Анатолий Емельянов - Год - тринадцать месяцев (сборник)

• Название: Год - тринадцать месяцев (сборник)
• Автор: Анатолий Емельянов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Анатолию Емельянову присущ неиссякаемый интерес к жизни сел Нечерноземья.

Издавна у чувашей считалось, что в засушливом году — тринадцать месяцев. Именно в страшную засуху и разворачиваются события заглавной повести, где автор касается самых злободневных вопросов жизни чувашского села, рисует благородный труд хлеборобов, высвечивает в характерах героев их высокую одухотворенность.

---

— Твоих подарков мне до смерти не переносить… — говорила она сквозь всхлипы, утирая глаза концом платка. — Когда до войны выходила замуж, самым большим моим богатством был холст из двенадцати пасм. Сама и ткала. А лен был какой? Ты ребенком был, не помнишь, — отец прямо в огороде лен сеял. Отец наш носил простую рубаху, муж Афанасий тоже, разве ворот или подол вышивала. А сейчас все есть, вышитое в магазине купишь, и я уже рукоделье забывать стала… — Тут сестра спохватилась — Ой, Олеша, заговорила я тебя, садись-ко давай за стол, ешь, я сейчас в погреб за пивом сбегаю…

Пиво было не очень густое, а значит, и не крепкое, и Алексей осушил залпом литровую банку. Хорошо! А потом по настоянию Урик принялся за яичницу.

— Вот поешь да отдохни с дороги, — распоряжалась сестра. — Старый приведет барана, а я баню затоплю, помоешься с дороги. В городе насквозь пропылился. Ой, и не знаю, как ты терпишь там такую жару!..

Баня у сестры поставлена в саду, и Алексей Петрович вызвался поносить воду. Но оказалось, что и носить не надо, а только включить мотор, и вода сама побежит в бочку по резиновому шлангу. От нечего делать походил по саду, осмотрел хозяйство зятя Афанасия: сарайчик, где была у него столярка, дубовые формы для гнутья полозьев и дуг, токарный станок для вытачивания ступицы… Все, конечно, старинное, дедовское, но все исправно, все работает. Афанасий любит и похвалиться: «Мои телеги легче и крепче промкомбинатовских. Спроси любого в Шигалях, тебе скажут!..» — «Но ты ведь и берешь подороже!» — «Наоборот! — с азартом возразил Афанасий. — Дешевле беру. Спроси самого Сетнера!..»

На крыльцо сестра вышла.

— Все шорничает Афанасий?

— Ой, боже! Последний год стучал с утра до ночи, в месяц по три стана мастерил. Даже Сетнер приходил: не завод ли, говорит, открыл? Издевается же, окаянный! — Сестра засмеялась.

— А что он так старался?

— Да для пенсии.

— И большая ли теперь у него пенсия?

— Семьдесят рублей.

— Это много или мало?

— Ой, тура![3] Много. У других вон по двадцать рублей, а у меня пятьдесят пять.

— Ну что ж… — сказал он, подумавши, что ведь нему самому скоро придется считать пенсионные рубли.

— Ой, тура! Раньше бы так, когда детей учила!..

Тут малые ворота отворились, и вошел Дима — высокий, статный парень, глаза и брови черные, как у матери, а волосы русые. В руках у него портфель, должно быть, идет из школы, вот и завернул к матери. А дядю Алешу никак уж не ожидал тут встретить.

— Дядя Алеша!.. — сказал он, точно бы еще не веря совсем в то, что это он и есть. — Дядя Алеша!..

— Салам, Дима. Салам!..

Они обнялись, и Алексей Петрович почувствовал сильные, крепкие плечи, сильные мужские руки племянника.

— Ой, тура!.. — воскликнула на крыльце Урик. Она опять плакала, глаза ее сияли от счастья. — Давайте за стол садитесь, я пива принесу!..

— Нет, нет! — запротестовал Дима, и голос его оказался не менее решительным, чем у матери. — Дядя Леша ко мне пойдет, я дом ему покажу! — И своей сильной рукой крепко взял Алексея Петровича за локоть.

12

Шигали росли.

Чем дальше они шли, чем ближе была околица, тем чаще были новые дома, тем больше было признаков стройки — груды белого и красного кирпича, гравий, доски, уложенный в штабеля и тщательно укрытый толыо тес. А Димин дом оказался почти крайним. Дима остановился и молча кивнул — вот он.

Дом был кирпичный, высокий, в два этажа. Но нижний этаж был как бы фундаментом — без окон, но с широкой дверью, и Алексей Петрович понял, что тут у Димы запланировано помещение для гаража. Но верхний этаж был выложен красным и желтым кирпичом, и тут было четыре широких окна, и окна украшали резные наличники. Такая же резьба шла и по фронтону, и слуховое окно в конике тоже было все в затейливой резьбе, — чувствовалась рука Афанасия Ивановича.

Пока Алексей Петрович осматривал фасад, Дима стоял рядом и с ревнивым, затаенным чувством следил искоса за Алексеем Петровичем. Он ждал восхищения, удивления, похвалы. Но Алексей Петрович пока молчал.

