Владимир Иорданский - Африканскими дорогами

• Название: Африканскими дорогами
• Автор: Владимир Иорданский
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1976

Книга «Африканскими дорогами» построена главным образом на личных наблюдениях автора, работавшего и неоднократно бывавшего в Тропической Африке в 60-х и начале 70-х годов. Наряду с непосредственными впечатлениями и наблюдениями в книге использованы также документы эпохи — газетные и журнальные статьи, произведения африканских писателей и общественных деятелей, научные исследования.

---

То, что я видел в Народной Республике Конго, не было чем-то исключительным. Сходные явления можно было наблюдать во многих африканских странах.

Английский этнограф М. Филд описала, как распространение культуры какао на Золотом Береге (как тогда называлась Гана) в начале века способствовало освобождению крестьянина от родо-племенных обязанностей и обязательств. Но одновременно исчезли и средства защиты, которыми архаичное общество обеспечивало безопасность каждого своего члена. В деревнях, выращивающих какао, множились конфликты из-за накопленных богатыми фермерами состояний, из-за крупных наследств. Волнами растекались зависть и взаимная неприязнь.

Как и в Конго, эти человеческие страсти находили выход в колдовстве, в заговорах. Страх словно пропитывал крестьянские общины, и на месте исчезавших традиционных средств защиты от таинственной опасности сглаза появлялись новые — особые часовенки, оберегавшие крестьянина от окружавшей его невидимой, неразличимой враждебности. Интересно наблюдение М. Филд о том, что количество этих часовенок возрастало параллельно увеличению объема производства какао.

«Какао не показало нам хорошего человека», — говорили крестьяне Золотого Берега. В горечи, которой напоена эта фраза, — свидетельство краха традиционной морали, свидетельство падения этических норм архаичного общества.

…Когда я работал в Гане, то не раз сталкивался с отголосками того, что можно было бы назвать «революцией сознания» в африканском крестьянстве.

Юго-запад этой страны удивительно живописен. Невысокие холмы покрыты густым лесом. Кое-где он был расчищен под плантации бананов или какао, кое-где в чащобе были проложены дороги. И все же здесь, у границы с Берегом Слоновой Кости, лес сохранил свою былую мощь. Темный, сырой, наполненный странными звуками, он тесным кольцом окружал бедные деревеньки.

Здесь же впадает в море и священная река народов акан — Тано.

Еще во времена первой мировой войны в эти глухие места прибыл из Либерии «пророк» Харрис. По воспоминаниям, это был высокий седой старик, всегда одетый в белое. Он шел от деревни к деревне, опираясь на крестообразный посох. Его горячие, взволнованные проповеди собирали тысячи крестьян. Он провозглашал новое, христианское вероучение, призывал народ сжигать идолов и разрушать их алтари.

Проповеди Харриса широко разнеслись по тропическому лесу. Этому благоприятствовал великолепный резонатор — колониальная эксплуатация. На Береге Слоновой Кости, где Харрис провел свыше двух лет, только что завершилось завоевание страны французами. На Золотом Береге лишь недавно отгремели кровопролитные ашантийские войны. Начавшаяся война в Европе отозвалась и в английских и во французских колониях усилением поборов, широким применением принудительного труда.

Ныне можно только догадываться о том, какую глубокую ломку в сознании людей произвел вызванный колонизацией кризис. Какие споры шли тогда по деревням? Какие мысли волновали людей? Наверное, в глазах многих традиционные религиозные взгляды становились предметом сомнений, а может быть, и насмешки, когда появился Харрис. Разве сумели предки, в честь которых чуть ли не ежедневно совершались жертвоприношения, защитить народ от чужеземных захватчиков? Разве заступились боги за своих почитателей? Когда стреляли английские и французские винтовки, боги скрывались в чаще леса.

Проповеди «пророка» давали выход крестьянскому гневу — и гневу против богов и гневу против завоевателей. По всему побережью запылали костры, куда летели деревянные изваяния. Свыше 120 тысяч человек приняли учение Харриса только на Береге Слоновой Кости. Французские колониальные власти поспешили выслать мятежного «пророка» из страны.

Однако два круга представлений, вероятно особенно древних, особенно глубинных, уцелели в этой буре. Речь идет о культе предков и о вере в способность людей использовать в жизни некие, на наш взгляд иррациональные, магические, силы. Эти два круга понятий не противостояли один другому, а как бы вписывались один в другой. Без преувеличения можно сказать, что они служили краеугольным камнем всего величественного, предельно своеобразного здания — и африканских верований и народной философии.

