Борис Четвериков - Котовский. Книга 2. Эстафета жизни

• Название: Котовский. Книга 2. Эстафета жизни
• Автор: Борис Четвериков
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Вторая книга романа «Котовский» — «Эстафета жизни» завершает дилогию о бессмертном комбриге. Она рассказывает о жизни и деятельности Г. И. Котовского в период 1921–1925 гг., о его дружбе с М. В. Фрунзе.

Бориса Дмитриевича Четверикова мы знаем также по книгам «Сытая земля», «Атава», «Волшебное кольцо», «Бурьян», «Малиновые дни», «Любань», «Солнечные рассказы», «Будни», «Голубая река», «Бессмертие», «Деловые люди», «Утро», «Навстречу солнцу» и другим.

---

Сообщение было выслушано молча. Ни реплик, ни восклицаний. Только рука Котовского машинально еще энергичнее заработала, как бы хватаясь за эфес, а Ольга Петровна сидела бледная, с плотно сжатыми губами.

— Эта наемная рвань, — продолжал Белоусов, — долго не запиралась и все нам выложила: кто посылал, и какие указания давал, и сколько обещано за работу, и какие явки и пароли были сообщены. Мы проверили, действительно все так, как они говорят, и нам удалось, использовав их пароли и адреса, выловить и их сообщников.

— Понятно! — снова промолвил Котовский. — Жаль, что они не добрались до Умани. Я бы с ними поговорил по душам.

— Хорошо вести прямой разговор в бою, лицом к лицу с противником, возразил Белоусов, — а эти подонки рода человеческого стреляют из-за угла.

— Не отлита еще та пуля, которая сразит Котовского, — ответил Григорий Иванович, все более наполняясь гневом. — Сунулись бы в дом — я бы их перестрелял, как рябчиков.

— Только этого не хватает! — всполошилась Ольга Петровна. — Ты забыл про Гришутку, ведь можно насмерть перепугать ребенка! Поднять стрельбу!

— Ничего, ему надо привыкать, на его век еще хватит выстрелов.

— Да ведь это теперь отпадает, — примирительно остановил их спор Белоусов. — Бандиты пойманы и получат по заслугам. Но я приехал, во-первых, рассказать о том, что было, во-вторых, для принятия, так сказать, профилактических мер.

— Вы думаете, что это еще не все? — насторожилась Ольга Петровна.

— Разве можно ручаться за эту… за этих паразитов? У них же ассигнования! На подлость, на убийства — на все ассигнования. Раз уж деньги ассигнованы, их нужно тратить. Ведь так? Ну а наша задача смотреть в оба.

— Смотреть! Ведь Григория Ивановича не удержишь, он повсюду разъезжает, повсюду бывает…

— Задержанные в одни голос заявляют: нам дали адрес. Они даже знают, что это каменный дом и при доме сад. Довольно точное описание. Ну и револьверы, деньги у них, конечно… даже фотокарточка Григория Ивановича…

— Ужасно! — вырвалось у Ольги Петровны.

— Они там, за рубежом, не учитывают, что теперь не восемнадцатый год, границы мы охраняем, не разгуляешься. А все-таки надо предусмотрительными быть. Вдруг проскочат? Вот мы и решили около вашего дома специальный пост установить.

И, заметив протестующий жест Котовского, поспешно добавил:

— Временно, Григорий Иванович. Для проверки…

Белоусов замялся было, затем пояснил:

— Один из них проговорился, что сформирована еще одна группа. Может быть, врет, скорее всего, что врет, никто ему не стал бы докладывать, что там сформировано. Его дело маленькое: нанялся — выполняй. Но так как намек все-таки был, мы обязаны подготовиться. Ну и пограничникам даны указания, и еще некоторые меры приняты.

— На меня и в Жмеринке нацеливались, как вы, вероятно, помните… И с самолетов сбрасывали угрожающие записки, — рассмеялся Котовский. — А зачем? Я ведь не прятался, я был на виду — милости просим, пожалуйте в бой, там всегда представится случай повстречаться. Все, Иван Терентьевич. Спасибо за предупреждение. Отрадно, что чекисты у нас службу знают. А теперь давайте-ка спать.

— Григорий Иванович! — настойчиво заговорил Белоусов. — У меня есть приказ, я должен его выполнять. Вы разрешите установить наблюдательный пункт. Временно, может быть, недельки на три… Мы наведем справки… уточним — и если окажется, что все в порядке, то и слава богу.

— Что с вами делать! Устанавливайте, я не могу вмешиваться в ваши дела. Но мнение-то я могу иметь? Считаю, что напрасная трата трудов и времени.

— Спасибо, Григорий Иванович, — облегченно вздохнул Белоусов. Значит, с этим утрясено, улажено. А я и ребяток с собой привез. Фактически пост уже установлен. В саду. Никто и знать ничего не будет.

Перед сном Белоусов и Котовский вышли на крыльцо, хотелось полной грудью вдохнуть напоенный запахами цветов и трав благодатный уманский воздух. Составил им компанию и Фокс — самый серьезный пес, какие только водились на свете.

Ночь была великолепна. Сверкало в небе такое количество ярких, как бы мигающих звезд, как будто прибыло новое пополнение. Деревья стояли темные, недвижные, не шелохнулся ни один листок. Задумались они о чем или спали?

