Патрик О'Брайан - Военная фортуна

• Название: Военная фортуна
• Автор: Патрик О'Брайан
• Жанр: Исторические приключения

«Цельно… увлекательно… захватывающе»

Джон Бэтлет и Айрис Мердок

---

Корвет поднялся уже значительно севернее тропика Рака, когда фантастическое везение на ветер изменило ему. Юго-восточный пассат имел в своем составе слишком незначительную долю «южности», поэтому «Ля Флеш» оказался ближе к Бразилии, нежели рассчитывал, когда ветер стих, оставив корабль качаться на крупной зыби под солнцем столь огромным, столь близким и столь палящим, что даже к исходу ночи металл орудий еще обжигал руку.

Через неделю такой пытки, когда все воспоминания о холоде обратились в прах и даже ощущение легкой прохлады отошло в область воображаемого, со стороны экватора, то есть прямо противоположной их желаниям, потянул ветерок. Паруса снова наполнились, корабль ожил и пришел в движение. Теперь Уорнер растрачивал все свое умение, а перегревшиеся матросы — весь свой пыл, чтобы медленно пробиваться к норду.

Первый лейтенант делал это с искусством, заслужившим восхищение всех, кто, вроде капитана Обри, мог оценить его усилия, но остававшимся незамеченным для Стивена и Маклина, которые понятия не имели о таких вещах. У докторов в лазарете на руках имелось несколько любопытных случаев солнечного ожога наряду с привычными недугами, проявившимся у тех из матросов, что не напрасно потратили краткие моменты дозволенного или украденного досуга в Саймонс-тауне. Но больше всего ученых поглощало то, что еще не успело сгнить и разложиться в форпике: кости, по преимуществу, просоленные шкуры, мелкие животные или органы, помещенные в алкоголь. Теперь все было хотя бы занесено в каталог и более-менее подробно описано. Маклин оказался фанатичным каталогизатором и на удивление ловким прозектором, да и вообще неутомимым, самоотверженным работником. После целого дня жары такой нестерпимой, что расплавленная смола капала с рангоута, а палубные швы под ногами вскипали пузырями — это после двадцати таких дней подряд, когда все корабельные шлюпки приходилось буксировать за кормой, чтобы они не рассохлись — Стивен оставил коллегу в частном его логове, заниматься вскрытием зародыша ушастого тюленя, сокровища из самой большой банки со спиртом. Хотя этот тюлень принадлежал, вероятно, к неизвестному науке виду, которому предстояло получить наименование Otaria macleanii и покрыть своих первооткрывателей неувядаемой славой, Стивен не мог больше выносить густой смеси из табачного дыма — Маклин работал, не выпуская изо рта трубки, — паров алкоголя и духоты, скопившейся в непроветриваемом помещении, и это после поданного за обедом горохового пудинга. Пожелав шотландцу доброй ночи, посоветовав не перетруждать глаза и получив в ответ рассеянное «угу», Мэтьюрин выбрался по трапу на палубу.

Вахта сменилась уже давно и на корабле царила тишина. Он скользил под одними марселями, рассекая невысокие пологие волны со скоростью узла в два. На вахте стоял штурман, а он был не из тех, кто мучает матросов упражнениями с кливером и стакселями после дня изнурительной работы по очистке заросших щетиной из водорослей бортов ради ничтожной прибавки в скорости. Освоившись с темнотой, Стивен различил его фигуру рядом с квартирмейстером у штурвала, тускло освещенного фонарем нактоуза. Немного далее, у гакаборта, Джек изучал с мичманами звезды, слышался высокий голос Форшоу, перечисляющего светила Южного Креста. Какие звезды! Молодая луна зашла, и они сияли на бархате неба, подвешенные, доктор готов был поклясться, на различной высоте, а Марс выделялся на их фоне красным пятном. От моря тянуло некоей свежестью, влажные пары казались прохладными даже, и Стивен пошел вперед по середине палубы, где прежде стояли шлюпки и где теперь расположились спящие или по меньшей мере дремлющие матросы, укрывшиеся с головой бушлатами. Лавируя между них доктор дошел до бака, потом осторожно добрался по бушприту до блинда-рея. Тут он развернулся, устроился поудобнее и отдался размеренным движениям корабля, глядя то на призрачный фор-марсель, то поднимая взор до клотика, описывающего между звезд замысловатые кривые, то опуская до водореза, рассекающего с легким белым свечением темное море. Неумолчно повизгивали, как живые, блоки, поскрипывало и потрескивало дерево корпуса, шипела, журчала и струилась вода. Стивен чувствовал страшную усталость, и сам не знал почему, разве что по причине постоянного бессмысленного беспокойства из-за Дианы — она так и стояла перед его мысленным взглядом все эти дни — и событий в Каталонии. Раз за разом отбивали склянки, и вахтенные докладывали «Все в порядке!» с занимаемых ими постов. Возможно, эти монотонно повторяемые восклицания воздействовали на его подсознание, быть может виновата была еще одна из нескольких тысяч причин, но спустя некоторое время разъедающее душу томление превратилось в спокойную, чисто физическую усталость и уютное желание спать. Он пополз назад, переводя дух и цепляясь за снасти. Если Джек или Бонден найдут его сейчас, не миновать ему выволочки, причем серьезной. Кое-как Стивен выбрался и пошел на ют. Джека со звездочетами там уже не было, так что, перемолвившись словечком со штурманом и полюбовавшись кильватерным следом — слабо фосфоресцирующей струей с плескающимся в ней, словно небольшие киты, черными телами шлюпок, доктор спустился в каюту.

