Жозефина Харт - Крах

• Название: Крах
• Автор: Жозефина Харт
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8317-0099-2

Жозефина Харт — мастер психологического романа. Два произведения писательницы «Крах» и «Грех» сразу же после публикации стали сенсацией. Они переведены на 24 языка и изданы в разных странах мира миллионными тиражами.

Человек, однажды преступивший черту дозволенного, неизбежно бывает наказан судьбой. Секрет автора кроется в глубоком знании человеческой души.

---

Обеты и клятвы звучат за закрытыми дверями спален, где пойманные в капкан смертельной страсти люди удовлетворяют свои желания, пытаясь назвать то, чему нет имени. Они заключают договор, что не будет мошенничества в этой рулетке, игре, называемой бесстрастной страстью! И это передается в наследство от поколения к поколению. Добрые старые семейные узы.

Я лежал около Ингрид, дожидаясь, пока она заснет. Гнев и ярость разрывали меня, подобно акулам. Их языки свистели: пойди и возьми ее. Иди и возьми. Просто уведи ее. Сделай так, чтобы она пошла с тобой. Заставь покинуть Мартина. Сегодня же вечером. Откажись от всего. Теперь.

Я старался выкрутиться, увернуться, боролся из последних сил с их непристойной бранью. Но мое тело лежало тихо рядом с красивой женой.

В два часа ночи я не выдержал. Поднялся. Открыв дверь, увидел Анну, стоящую рядом с одной из пустых комнат нашего коридора. Это была «оливковая». Она манила меня и чуть улыбалась. Когда мы вошли, она сказала:

— Я выбрала комнату ради покоя и тишины. Я не удивилась, что ты пришел. Мне было тяжело видеть твое страдание.

Я двинулся к ней, отчаявшийся и безнадежный. Держа руки на животе, она сказала:

— Нет. Я не могу — кровь. — Затем она упала передо мной на колени, рот был приоткрыт, в ожидании набухли губы. Я наклонился над ней. Ее голова откинулась назад, глаза были закрыты, словно в каком-то ритуальном коленопреклонении.

Я включился в это действо. Брачный ритуал завершился. Наслаждение было другим. Открыв глаза, я вгляделся в ее изменчивые тонкие черты, искаженные насилием. Истекая, я подумал о безнадежности удовольствия. Я все еще находился в ловушке моего собственного тела.

Комната пылала лунным светом. Уходя, она произнесла:

— Я ответила «да» сегодня Мартину. Он собирается объявить это завтра за ленчем. Он хочет сделать это на семейном празднике. Тебе будет трудно выдержать. Но прошу тебя, помни, я остаюсь для тебя всем, в чем ты нуждаешься. Ты живешь во мне — Она провела ладонью по губам и сказала: — Помни — все, всегда — И проскользнула в дверь.

Я склонил голову и сидел один в быстро темнеющей комнате. Почувствовал, как тяжкое бремя согнуло мои плечи. Во мраке множились листья олив, и диванные подушки мелькали перед глазами. Смутно осознавая их уют и красоту, я лег на них. Они казались зеленой рощей в свете уходящей луны. Гнев и ненависть оставили меня. Я снова мог нести свою ношу. Я мог держать в руках «все, всегда».

Не знаю, сколько прошло времени, когда я тихо лег в постель рядом с Ингрид и глубоко заснул. Утром я твердо знал, что не хочу видеть Анну и Мартина, когда они станут официальной четой. Мне предстояло научиться выдерживать всю тяжесть этой реальности.

Ломота между плечами тупой болью напомнила мне о том, какое бремя я решил нести. Другие прятали боль в потоке крови, в кишках, у иных страдание достигало поверхности кожи ежедневными стигматами. Детский образ одной святой картинки моей католической нянюшки «Крестный путь на Голгофу» стал на все последующие годы внутренним образом моих душевных мук.

— Я пойду быстро выпью чаю с тостами на кухне, потом немного погуляю. Вернусь к ленчу. Как ты думаешь?

— Конечно, все поймут, — сказала Ингрид.

— В Хартли всегда было так. Завтрак здесь может продолжаться до самого ленча.

Сеси была на кухне. Она неодобрительно наблюдала за тем, как я поглощаю тосты, стоя около стола. Потом, услышав смех Салли, доносившийся из столовой, я открыл дверь и исчез.

Я прошел через обнесенный стеной огород. Его идеальный порядок напомнил мне о том, что дикая природа способна быть покорной и приносить нам пользу. Я вышел на луговину, где в другие дни пони, принадлежавшие Ингрид, а потом и нашим собственным детям, щипали траву. Все, что я видел: сад, луга, почти сухие русла ручьев — говорило о жизни, от которой я был навсегда отчужден.

Кто этот молодой человек, прогуливавшийся по этому лугу, когда он только ухаживал за Ингрид? Где отец, который фотографировал Салли и Мартина, с неуклюжим самодовольством идущих рысью на своих пони?

Я сумел возвратиться в свою комнату, ни разу ни с кем не столкнувшись. Принялся за работу над моими бумагами и старался собраться и взять себя в руки до ленча.

— За Эдварда. — Тост был моим. — Счастливого дня рождения и многих лет жизни всем нам.

