Сюзанна Шаттенберг - Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

• Название: Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
• Автор: Сюзанна Шаттенберг
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8243-1572-1

Книга немецкого историка С. Шаттенберг посвящена первому поколению новой советской технической интеллигенции, которое в конце 1920-х гг. сменило «старых специалистов», в 1930-е гг. создавало советскую промышленность, поддерживало Сталина, страдало от террора и все-таки продолжало верить коммунистической партии. В основу книги легли опубликованные и хранящиеся в архивах воспоминания инженеров, которые получили образование и начали трудовую деятельность в СССР в годы первых пятилеток. Большое внимание уделяется образу инженера в советской печати, литературе и кинематографии 1930-х гг.

Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей, интересующихся историей СССР.

---

Власть советского образа инженера даже над теми, кто хотел от него отмежеваться, прежде всего заметна в отношении к технике и эйфории по поводу индустриализации. Когда новым инженерам в годы первой пятилетки и во времена стахановцев стали внушать представление о науке как о неприемлемой «теории границ», уверяя, что не существует обязательных для всех технических стандартов, предельно допустимых норм нагрузки машин и применяемых одинаково во всех странах производственных технологий, большинство инженеров, включая критически настроенных «буржуазных» отпрысков, с готовностью восприняли эти лозунги как отражающие реальное положение дел. Лишь немногие считали «большевистские темпы», «производственный риск» и разговоры о «политичности техники» «спешкой», халтурой и дилетантизмом. И мужчины, и женщины явно были воодушевлены стремлением первыми в России создать новые промышленные отрасли и опытным путем найти новые технологии и убеждены в том, что старые, испытанные производственные методы, хоть русские, хоть иностранные, вполне можно игнорировать. Почти никто из них не возражал против мнения, будто их предшественники, старые инженеры, погрязли в устаревших теориях. Они не желали «быть незрелыми передатчиками изложенного в сотнях книг, достигнутого за многие годы прошлого», а хотели творить «новое и свое»{1690}. Идея о том, что необходимо сменить старое поколение инженеров, чтобы внедрять новую технику и развивать страну, с начала XX в. распространялась не в последнюю очередь благодаря литературным произведениям на соответствующую тематику и, таким образом, принадлежала к кругу всеобщих представлений, не зависевших от большевиков.

Индустриализацию «интенциональные» и «функциональные» инженеры рассматривали как процесс собственного становления в диалектическом развитии. В ходе этого процесса им надлежало пройти несколько ступеней; только преодоление кризиса вело к успеху. Метод «проб и ошибок» вполне отвечал такому подходу. Экспериментируя, ошибаясь, исправляя ошибки, инженеры брали барьер за барьером и в конце концов неизбежно достигали заветной цели.

В рамках подобной интерпретационной схемы любая неудача, авария, несчастный случай оказывались запланированными ступенями на пути к победе. Таким образом, даже взрыв был не трагедией, ведущей к фрустрации, а предвестником скорого и закономерного торжества. Только с этой диалектической точки зрения можно объяснить и понять советские мемуары, где описывается авария за аварией, однако общий уверенный тон не исчезает.

В тяжелых обстоятельствах, когда характерными для трудовых будней являлись не рутина и планомерность, а дефицит и аварии, инженеры выработали соответствующий этос. Быть советским инженером означало уметь справиться с любой ситуацией и всегда отыскать выход. Они стали мастерами импровизации, «ликвидации» последствий аварий и кризисного менеджмента. И гордились они не бесперебойным функционированием своей техники, а способностью, несмотря ни на какие трудности, при любых условиях обеспечивать работу производства и неизменно находить спасительное решение. Они не знали слов «нет» и «нельзя», встречая каждое новое задание с радостью и желанием выполнить его как можно скорее{1691}. Если эти инженеры все-таки чувствовали, что положение складывается опасное и чересчур тяжелое даже по меркам 1930-х гг., они возлагали ответственность за трудности на отдельных лиц. В данном смысле сообщения прессы, винившие во всех производственных проблемах те или иные тресты, некомпетентных директоров, партийных бюрократов или напряженную внутреннюю и международную обстановку, достигали нужного эффекта. За редкими исключениями, инженеры не видели повода искать другие объяснения помимо предлагаемых шаблонов.

