Борис Дедюхин - Тяжелый круг

• Название: Тяжелый круг
• Автор: Борис Дедюхин
• Издательство: Современник
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1984

Многие тысячелетия служит людям лошадь — прекрасное творение природы. И сейчас, в век техники, она по-прежнему необходима человеку. Он совершенствует породы лошадей, и немалую роль в этом процессе играют конноспортивные состязания. Повесть «Слава на двоих» рассказывает о единственном в истории мирового спорта успехе Николая Насибова, который на чистокровном скакуне Анилине трижды выиграл Большой приз Европы.

В романе «Тяжелый круг» основное внимание писателя сосредоточено на судьбах подростков, будущих мастеров-наездников. Воссоздавая мир соревнований, с его риском, провалами и победами, автор показывает становление личности спортсменов.

---

— Где работаете? — спросил Саша.

— На пивзаводе.

— Кем?

— Бродильщиком.

— Забавная профессия… И много ли набраживаете?

— Сто двадцать-сто сорок.

— Это нынче не модно.

— Сам знаю.

— Обещаю вдвое больше.

Нет, не сразу Саша посвятил его в свои планы. Да они и созрели не сразу. Богомаз (так парень просил его называть) приходил на свидания, гундел что-то про край древесной грусти, про волшебных коней, твореных золотом на черном лаке. Саша обдумывал свое, присматривался.

Наконец его подручный получил «командировку» в Пятигорск.

Так что сведения Амирову его «королевская рать» доставляла точные: скоро и сам Саша Милашевский действительно стал тайно каждую субботу прилетать самолетом из Москвы, а вечером в воскресенье возвращаться. Эти два дня вел крупную игру, был здесь, как и в скачках, постоянно на грани — победа или поражение, и большой переполох учинил в стане пятигорских тотошников.

Глава тринадцатая

1

Как известно, попытка Амирова залучить в свою конюшню Саню Касьянова кончилась ничем, стало быть, и первым жокеем сделался теперь Нарс Наркисов. У него изменилась даже походка. И манера держаться стала иной. И вырядился очень экстравагантно: на голове вязаная пестрая шапочка с большим помпоном, на ногах кроваво-красные туфли с узорами, тиснениями, бляхами и на метровых каблуках — выше всех стал! Тем, кто по необразованности своей не в состоянии был оценить его джинсовые брюки, Нарс пояснял, что это такие исключительные штаны, которые, сними их и поставь — сами по себе будут стоять как бы надетые на человека-невидимку. Положение первого жокея повлияло на него заметно, он даже и с друзьями здороваться стал иначе:

— Привет, славяне! — Подавая руку, он для важности как бы откидывал ее в сторону.

— Салам, сын Кавказа! — несколько оторопело отвечал Касьянов.

В Алма-Ату Нарс приехал, как и подобает маэстро, накануне соревнований, — Амиров уж беспокоиться начал и на всякий случай в первой скачке заявил жокеем на фаворите Саяне не Нарса, а Олега Николаева. Это выглядело красивым жестом, Олег принял его как намек на возможное полное помилование: по предварительной заявке все лучшие лошади были отданы Нарсу, ему одному уготованы были все главные призы, как летом в Пятигорске на Дерби они были предназначены лишь Николаеву.

В этой же скачке шел Игрок. Саня и Онькин рассматривали первый день как прикидочный: приз Мира будет разыгрываться в следующее воскресенье — Игрок там пойдет доказывать свое решающее превосходство над Алтаем, который пока что еще ходит с лаврами крэка — лучшей лошади страны. Саня жил всецело призом Мира.

По традиции, Всесоюзные соревнования конников открывались парадом и игровыми представлениями: воспроизводились страницы истории легендарных времен гражданской войны, становления Советской власти. Мчались тачанки, шла лавиной конница. В роли Буденного и Ворошилова выступали курсанты Алма-Атинского пограничного училища. Чапаевым предлагали быть на время Сане Касьянову, нашли, что он похож внешне на Василия Ивановича, но он отказался из-за того, что участвовал в первой же скачке, сразу после парада. А Нарс Наркисов был одет под Амангельды Иманова, мчался с поднятой над головой саблей и кричал:

— Джигиты, где ваши львиные сердца, где ваша смелость тигров? Вперед, пусть не будет боевому коню стыдно за седока!

Нарс был очень доволен своим актерским дебютом и долго еще повторял про себя и вслух: «Вперед, пусть не будет боевому коню стыдно за седока!» И, естественно, он не мог выступать в первой скачке, о чем мало жалел. И это было очень на руку Олегу Николаеву. Его поездка в Алма-Ату была под вопросом до самого отъезда. Два дня он обивал пороги месткома, комитета комсомола, ходил с просьбами к директору ипподрома и начальнику испытаний, а уж Амирова так заверял в своей преданности, что, между прочим, и Анну Павловну выдал, сказал о ее связях с Зябликом и Какикавой и тут же, по требованию Амирова, дал слово, что никому больше об этом не проговорится. Конечно, непосвященному человеку могло бы показаться странным, что избалованный зарубежными гастролями Николаев рвется на какой-то «сабантуй», как называют конники эти соревнования, проводящиеся раз в год. Но отгадка проста: в Алма-Ату улетала и Виолетта… Она числилась конмальчиком, уже принимала несколько стартов в скачках девушек, без особого, правда, успеха, но ее включили в команду, потому что некому было участвовать в соревновании-игре «Кыз-куу», где нужна не просто всадница, но всадница с артистическими данными. Узнав, что она едет в Алма-Ату, Николаев и пошел ва-банк. Амиров смилостивился, но хороших лошадей дать не обещал — великий Николаев был рад даже этому!