К несчастью, мичманы еще не улеглись. Самый бойкий из молодых джентльменов воспитывался у дяди, преподавателя Окфорда, и был инициатором веселых ночей. Эта оказалась одной из них, и через вату затычек до Стивена доносилось:

Капитан был очень зол.
Окунул свой шпринт в фосфор.
И теперь сияет он,
Указуя на Босфор.

Снова и снова исполнялась эта песенка и всякий раз по завершении ее раздавался взрыв смеха. Похоже, с каждым повтором веселье разыгрывалось, и к четырем склянкам мичманы не успевали еще пропеть «был очень зол», как уже захлебывались от хохота.

«Четыре склянки уже, треклятые подло-свины», — проворчал Стивен, еще плотнее запихивая затычки. Пяти склянок он уже не услышал, провалившись в глубокий, бездонный сон. Следующее его впечатление казалось крайним, всеобщим и необъяснимым насилием — Джек тряс его, вытягивая из койки и вопя: «Пожар! Пожар! Корабль горит! Быстро на палубу!».

Ничего не видя из-за дыма, Мэтьюрин схватил дневник и шкатулку с письменными принадлежностями, и последовал за путеводным фонарем Джека через опустевший орлоп-дек к носовому люку. Палуба мерцала, красные отблески окрашивали дым и паруса, время от времени языки пламени вырывались из главного люка. Змеились пожарные рукава, полуголые матросы налегали на помпы. Стивен, в одной сорочке, постоял с минуту, оценивая ситуацию, потом ринулся обратно к каюте, но едкий дым отогнал его, а спустя мгновение целый фонтан искр и огня взметнулся из светового люка. Грот- и крюйс-марсели и их просмоленный такелаж занялись в мгновение ока, горящие ошметки полетели на палубу, устраивая другие очаги. Бухты канатов, высохшие доски — все загоралось с неимоверной скоростью и силой. Вскоре, когда главный пожар охватил брошенный трюм, послышался оглушительный рев.

Матросы побросали помпы и побежали к поручням, глядя на капитана Йорка.

— Вахта правого борта, покинуть корабль! «Леопардовцы», в синий катер!

Все побежали вперед, туда, где были подтянуты к борту шлюпки. Суета была не панической, но достаточно жестокой для Стивена, которого сбили с ног и едва не затоптали. Он почувствовал, что его поднимают и услышал мощный клич Бондена: «Эй, посторонись! Дорогу!». Тут подоспел Баббингтон, ухватил доктора за ноги, и вдвоем они понесли своего подопечного к шлюпке.

— Всем на бак! — закричал Йорк. И через секунду скомандовал. — Вахте левого борта покинуть корабль!

Пламя теперь взметалось еще выше. Началась некоторая неразбериха, люди прыгали в воду, раздавались вопли: «Давайте же, сэр, уходите!». Но в зареве все еще виднелись фигуры Йорка, Уорнера и канонира, которые бегали вдоль палубы, стреляя из пушек, чтобы те не выпалили самовольно от разогрева и не попали нечаянно по шлюпкам. Последние три орудия грохнули залпом, и Йорк, последний человек на корабле, сиганул за борт.

— Отваливай! — скомандовал он, и его гичка ринулась вперед, возглавив процессию, гребцы налегали вовсю.

Через некоторое время матросы перестали грести и стали смотреть на свой корабль. Они смотрели и смотрели, не говоря ни слова. Через полчаса корвет взорвался. Громадная багровая вспышка разорвала небо, затем наступила кромешная тьма и послышался плеск обломков корпуса, мачт и реев, падающих во мраке в пустынное море.

Глава третья

Синий катер имел восемнадцать футов в длину и, приняв на борт тринадцать человек, был чрезмерно переполнен и угрожающе осел. Пассажиры сидели молча и большей части неподвижно, вжимаясь в жалкую тень, которую могли найти. Ее было до обидного мало под высоким тропическим солнцем, но теперь светило быстро катилось к закату, окрашивая западную сторону горизонта. Ощутимое облегчение, поскольку, сияя в зените, солнце было таким палящим, что его стоило назвать невыносимым, если бы им в любом случае не приходилось терпеть. Терпеть приходилось много чего помимо жары и тесноты: страх, голод, жажда, солнечные ожоги — и эти последние на данный момент представляли наибольшую угрозу.