Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

• Название: Узор из шрамов
• Автор: Кэйтлин Свит
• Жанр: Фэнтези

Нола, юная провидица из нижнего города, мечтает жить в замке, где она могла бы прорицать для короля. Однажды она встречает придворного прорицателя, который обещает помочь ей достичь своей мечты. Но вместо этого он вовлекает ее в паутину убийств и предательства, навязчивых желаний и древних запретных ритуалов, которые угрожают не только ей, но всей стране и людям, которых она любит. Скоро она понимает, что видеть будущее не означает иметь возможность его предотвратить.

---

Он хмыкнул.

— Что сломаешь, дорогая? Еще посуду? Руку? — Он замолчал и долгими, медленными движениями начал гладить мою спину вверх и вниз. Когда он заговорил вновь, его голос был серьезным. — Не сломаешь. Только если найдешь другого провидца, достаточно сильного, чтобы изменить все Пути. Того, кто сможет вернуть их на свои места. А как это произойдет, если тебе не удастся его об этом попросить?

— Я тебя убью!

Он запустил руку мне в волосы и притянул так, чтобы я смотрела прямо на него. Его глаза двигались, как черные бурлящие воды моего видения.

— Если ты это сделаешь, твои Пути останутся такими навсегда. Только я могу восстановить их. Нет, Нола, если ты меня убьешь, то навсегда потеряешь шанс освободиться.

— Ты лжешь.

— И все же ты ничего мне не сделаешь, на всякий случай. — Он провел рукой от моего плеча до бедра и погладил его большим пальцем.

— Тогда я убью себя.

Он улыбнулся.

— Не убьешь. Твое дыхание, твоя кожа — ты совсем юная, моя дорогая, и ты будешь жить. Но не прячь свою ярость слишком далеко. Она делает тебя прекрасной и сильной. А для того, что мы будем делать, сила тебе понадобится.

— Я ничего не буду делать. — На последнем слове мой голос сломался.

— Будешь, потому что я скажу тебе. И потому, что если ты будешь хорошо себя вести и слушаться, я сам восстановлю твои Пути.

Мне хотелось ему верить; он увидел это на моем лице и улыбнулся.

— Обещаю, Нола. Если ты поможешь мне и простишь, я исправлю то, что сделал. Но ты должна быть хорошей. — Он вновь притянул меня к себе. Я вздрогнула и проглотила последние слезы, слушая стук его сердца, а потом уснула.

Когда я проснулась, он все еще был здесь. Он сидел на постели, положив одну руку мне на бедро, а другую — на платье. Я вспомнила все, глядя на чистые синие складки и шелковые ленты. Я вспомнила все разом и подумала: «Нет, этого не может быть, это не может быть правдой».

— Хочешь есть?

Я на него не смотрела. Я была голодна до боли, но ничего не сказала.

— Оденься, Нола. Мы идем на улицу.

«На улицу», подумала я, и все остальное исчезло.

Он встал и подошел к двери. Я ждала, что он отвернется, но он этого не сделал, и даже это не имело значения. Я стянула через голову грязную льняную рубашку.

— У тебя, разумеется, будет новая комната, — сказал он. — И ванная. Прямо сейчас. — Его глаза двигались, задерживаясь на моем теле, и я наклонилась, чтобы скрыть набежавшую краску (поскольку это, в конце концов, имело значение). Я подняла платье, и оно заскользило в моих ладонях, как вода. Я натянула его через голову и дала упасть, вспомнив то первое платье из шкафа в доме. «Значит, это не был дом твоей бабушки, — сказала бы я, если б могла. Если бы слова не касались его тайной жизни, а значит, были непроизносимы. — И я знаю, что Уджа — не твоя птица».

Он широко улыбнулся, словно услышал мои мысли.

— Дай-ка я заколю твои волосы. Они ужасно грязные, но что-то с ними все же можно сделать.

«На улицу, — подумала я, подходя к нему. — Сейчас ты выйдешь отсюда. Оставайся спокойной». Он вытащил из сумки несколько заколок и расчесок. Я ожидала, что у него получится плохо (как однажды у Бардрема, когда он пытался помочь Ченн с прической), но нет — он вставил их быстро и уверенно. Закончив, он освободил две пряди по бокам и взял мои щеки в ладони.

— Неплохо, — сказал он. — А теперь идем.

Я ожидала, что будет день, сияющий и ослепительный, как в тот раз, когда мне почти удалось отсюда выйти. Но свет был мягким и синим; я лишь немного прищурилась, ступив за порог. Дул теплый ветер, и я подставила ему лицо. Воздух пах дождем.

— Сюда.

Я едва его слышала. Казалось, я плыву так легко, что ничего не замечаю, кроме касания ветра и цвета воздуха. Вероятно, я пошла за ним. Деревья, темный пруд в сумерках — все они проплывали мимо меня, или я мимо них. Были люди, их лица, размытые и нечеткие. Мягкое, хмельное забытье, но вот Телдару взял меня за запястье и сильно сжал.