И вот повезло: в первую же скачку записан, да еще и на фаворитную лошадь — на Саяна!

Николаев, вырвав старт, лег на бровку и стал огуливать Саяна хлыстом. Увидев такое дело, Саня сразу понял: гнаться бессмысленно, потому что дистанция крохотная — полтора километра.

Жалея Игрока, Саня даже и не выдернул хлыста, и у финиша его обошел жокей команды Туркмении — Игрок, таким образом, остался третьим.

— Я в руках его вел, не погонял, чтобы сохранить к воскресенью, — сказал, вовсе не оправдываясь, а чистую правду Саня, но Онькин глянул на него как-то по-птичьи: искоса, с недоверием.

Но Саня ничего этого не заметил, торопился передать лошадь конюху, чтобы самому внимательно посмотреть, как сложится следующая скачка: в ней шел Алтай, и ее, очевидно, Амиров и Наркисов рассматривали тоже как прикидочную.

Алтай был, что и говорить, в большом порядке и выиграл очень легко, в десяти-двенадцати корпусах пришел. Наркисов сидел на нем завалясь, но Саню это не обескуражило:

— Поглотает он у меня через недельку пыль, поглотает! Игрок этому Алтаю всю душу вытрясет.

Онькин смотрел задумчиво-отрешенно, проговорил непрощающим тоном:

— Вытрясет, а приз продул.

Игрок и Алтай подошли к призу Мира в высших кондициях: на проездках оба прыгают, на месте не стоят, а пустишь галопом — остановить трудно. Оба — как до упора закрученные пружины, которые могут раскрутиться в единое мгновение. Это мгновение теперь в руках жокеев, и только в их руках, ничьих больше.

2

Зависимость лошадь-тренер-жокей гораздо более тонкая и сложная, чем многим кажется. «Первые два километра буду ехать на Игроке без хлыста», — решил Саня.

Вообще-то, если лошадь не видит хлыста, она тебя не чувствует совсем, будто на ней и не сидит никто. Саня вспоминал одну свою близорукую двухлетку. Никак дело не шло — робеет всю дорогу, из конюшни боится на свет выходить, увидит на черном фоне бумажку или опилки, старается обежать, заметит черт-те где на веревке белье — шарахается, никак не может решиться переступить с зеленой травы на черный круг или наоборот. Саня измучился с ней. А стала трехлеткой, можно стало ее хлыстом понуждать — будто подменили лошадь. Летом нынче приз Дружбы народов выиграла, правда, из-под палки. Но случается и по-другому. Был у них на конюшне жеребец, красивый жеребец, хоть и полукровный. Пошел с кровными на Открытие в Ростове и выиграл. Притом выиграл без хлыста! Двадцать метров до финиша, трибуны орут — идет без хлыста! И выиграл полголовы, усилиями вырвал! Онькин, говорят, как увидел, что его жокей палкой не работает, даже отвернулся, чтобы не расстраиваться. Ему говорят: «Санька выиграл», — а он в ответ: «Ладно врать-то, вовсе и не остроумно!»

Касьянов был уверен безгранично: «Трудно Алтая обыграть, все его непобедимым считают, а я на Игроке обойду его… Потому что знаю, как это сделать: Игрок не любит, чтобы его на первых двух километрах понуждали хлыстом, зато любит, чтобы ему властно кричали: «Оп-оп!» — только и всего, а он прижмет уши и айда-пошел!»

Игрока Саня знал и чувствовал даже лучше, чем Онькин. Как и все лошади, любит этот жеребец покушать овсец и молочай, сахар и морковку, но самое большое лакомство — арбуз. Саня каждый день приносил в денник арбузище килограммов на пять-шесть, и они вдвоем, не торопясь, уминали его.

Всю неделю опекал Саня одну только эту, заветную свою лошадку. Сено подбирал травинку к травинке — чтобы было мелкое, тонкое, с целым листом, цвет чтобы непременно был зеленый, запах ароматный, без затхлости и пыли. Прежде чем задать овес, сам разжевывал и проглатывал несколько зернышек. И воду из ведра прежде Игрока сам отхлебывал. А приносил он эту воду из горного родника: водопроводная — с хлоркой, а та, что налита в бочках, дождевая, тоже плоха — чиста, но безвкусна и плохо утоляет жажду.

Два, а то и три раза он чистил Игроку копыта — сначала щеточкой, а потом еще тряпкой очень тщательно вытирал подошву, пятку и стрелку.