Владислав Зубок - Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

• Название: Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
• Автор: Владислав Зубок
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8242-1543-1

Книга профессора истории Университета Темпл (США) Владислава Зубока посвящена изучению мотивов и интересов Советского Союза в холодной войне. На ее написание повлияли новые источники и методологические находки: автор использовал большой массив ранее не доступных архивных документов — от записей, сделанных на заседаниях Политбюро, шифротелеграмм, которыми обменивались руководители компартий, до мемуаров бывших коммунистических лидеров и интервью с их помощниками, дипломатами, разведчиками и военными.

Книга предназначена историкам, политологам, преподавателям и студентам, всем интересующимся историей международных отношений СССР.

---

До 1989 г., т. е. до начала радикальных политических реформ, Советский Союз еще мог сохранять внешнюю респектабельность, своего рода «потемкинский» фасад и с этих позиций договариваться с Соединенными Штатами о взаимной деэскалации напряженности и гонки вооружений. В 1989 г. эта ситуация в корне изменилась: предпринятые Горбачевым структурные реформы, ставящие цель отодвинуть партийный аппарат от управления экономикой и политической жизнью страны, привели в действие центробежные силы внутри советского общества, которые в итоге вышли из-под контроля Кремля. Возникла поистине революционная ситуация: кризисные явления приняли обвальный характер, буквально захлестнули и парализовали политическое руководство. Мировая и советская перестроечная пресса подробно освещала растущую в стране нестабильность. В результате СССР уже не мог вести себя на международной арене как сверхдержава. У Кремля уже не было не только желания, но и возможности оказывать помощь своим союзникам в странах социалистического лагеря. Утеряв почти все силовые позиции, советское руководство все более было вынуждено полагаться на добрую волю западных, прежде всего американских политических лидеров.

Есть и другие моменты, которые противоречат мнению о том, что кризис советской системы вынудил Горбачева покончить с холодной войной в невероятной спешке и на условиях Запада. Во-первых, поведение советского руководства на переговорах с США начало меняться еще в начале 1987 г., до того как начался финансово-экономический обвал. Во-вторых, Советский Союз при полной поддержке Горбачева и Шеварднадзе продолжал оказывать многомиллиардную помощь Кубе, Сирии, Эфиопии, Вьетнаму и другим союзникам в странах третьего мира. Эта помощь не прекратилась в 1989-1990 гг. и даже в начале 1991 г., когда советская казна была практически пуста{1153}. Американцы требовали от Горбачева, чтобы тот прекратил помогать Кубе, а некоторые московские радикально настроенные публицисты даже предлагали наладить отношения с врагами Кастро — кубинскими эмигрантами в Майами. Однако Горбачев на это не пошел, хотя подобные шаги могли бы принести ему политические дивиденды в США.

Многие на Западе, в том числе и ученые, убеждены, что СССР не подлежал реформированию и крах старой советской системы нельзя было предотвратить. Однако китайские реформы показали, что контролируемая трансформация послесталинской советской модели в авторитарное государство с рыночной экономикой была возможна, и не обязательно с сильными социально-политическими потрясениями. Разумеется, разговоры об упущенной возможности пойти по «китайскому пути» вряд ли корректны. В то же время заслуживает внимания то, с какой быстротой многие партийные аппаратчики, директора советских предприятий и хозяйственная часть коммунистической номенклатуры воспользовались приватизацией государственной собственности и встроились в капитализм в первые годы правления Б. Н. Ельцина. Одно это заставляет усомниться в утверждениях Горбачева о том, что партийная номенклатура не захотела «перестроиться» и выступила в роли «механизма торможения» перестройки. Один из аналитиков, симпатизирующих Горбачеву, признал, что партийная верхушка «была готова в любой момент послать весь этот марксизм-ленинизм к черту, если только это поможет сохранить иерархические позиции и продолжить карьеру, что она потом почти вся целиком и сделала»{1154}. Горбачев не захотел и не смог опереться на эти кадры, желающие и способные управлять экономикой и страной по-новому, в рыночной экономике. Вместо этого генсек-реформатор апеллировал к либеральной и националистически настроенной интеллигенции, которая быстро впала в радикализм и повернула огонь сокрушительной критики против самого Горбачева. В результате растущий саботаж недовольной и отставленной от дел номенклатуры, с одной стороны, и радикализм интеллигенции, с другой, быстро смяли тот политический центр, на который, по идее, хотел опереться Горбачев в своих реформах. И чем больше Горбачев терял поддержку у себя в стране, тем больше он зависел от признания и помощи руководителей стран Запада.