Первый, кого я увидела, был король. Он улыбался, хотя в его глазах читалось беспокойство при взгляде на меня (на мою походку, бледное лицо, худое тело и свободно висящее синее платье). Я улыбнулась в ответ. Потом огляделась: большой полутемный зал, украшенный гобеленами и уставленный длинными столами. Никто не сидел на лавках, хотя несколько слуг собирали тарелки. Я смотрела на еду и не могла отвернуться.

— Нола. Нола, сядь… пожалуйста, поешь.

Я села. Передо мной была миска. В ней лежал кусок хлеба и тушеные бобы, почти остывшие, но они согрели мой язык и горло. Все время, пока я ела, Халдрин и Телдару не разговаривали. На секунду я вспомнила о Хозяйке и о том, как ее ужасало шумное, жадное поедание. Представила, как она видит меня согнувшейся над миской, уплетающей еду перед королем Сарсеная и великим провидцем Телдару.

Закончив, я выпрямилась на лавке. Я насытилась и хотела только одного — быть счастливой. Но помнила, что не могу, и понимала это, даже когда Телдару сказал:

— Видишь, Хал, к ней возвращается аппетит и рассудок.

Король наклонился вперед. Он сидел на деревянном троне, который стоял на помосте; трон украшали жемчужные и золотые спирали.

— Правда? — спросил он. — Ты хорошо себя чувствуешь?

«Телдару меня проклял. Он безумен. Он хочет использовать запретную силу, чтобы разрушить страну. Он тебе не друг».

— Да, — ответила я. — Хорошо.

Глава 21

Три дня я провела в одиночестве, сидя в комнате, которую мне выделили. На полках стояли разноцветные стеклянные бутылочки и маленькие резные шкатулки. Еще были две тряпичные лошади, такие потрепанные, что из них вылезала солома, и они не могли толком стоять на ногах.

— К твоему сведению, это была комната Ченн, — сказал Телдару, стоя в проходе. Наверное, он ожидал, что я испугаюсь или встревожусь. Я бы испугалась, будь это ночь. Но в открытые ставни светило солнце, играя на синем и красном стекле бутылок, а лошади улыбались кривыми улыбками. Я тоже улыбнулась и ответила:

— Хорошо.

Три дня я сидела в этой комнате одна. Я настежь открывала дверь и ставни даже ночью, когда воздух был холодным, как в начале зимы. Снаружи всегда кто-то был, сменяясь, как в карауле: должно быть, Телдару составил для стражников целое расписание. На них не было доспехов, но толстые шеи и мускулистые плечи выдавали в них солдат, а на боку висели короткие мечи. Поначалу они настораживались каждый раз, когда я появлялась в дверях. Я смотрела на них, а потом на двор провидцев. Туда я смотрела часто, и на другие каменные комнаты, прилипшие, как моя, к красной стене; смотрела на падающие листья, на голые ветви, на небеса. А в особенности на детей, собиравшихся у дверей и под деревьями. Два мальчика, две девочки — здесь, судя по всему, Телдару мне не соврал. Они стояли по одиночке или группой и тоже смотрели на меня; чаще всего это была Селера, хотя, по счастью, близко она не подходила. Она устраивала целое представление, нашептывая что-то другим; я видела ее взгляды и презрительную улыбку, но на лицах собеседников было нечто иное. Всем им, стражникам и ученикам, я демонстрировала вызывающую беспомощность. «Видите, — говорили мои глаза и прямое напряженное тело, — я не боюсь, но я без сил. Я не смогу быстро двигаться, даже если захочу».

Стражники в это поверили и постепенно начали расслабляться. Они прислонялись к стенам, мельком оглядывали меня из-под полуприкрытых век, и я думала: «Да, именно так вы и считаете. Что я буду стоять тут вечно».

Но я собиралась бежать.

Поначалу я была слишком усталой, чтобы об этом размышлять и строить планы. Я знала, что придумаю что-нибудь, когда смогу. Но прежде ко мне пришел Телдару.

В первые три дня он вообще не появлялся. Вместо него приходила молчаливая сгорбленная женщина, которая приносила еду и отводила меня (в сопровождении стражника) в темную вонючую уборную, которой мне разрешили пользоваться вместо ведерка. Я пыталась не думать о Телдару, но по ночам каждая стукнувшая ветка или проходящий страж становились им, вновь идущим ко мне.

Он пришел днем. Я только что поела и сидела за столом. (В комнате ничего не было — ни бумаг, ни перьев, ни чернил. Ничего, что могло бы помочь мне теперь, когда меня подводил голос). Я увидела, как он вышел из-за голых деревьев и идет по дороге из мелких белых камешков. На нем был темно-красный плащ, который он поддергивал каждые несколько шагов, чтобы тот не путался в ногах. Борл скакал рядом, высунув язык. Телдару кивнул стражу, а потом посмотрел на меня. Он не улыбнулся, и внутри меня все сжалось. Я знала, что означают его улыбки; его ровное, бесстрастное лицо могло означать что угодно.

— Хорошо, — сказал он, войдя в мою комнату. — Ты одета и поела. Можем идти.

— Куда? — Мне не хотелось говорить с ним, но я должна была знать.