— Гараж, — сказал Дима глухим от волнения голосом. — Но машины пока нет.

Алексей Петрович кивнул: понятно, мол.

Воротные столбы были тоже выложены из кирпича.

Дима широко распахнул ворота, как будто во двор должно было войти несколько человек. Двор оказался на удивление зеленым — как будто за газоном ухаживали не один год, и никаких следов недавней стройки! И пахло мочеными яблоками. Неужели от дикой ромашки, которой зарос двор, шел такой запах? И по этой траве ходили белые куры, а когда Алексей Петрович приблизился, то громадный петух встряхнулся и испустил хрипловатый предупреждающий крик.

Дима весь так и светился.

— Прошу, дядя Алеша! — И он открыл перед Алексеем Петровичем дверь в сени.

Широкая деревянная лестница в три ступени вела вниз, как на корабле. Они оказались в просторном помещении с большой печью, с газовой плитой и колонкой. Все было ново, сияло никелированными ручками и белой эмалью. Сервант, шкафы, громадный стол, стулья с резными спинками, — работа Афанасия Ивановича.

— Это кухня-столовая, — пояснил Дима.

Алексей Петрович согласно кивнул. Да, это понятно, но уж очень она огромна.

— Бывают и праздники, и разные дни рождений, и на помочь люди собираются, и всем тут хватит места.

Чувствовалось, что у Димы все продумано.

Из кухни была большая дверь в коридор. И когда вышли сюда, то рядом с кухней оказалась ванна. На лавке лежала даже пара веников.

— Хотите попариться?

— Чем же топишь? — спросил Алексей Петрович.

— Газом. А баню топим дровами. Хотите баню?

Алексей Петрович засмеялся.

— А здесь — туалет. — И Дима толкнул следующую дверь.

И верно — здесь был туалет, обычный туалет, и вода булькала в бачке, и пахло так же, как пахнет во всех туалетах мира…

— И канализацию сделал?

— Да, выгребная яма, а тут проложены трубы.

— Молодец, — похвалил Алексей Петрович племянника.

— Хочется, дядя Алеша, жить в человеческом доме, чтобы было в нем удобно, просторно, светло.

— Но с таким домом и забот не мало. И как только ты осилил такую стройку?

— Устал, дядя Леша, — признался Дима. — И надоело даже. Но сейчас вот, — и Дима щелкнул выключателем, под потолком загорелась тусклая лампочка, в желтом свете блеснули выпуклыми боками бесчисленные банки на полках вдоль стен. — Здесь прекрасно хранить фрукты и овощи, и влезет сколько угодно.

И верно, по стенам на железных угольниках деревянные полки прогибались под тяжестью больших стеклянных банок с помидорами, огурцами, яблоками. А в углу штабелями стояли ящики, и сквозь свежую стружку виднелись краснобокие яблоки.

— Картошки еще нет, она еще растет. Люди уже выкопали, потому что ботва высохла, а у меня еще зеленая, — похвастался Дима. — И секрет в том, что один раз полил, да сильно полил, вот картошка и растет. У меня колодец на восемь метров!

Алексей Петрович с восхищением покачал головой. Ну и Дима, ну и племянник!..

— А как же, дядя Леша! В деревне все должно быть свое. У нас нет гастрономов и овощных магазинов, человеку дана земля, и я сейчас только понял, что такое это — свой участок земли!.. Это не так просто, дядя Леша, как может показаться на первый взгляд.

— Догадываюсь, — сказал Алексей Петрович. Он вспомнил про те дачные участки, про тот азарт с этими участками. — Догадываюсь, что тут что-то есть.

— Есть, есть! — радостно подхватил Дима. — Мы как-нибудь поговорим об этом, а теперь — прошу!..

Оказывается, из кухни наверх вела деревянная лестница, ничуть не уже, чем лестничные пролеты в городских домах. Здесь было просторно, а ступеньки мелкие, рассчитанные, видимо, на детей.

И сразу они попали в просторный, светлый зал. Солнце уже ушло из четырех передних окон, и в зале стояло сухое, свежее тепло, глянцевато сияли краской широкие, плотно подогнанные половицы, тонкие тюлевые занавески делали весь зал особенно уютным. Телевизор, стол под скатертью, мягкие стулья, шкаф с книжками, в основном тут оказались учебники… А один угол занимала кадка с сильно разросшейся розой. Листья были большие, темные, а два бутона только что распустились… Два окна выходили на восток, и там видны были сады соседей, а еще дальше — колхозный сад: ровные ряды молодых яблонь сбегают под уклон к Цивилю. Вид этот показался Алексею Петровичу таким прекрасным, что хотелось постоять, посмотреть, но голос Димы звал его дальше:

— А здесь спальные комнаты… А это мой рабочий кабинет… Мебели, правда, еще не полный комплект.

— Успеешь, — успокоил Алексей Петрович.

— Успею, — охотно согласился Дима.

— Прекрасный дом, — сказал Алексей Петрович. — Но зачем тебе такая громадина?