Третье объяснение окончания холодной войны заключается в том, что советское руководство сменило идейные установки. Ряд авторов видят смену идеологических вех как следствие долговременной эрозии коммунистической идеологии. Другие считают, что эта смена произошла в результате революционной, «обвальной» гласности 1987-1989 гг. Ряд исследователей посвятили свои работы изучению «нового мышления», сменившего прежние идеологические установки. Особую роль, по их мнению, сыграл отказ от марксистско-ленинских положений о классовой борьбе и неизбежности деления мира на два лагеря. Американский политолог Роберт Инглиш после многочисленных интервью со сторонниками «нового мышления» пришел к выводу, что новый взгляд на окружающий миропорядок начал зарождаться в среде партийных интеллектуалов и образованных аппаратчиков еще в 1940-1950-х гг. Другие авторы считают, что Горбачев усвоил идеи «нового мышления» из внешних источников, в общении с западными партнерами и либерально мыслящими советниками и помощниками{1155}.

Идеи играли громадную роль в изменении советского поведения на международной арене в годы правления Горбачева. Но уже тогда бросалась в глаза странная особенность Горбачева: он воспринимал идеи слишком серьезно. Приверженность идеям и принципам, прежде всего абстрактным идеям «перестройки», занимала чрезвычайное место в горбачевской системе приоритетов. Идеальные принципы оказались для Горбачева важнее не только текущих выгод от переговоров с западными странами, но и важнее, чем интересы государственной безопасности, как бы их ни трактовать. Таким образом, опять получается, что сами по себе идеи играли меньшую роль, чем историческая личность, которая их усвоила и поставила во главу угла своей деятельности.

Против самодостаточности идеологического фактора в окончании холодной войны говорит и возможность других сценариев демонтажа коммунистической идеологии в СССР. Во-первых, этот демонтаж мог бы протекать не так стремительно и в большей степени контролироваться сверху. В 1988 г. Горбачев и его помощники, как известно, позволили гласности в средствах массовой информации вырваться из-под контроля. В результате шквала разоблачительных и критических публикаций и телевизионных программ произошла стихийная радикальная ревизия всей советской истории, всей коммунистической идеологии и всей внешней политики. Часть «советской интеллигенции» — писатели, журналисты, телеобозреватели — стали выразителями недовольства самых широких масс и одновременно просветителями этих масс по многим вопросам, которые никогда не обсуждались публично. Десятилетия цензуры и привычной лжи сменились страстным желанием выкрикнуть слова правды. Отбросив официальные трактовки, перестроечные интеллектуалы начали пропагандировать версии истории из самиздата, а нередко — из западных публикаций. Ряд публицистов эпохи гласности возложили на Советский Союз исключительную ответственность за развязывание холодной войны, а политику США трактовали исключительно как реакцию на советский империализм и угрозу тоталитарной экспансии. Более консервативный и охранительный подход (которому до сих пор следует руководство Китая), как бы к нему ни относиться, установил бы рамки для ревизии истории и не создал бы ситуации, когда внешняя политика СССР стала заложницей внутренней радикализации и эмоциональной реакции на преступления прошлого.

Отказ от старой идеологии мог бы развиваться в прагматичном ключе по модели «реальной политики», в основе которой лежали бы не высокие принципы, а более приземленные и ясные представления о государственных интересах. В 1984 г. после встречи с Горбачевым премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер пришла к выводу, что «с ним можно иметь дело». Тэтчер особо отметила, что Горбачев процитировал слова лорда Палмерстона: «Нет постоянных союзников, но есть только постоянные интересы»{1156}. Однако советская политика в 1988-1991 гг. по своей сути оказалась прямо противоположна заповеди Палмерстона: идеалистические принципы заняли место «постоянных интересов», мессианские ожидания заменили стратегию. Летом — осенью 1987 г. Горбачев написал книгу «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», где предлагал новый миропорядок, основанный не на интересах, а на идеалах справедливости и демократии. В этом миропорядке СССР играл ключевую реформаторскую роль, место сверхдержав занимала ООН. Вместо всемирной революционно-имперской идеи, которой руководствовалась советская внешняя политика до Горбачева, генсек предложил не менее глобалистскую, мессианскую идею, где «перестройка в СССР только часть некой всемирной перестройки, рождения нового миропорядка»{1157}.