснительность мешала до сих пор Маймуне вмешаться в разговор, но желание узнать, где ее милый, оказалось все же сильнее.

— Я уверена, что он сейчас в аль-Мадаине, — с притворным равнодушием обронила она, стараясь, чтобы ее слова звучали как можно спокойнее. — Небось закрылся на все запоры и занимается своей алхимией. А может, сокровища выкапывает — ведь идет про него такая молва…

Однако, несмотря на все свои старания, девушка покраснела. Взгляд ее упал на Дананир, и она заметила, что та с усмешкой за ней наблюдает. Это окончательно смутило Маймуну, она поспешно опустила глаза и отошла в сторонку, где, усевшись па подушку, принялась расправлять свое покрывало.

— Люди подозревают моего господина в дурных поступках, — сказал Сельман, обращаясь к Аббаде. — Но в доме своем он уединяется только, чтобы заняться медициной или философией. Если бы я был уверен, что он сейчас в аль-Мадаине, то немедля отправился бы за ним и привез сюда. Но, думаю, он и сам скоро будет. А уж если не приедет до завтрашнего утра, начнем его искать и в аль-Мадаине и в других местах.

Дананир, однако, продолжала беспокоиться. Она понимала, что нужно как можно скорее утешить Зейнаб, а также успокоить Маймуну. Что ж, придется ей, Дананир, помочь бедной девушке.

— Будь добр, — попросила она Сельмана, — все-таки непременно разыщи своего господина до наступления вечера.

— Я подчиняюсь приказу госпожи, — Сельман с поклоном стал пятиться к двери. — Возможно, я принесу вам весть о нем этим же вечером или завтра утром.

Дананир поблагодарила его и взглянула на Маймуну — в глазах девушки светилась благодарность. Дананир улыбнулась.

— Ну что, я правильно поступила? — обратилась она к Аббаде.

— Если Сельман занят другими делами, то я сама поеду за Бехзадом в аль-Мадаин, — внезапно отозвалась Умм Джафар. — Дом его нам известен и дорога туда легкая. — Она поправила волосы и предложила: — Отчего бы нам не поехать туда немедля?

При этих словах бабки Маймуна просияла: исход дела как нельзя лучше отвечал ее желаниям; Аббада словно прочитала мысли, которые девушка не смела высказать вслух.

Хотя Сельман пообещал, что отправится на поиски Бехзада, в действительности же он торопился к Ибн аль-Фадлю, как они ранее договорились. Такой поворот событий необходимо было использовать: сын визиря мог оказаться полезным для того дела, ради которого Сельман сюда прибыл. С другой стороны, не было никаких причин беспокоиться об отсутствующем хозяине — известно, что у него много разных дел. Вслух он, однако, только сказал:

— Ну, я пошел разыскивать господина, — и вышел из залы.

Глава 25. Ибн аль-Фадль

Покинув встревоженных женщин, Сельман сменил платье и вышел из дворцовых покоев. Во дворе он оседлал мула и поехал во дворец аль-Фадля Ибн ар-Рабиа, который находился в ту пору в ар-Русафе, на восточной окраине Багдада, и фасадом был обращен на улицу аль-Мейдан. Прежде он был дарован ар-Рашидом Аббаду Ибн аль-Хасибу, потом перешел к аль-Фадлю Ибн ар-Рабиа, поселившемуся в нем со всем своим семейством.

Несмотря на то что дворцы аль-Фадля и аль-Мамуна — оба находились на восточной окраине Багдада, расстояние между ними было значительное. Садун поехал через весь аль-Мухаррем и оказался у рынка ас-Суляса. Здесь начиналась улица аль-Мейдан, протянувшаяся через ар-Русафу в Шемассию, — там она называлась улицей аль-Хадыр. На рынке торговали изделиями из фарфора, дорогой посудой и прочей столовой утварью.

Только к закату добрался Садун до ворот дворца аль-Фадля. Сын визиря ждал его. Стражникам было приказано немедленно пропустить во дворец богослова Садуна; наружность его им описали. И не успел Садун спешиться, как к нему подскочил стражник.

— Богослов Садун? Пожалуйте за мной. Господин ждет вас.

Садун последовал за стражником. Он степенно шествовал по садовой дорожке, опираясь на посох и бормоча себе под нос то ли стихи, то ли заклинания. Второй стражник кинулся вперед, чтобы известить хозяина о прибытии прорицателя. Сад кончился, они подошли к внутренним воротам дворца. Внезапно в дверях появился Ибн аль-Фадль, вышедший лично встретить своего гостя. Любезно поздоровавшись с богословом, он взял его под руку и повел за собой через галерею и приемную залу в свои личные покои, куда допускались лишь самые близкие приближенные.

В зале, куда они попали, стояла низкая тахта и подле нее два кресла; пол был устлан дорогим ковром, по углам расставлены высокие подсвечники со множеством свечей, уже зажженных в этот поздний час.

Ибн аль-Фадль уселся на тахту, пригласив богослова занять одно из кресел. Садун сел, не переставая что-то бормотать; он крепко прижимал локоть к своему боку, словно придерживая им под джуббой нечто необычайно ценное. Устроившись поудобнее, он извлек из-за пазухи шелковый платок с завернутой в него книгой. Затем не спеша развязал платок и с величайшей осторожностью разложил книгу у себя на коленях. Время оставило свой след на переплетенных свитках старого пергамента. Ибн аль-Фадлю были со своего места видны странные письмена, прочесть которые, кажется, было не под силу ни человеку, ни джинну.

Через некоторое время Садун сделал вид, что закончил чтение. Он протер лицо ладонями по направлению от лба к щекам и лишь тогда обратился к Ибн аль-Фадлю и поблагодарил его за радушный прием.

— Добро пожаловать, да будет тебе здесь приятно, — отозвался хозяин с улыбкой. Он рассчитывал своим любезным отношением расположить к себе богослова, чтобы тот открыл ему некоторые тайны.

— Ты уже оказал мне почет сверх всякой меры, о визирь! — улыбнулся богослов, быстро понявший, чего Ибн аль-Фадль от него хочет.

Ибн аль-Фадль насторожился: ясновидец неспроста называет его визирем, верно, сумел проникнуть в будущее. Чтобы удостовериться в этом, он сделал вид, что не понимает:

— Ты называешь меня визирем, но ведь визирь — это мой отец!

— Сын визиря — сам визирь, мой господин, — послышался туманный ответ. — Но переходи же к сути дела, я готов внимать тебе.

— Раз ты назвал меня визирем, — не унимался Ибн аль-Фадль, — то я теперь буду звать тебя главным придворным прорицателем.