— За Эдварда. — Мы подняли бокалы. Анна нервно взглянула на Мартина. Он поднялся и заговорил:

— Дед… и все… Я хочу вам всем нечто сообщить. Мы с Анной подумали, что будет уместно, в честь твоего дня рождения, огласить нашу помолвку! Мама… Дед… — Он смотрел на нас, полный страстного желания, умоляющий, статный и красивый. Легкий оттенок триумфа был в его глазах.

— Вот и прекрасно. Очень хорошо, — сказала Ингрид, — изумительно. Поздравляю, Мартин. Анна, я так счастлива за вас обоих.

— Мартин, я не могу выразить словами, что это значит для меня, — растроганно проговорил Эдвард… — В мой день рождения… Так трогательно, мой мальчик, так трогательно. — Он посмотрел на Ингрид. — У Мартина всегда была нежная душа. Ты сделала хорошо, моя дорогая, — обратился он к Анне. — Ты не возражаешь, что я называю тебя так? Мой внук очень специфичен. Помни, он тоже счастлив, очень счастлив. Милая девочка, прелесть… я думал так с первой секунды нашей встречи.

Салли вскочила и заключила брата в объятия.

— Поздравления вам двоим. Это потрясающая новость.

Вмешался Джонатан со словами:

— Отлично сработано, Мартин! Помни, я видел, что дело к тому идет. Разве не так, Салли? Я всегда говорил, что Анна и Мартин созданы друг для друга. Заметно с самого начала. Этот ваш суперхолодный имидж ни на минуту меня не одурачил. Головы полетели с плеч от любви. В этом нет никаких сомнений.

— Скажи что-нибудь. Ты единственный ничего еще не произнес. Ну, скажи же сейчас. Это необходимо.

— Мартин.

— Па.

— Что может сказать отец в такой ситуации? Это странный и удивительный день. Мои наилучшие пожелания вам обоим.

Должно быть, это хорошо прозвучало, потому что в ответной улыбке было:

— Спасибо, па.

— Вы собираетесь отмечать свадьбу в Хартли? Вы должны…

— Отец! Они всего лишь объявили о помолвке. У родителей Анны могут быть на этот счет свои идеи. Родители невесты…

— О да, я знаю все это. Но с матерью Анны, живущей в Америке, я все же, думаю…

— У нас еще есть время обдумать все это, — примирительно сказала Ингрид. — А действительно, когда вы думаете устроить свадьбу? Наметили какую-нибудь дату?

— На самом деле еще нет, — ответила Анна.

— Так скоро, как только возможно, — почти перебил ее Мартин. — Мы предполагаем через три месяца, считая с сегодняшнего дня, если, конечно, все будет в порядке.

— Три месяца! Это не слишком долгий срок! — Ингрид уже планировала свадьбу.

— Но может быть, мы все-таки отпразднуем это событие тихо и скромно. Анна ненавидит большие свадьбы.

— В самом деле? — сказала Ингрид, пытаясь скрыть разочарование и досаду.

— Мы предпочитаем тихий семейный праздник…

— Семейный! Отец Небесный. Ты должна известить своих родителей, — продолжала Ингрид. — И хорошо бы нам встретиться с ними поскорей.

— Я позвоню им, как только смогу. — Анна взглянула на Эдварда.

— Конечно, конечно.

— Я собираюсь сделать традиционную вещь. Ну, ты знаешь, просить позволения и все прочее. Но Анна чувствует, что необходимости в этом не возникнет. Да, дед, но мы прервали твои именины.

— В самом деле, — грозно-шутливо произнес Эдвард. — И я еще не открывал своих подарков. Давайте прикончим пудинг и выпьем шампанского, а подарки ждут в гостиной. После этого счастливая пара сможет использовать мой кабинет для телефонных звонков.

Когда Анна проходила мимо меня, ее глаза поймали мой взгляд. Я с удовлетворением заметил, что она выглядела несколько печальной.

Я выпил мое виски и отметил, что шампанское добавило веселья в продолжавшуюся вечеринку. Виски довольно сильное зелье. Никто из мужчин обычно не мешает его с шампанским. После такого поражения для тебя нет выхода, сказал я себе. Нет ни гнева, ни ненависти. Только приятие и несущественная боль. Я доверился Анне. Она поверила мне. Если мы хотели «всего, всегда», это был наилучший путь. Ее путь.

Наблюдая радость других, я понимал, что никто не видит чужой боли, нет свидетелей тому, кто потерял рассудок или застигнут врасплох. Вокруг лишь обыкновенные люди. Все годы моего спокойного изгойства не подготовили меня к этому свирепому одиночеству, которое я испытал в тот день. Храня надежду, данную мне Анной, я безропотно наблюдал, как она отдаляется от меня. Невозможно позвать во всеуслышанье: «Помоги мне, помоги, я не могу так больше». — И я старался казаться общительным и веселым. Принимал благодарность Эдварда за наш подарок — Ингрид устроила фотосъемки на воздухе — и слушал, как подкатывает к горлу и падает сердце от вопросов и ответов о будущей свадьбе моего сына. Попавшись в капкан, я знал, что не должен обнаружить страх. Если бы у меня не хватило сил, пришлось бы смириться с чудовищной вещью, так пугавшей меня — абсолютной потерей Анны. Боль между лопатками скручивала меня все сильней. Виски, казалось, предельно обострило все мои чувства, все ощущения от того, что я видел. И я стремился окончательно затуманить мозг.