Большевики удачно воспользовались всеобщей технической эйфорией, которая в период между двумя мировыми войнами царила не только в России, но и на Западе{1692}. Советский Союз сумел предстать Меккой для отечественных и зарубежных инженеров независимо от их политических взглядов. В первой трети XX в. во всем мире существовали непоколебимая вера в прогресс и глубокое убеждение, что правильные технические решения позволят решить и все прочие социальные и общественные проблемы. СССР с успехом изображал себя как страну, которая наиболее последовательно идет по пути инженерии (в том числе социальной), и за это ему аплодировали многие, не в последнюю очередь его собственные инженеры, как большевистски, так и критически настроенные. Дети старой технической интеллигенции еще сильнее, чем их отцы, чувствовали притягательную власть строек и заводов и проявляли еще больше прагматизма. Техника, машины, комбинаты были страстью по меньшей мере двух поколений. Часть из них при большевиках реализовывала свои технические мечты во всей полноте; часть «эмигрировала» в технику, ища здесь убежища от политики. Они считали себя «настоящими» инженерами и в глазах партии выглядели особенно ревностными участниками социалистического строительства. В результате бывшие «буржуйские» отпрыски становились кто инженером-стахановкой, кто техническим эмиссаром советского правительства в США, кто диспетчером в Донбассе. Таким образом, индустриализация представляется удачной попыткой операционализации социализма, которая предоставила возможность идентификации с ним даже инженерам, занимавшим нейтральную или враждебную позицию по отношению к советской власти.

* * *

Если культура — это «тот комплекс представлений», благодаря которому люди «различают важное и неважное, истинное и ложное, добро и зло, прекрасное и безобразное», то специфика культуры советских инженеров заключалась в том, что они считали созидательный труд важным, а личный комфорт неважным, безграничность своих технических возможностей — истинной, а старые ограничительные нормы — ложными, технику — добром, а природу — злом, большую стройку — прекрасной, а контору — безобразной. На вопрос Лорена Грэхема «Чему научил нас русский опыт в области науки и техники?»{1693} советские инженеры, правда, ответили бы, что и им вскоре отчасти пришлось признать: определенные ограничительные и превентивные меры и правила обязательны для всех и всегда, а не только при капитализме. Но вместе с тем они сказали бы, что отнюдь не считают советский технический эксперимент неудавшимся. С помощью метода «проб и ошибок» и кризисного менеджмента они разработали технологии и стратегии, позволившие им в конце концов создать промышленность, которой они до сих пор гордятся.

Далее они сказали бы, что для них служила идеалом американская техника. Конечно, величайшая уверенность советских инженеров в себе, твердое намерение после нескольких десятилетий зависимости взять индустрию своей страны в собственные руки и постоянно внушаемая им мысль об угрозе из-за рубежа приводили к тому, что зарубежные коллеги часто встречали с их стороны непонимание или недоверие. Однако при этом отчетливо видно, что безупречная организация американского производства вызывала у них некоторую зависть. Те, кто в рамках соглашения о технической помощи ездил в Соединенные Штаты, с восторгом рассказывали о существующих там возможностях. Они ясно давали понять, что считают уровень совершенства, задаваемый США, недостижимым для Советского Союза. Кажется, это тот редкий случай, когда дискурс, возникший с подачи властей, обрел самостоятельность. Разумеется, в какой-то степени он контролировался сверху, поскольку рассказы путешественников печатались в официальном органе — газете «За индустриализацию», и, тем не менее, все больше развивался в направлении фундаментальной критики советской хозяйственной системы. А это значит, что и накануне культурной революции, и в преддверии Большого террора инженеры начинали громко и безбоязненно порицать руководство партии в области экономики.

Фигура инженера в 1930-е гг. была отнюдь не чисто позитивной, а в высшей степени амбивалентной. Идеальному портрету советского инженера постоянно противопоставлялся образ вредителя и предателя, от которого официальная пропаганда никогда полностью не отказывалась, так что инженеры находились в состоянии перманентной неуверенности. В литературе и кино образ старого спеца, бюрократа или вредителя, даже превалировал. Инженер пользовался скверной репутацией еще со времен царизма, на чем большевики и построили свою антиинтеллигентскую пропаганду. При этом портрет инженера-врага не только воскрешался при любом удобном случае, но и переносился на молодое поколение. «Старого инженера» ославили канцелярской крысой, бесплодным теоретиком, не интересующимся ничем кроме собственной карьеры. Он сроду не бывал на стройке, не видел завода изнутри, не имел ничего общего с машинами и механизмами. Его мир составляли пыльные книги с бесконечными и бесполезными формулами и расчетами. По своей сущности он являлся продажным рвачом и карьеристом. Его отличительным признаком служила инженерная форма; маленький и сутулый или толстый и неуклюжий, он зачесывал поперек лысины несколько сальных прядок, носил закрученные усики и не мог видеть без очков. Он слишком много говорил, речь его изобиловала вставными словечками и изобличала его раболепие и хитрость.