— Когда только люди научатся пользоваться такой благодатью! Ведь красота-то какая! — тихо, будто боясь разбудить уснувшие деревья, произнес Белоусов.

— А все-таки они там, значит, обо мне помнят, — удовлетворенно пробасил Котовский. — Специально засылают, так сказать, именные банды диверсантов. Лестно.

10

И жизнь пошла своим чередом. Сады цвели, люди трудились, отдыхали, строили планы, мечтали, любили, радовались, печалились, растили детей, сооружали дома, прокладывали дороги, жили.

Как всегда, Котовский просыпался в пять утра. Делал гимнастику, обливался водой. Затем отправлялся на городской стадион, построенный по его настоянию и при его живейшем участии. По дороге не пропускал ни одного дома, где жил или штабной работник или служащий уманских учреждений.

Котовский стучал в окна и торонил:

— Засони! Все на свете проспите! Давайте, давайте, жду на стадионе, пора делать гимнастику! Смотрите, какая погодка! А вы и окна позакрывали, как только терпите такую духотищу!

— Встаем, Григорий Иванович, — отзывались заспанные голоса. — Ох уж этот Григорий Иванович! Как петух на заре поет! Идем, идем, Григорий Иванович! Одна нога здесь, другая там!

Так начинался день в Умани. А потом шло одно за другим — и все казалось срочным и неотложным. Котовский следил за ходом обучения призывников, наведывался и на курсы штабной службы, где подготавливались штабные работники. Не оставалась без внимания и корпусная школа младшего комсостава. Котовский шефствовал над школой сельской молодежи под Уманью. Настойчиво советовал им изучать агрономическую науку и цитировал высказывания Ленина относительно перестройки сельского хозяйства на социалистической основе…

Словом, дел хватало, и все дни были заполнены до отказа. И никогда не видели Котовского усталым, невнимательным, бездеятельным. Он все делал со страстным увлечением и своей стремительностью увлекал других.

Ольга Петровна всегда умела улучить момент, чтобы зазвать к себе домой и покормить дежуривших посменно круглые сутки военных, одетых в штатское. Белоусов же поселился в общежитии красных командиров, питался в столовой повторных курсов и старался как можно реже появляться у Котовских.

Через некоторое время он пришел сияющий и довольный. Им получено приказание пост снять, оставить только наблюдение за приезжающими в Умань лицами, поручив это местным работникам.

Как будто инцидент можно было считать исчерпанным. Но тревога осталась. Особенно беспокоилась Ольга Петровна. И главное, она чувствовала свое полное бессилие. Что она может сделать? Что предпринять?

А Григорий Иванович вскоре перестал и думать о сообщенном Белоусовым. Допустим, что банды засылались. Ну и что ж такого? Их выловили. Да и сам Котовский достаточно владеет оружием. А если говорить про опасность, так она сопровождала Котовского неизменно. Вся его жизнь — опасность. Нельзя же поминутно оглядываться.

— Если так рассуждать, — говорил Котовский, — то вообще нет человека на свете, которого не подстерегает опасность. Как ты считаешь, Леля? Тебе это особенно видно, ты врач. Идет человек, споткнулся, вывихнул ногу.

— Положим, это еще не смертельно.

— Да, но с вывихнутой ногой он или попадет под машину или не успеет эвакуироваться… За каждым углом нас подстерегает какая-нибудь зараза, бацилла какая-нибудь, на первый взгляд — тьфу, мелочь, не стоит обращать и внимания, а конец будет неизвестно еще какой.

— Для того-то и существует профилактика, — наставительно пояснила Ольга Петровна.

— Ваш брат — медицина — на все случаи придумает словечки. Профилактика, диагностика… Я ведь только хочу сказать, что на каждый чих не наздравствуешься. А думать об этом да ждать — это все равно что на фронте каждой пуле кланяться: обязательно и убьет.

Поговорили, и ладно. Жизнь шла своим чередом. Сады цвели, люди трудились.

Четырнадцатая глава

1

Немало времени прошло с тех пор, как Марков увидел бывшего своего друга Женьку Стрижова в ресторане «Кахетия», увидел — проникся к нему жалостью и решил непременно побывать у него и попробовать наладить отношения.

«Надо отремонтировать нашу дружбу! — неоднократно говорил себе Марков. — Может быть, даже наложить заплаты, но так вот отмахиваться, вычеркивать человека нельзя».

Однако всякий раз, как намечал он это несложное мероприятие, обязательно что-нибудь мешало. А ведь так просто — пойти на Фонтанку, войти в знакомый-презнакомый двор, где столько раз бывал, где знает и помнит все-все: и ржавые брусья, сваленные в углу рядом с кучей битого кирпича, и поленницы дров — много и каждая на особицу, потому что каждая принадлежность такого-то жильца такой-то квартиры… Марков даже знал, что, если пройти этим двором, окажется поворот, затем как бы вторые ворота уже другого дома, затем площадка, где выбивают ковры, сушат матрацы и стеганые одеяла, затем опять длинный узкий двор, по которому выйдешь совсем неожиданно к Александрийскому театру. Марков помнил все изгибы и повороты этого проходного двора, так же отлично помнил темную лестницу, пахнущую котами, дверь, обитую клеенкой…