Мне вспоминается, как в Аккре я был приглашен в гости в одну университетскую семью. Друзья хозяина расположились на веранде дома, где было прохладно. Слуга принес поднос с холодными напитками, наполнил всем стаканы. И тут я обратил внимание, что многие из гостей, прежде чем пригубить стаканы, выплескивали несколько капель на землю.

— Таков обычай. Мы не забываем наших отцов, дедов и прадедов и хотим, чтобы в час нашей радости они могли выпить вместе с нами, — полушутя, полусерьезно объяснил мне хозяин этот жест.

Так мелкая подробность обнаружила, насколько основательно вросли даже в повседневный быт представления, связанные с культом поклонения умершим. Позднее его следы я находил повсюду: общественная мораль, верования, традиции, праздничный ритуал — все несло на себе его неизгладимый отпечаток. И я вспоминал, что писала об этом явлении советская исследовательница религий Тропической Африки Б. И. Шаревская: «Культ предков, несомненно, представляет собой фантастическое отражение той огромной роли, какую в роде и племени играют узы кровного родства, того почитания, которым пользуются старики, хранители традиций общины. Умершие как бы продолжают оставаться членами своего рода, не выходят из общины. Они нуждаются в жертвоприношениях, чтобы продолжать существование в ином мире и чтобы снова возродиться в потомках, иначе они окончательно перестанут существовать. Живым же необходима помощь приобретших сверхъестественное могущество предков. Культ предков в суеверном представлении — это поддержание связи между этими двумя группами рода, а нарушение связи грозит гибелью живым и общине в целом».

Эти идеи самым прямым и непосредственным образом воздействовали на развитие общественных отношений.

Культ предков

Когда английский этнограф Д. Мидлтон начал изучать общество угандийских лугбара, ученый увидел, что они представляют существующие среди них отношения как санкционированные и контролируемые умершими. Все лугбара были убеждены, что ныне существующая форма их общества, когда-то созданного героями-прародителями кланов племени, неизменна и не подвержена внешним воздействиям. Лугбара верили, что живые выступают всего лишь как временные управляющие процветанием, престижем и общим благополучием рода от имени предков, которые делали в свое время то же самое. Исследователь пришел к выводу, что «ценности, находящиеся в центре общественной жизни лугбара, — признание важности родственных уз и общинных связей — поддерживаются культом умерших».

Чувство теснейшей связи с миром усопших укреплялось сознанием того, что предки нередко возвращаются в мир живых людей.

У га приморской Ганы в старшем сыне в семье видели вцеление его деда. Души братьев деда получали вторую жизнь в младших сыновьях этой семьи. Наконец, души сестер деда возрождались в его внучках по мужской линии.

Рождение близнецов было пугающим событием. Их появление нарушало естественный порядок. Ведь они не могли быть вцелением никого из предков, а, очевидно, представляли некую потустороннюю силу. Считалось, что близнецы наделены особым могуществом, причем оно возрастало, когда один из них умирал.

В Восточной Нигерии мне рассказывали, что когда у женщины этнической группы ибо роды были долгими и трудными, то на помощь призывался знахарь. Гадая, он должен был обнаружить, кто же из умерших родичей семьи «хочет родиться вновь». Имя этого человека и давалось младенцу. Если же роды были нормальными, то имя ребенку давала его бабушка. Это было имя предка, которого хотели видеть среди живущих. Бывало, что новорожденный заболевал. Тогда говорили, что этот предок отказался от своего нового жилища.

В этих представлениях была выражена идея единого потока жизни, который объединял равно живых и мертвых. Долгом живущих оставалось следить за тем, чтобы этот поток, от которого зависело процветание общины, не ослабевал. Вот, в частности, почему бесплодие становилось не только несчастьем, но и позором женщины, пусть невольно, но наносящей ущерб численности общины. Здесь же заключалась одна из причин суровой нетерпимости к адюльтеру, нарушавшему «чистоту» потока. Этими же идеями питался сложнейший ритуал, призванный защищать племя, род от исчезновения, которое для предков было бы второй — и самой страшной — смертью, без надежды на перевоплощение.

Воздействие культа предков очень заметно прослеживается на существующей внутри рода иерархии. Им закреплялось подчиненное положение молодежи и господство старейшин. Во многих случаях он служил своего рода «идеологической» платформой власти вождей, которые выступали как необходимые посредники между живыми и усопшими.