Евдокия Ростопчина - Палаццо Форли

• Название: Палаццо Форли
• Автор: Евдокия Ростопчина
• Издательство: Правда
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1991
• ISBN: 5-253-00253-7

«Палаццо Форли» принадлежит перу известной русской писательницы XIX века Евдокии Петровны Ростопчиной.

Действие повести происходит в Италии первой половины XIX века. В центре повествования — судьба последних представителей знатного рода маркизов Форли — брата и сестры Лоренцо и Пиэррины, интриги их врагов, стремящихся завладеть бесценными художественными сокровищами палаццо Форли и титулом древнего рода.

Повесть привлечет внимание читателей не только увлекательным и острым сюжетом, но и яркими, выразительными описаниями художественных шедевров Италии.

---

— Смотрите скорей на третье палко[40] второго яруса, направо, недалеко от графини Соранцо… там, где только одна женщина сидит, облокотясь… Узнаете вы ее? Скажите скорее, кто она?

Монроа и Бонако оба повернулись к показываемой ложе и оба сделали знак удивления: так поразительна была красота одинокой зрительницы; но ни тот, ни другой не знал ее.

Монроа объявил, что никогда не видел этого чудного лица.

Общее ожидание, снова обманутое, превратилось в сумасшествие…

— Как не знаете?.. Быть не может!.. — послышалось со всех сторон. — Вот командор говорит, что вы должны знать… ведь вы ее видели в Венеции?.. ведь в нее, говорят, влюблен маркиз Форли, чтоб черт его унес такого счастливца!..

Монроа, в свою очередь, удивился.

— Даю вам слово, господа, — сказал он, — что я не встречал никогда этой дамы и, покуда был в Венеции, не слыхал, чтоб у Лоренцо Форли было что-нибудь похожее на такое знакомство.

— Да вы уж три недели здесь: они могли успеть познакомиться с нею после вас, — язвительно заметил командор, — а я с своей стороны уверяю, что эта дама, возбудившая всеобщее любопытство, не кто иная, как синьора Терезина Бальбини, примадонна mezzacanattere, дебютировавшая в Венеции на театре delia Fenke в роли Линды ди Шамуни и теперь приехавшая сюда в сопровождении очарованного ею маркиза Форли!

— Странно, — сказал Монроа, — я сегодня еще слышал от аббата Джироламо, что маркиза здесь нет и что его вовсе не ожидают.

— Странно, — подумал Бонако, — это имя Форли, видно, околдовано: никогда не произносится оно при моем новом приятеле, чтоб ему не пришлось в чем-нибудь отнекиваться и отпираться. Намедни он не хотел сознаться, что любит сестру; теперь защищает брата от любви к этой красавице… Что же это значит?

— Если Лоренцо не приехал, так посмотрите, что скоро будет, а эта особа явилась наперед… Говорят, он по уши влюблен, без ума от нее. Да и есть от чего, надо сознаться!.. Целая поэма любви и красоты в этой чародейке!.. Он ей подарил эти дорогие брильянты, которые горят звездами в ее ушках; он из ревности заставил ее покинуть сцену, где она только что появилась и, как слышно, с успехом. А так как у синьоры-примадонны был подписан контракт с импрессарием, то маркиз заплатил за нее огромную неустойку.

— Да быть не может, командор? Откуда возьмет он денег?.. Доходы свои он, конечно, заранее промотал, а где же такой сумасшедший, который бы дал ему взаймы под залог заложенных и перезаложенных его мыз и виноградников?

— И откуда вы все это знаете, ходячая газета?..

Командор выпрямился и гордым оком окинул все собрание.

— Мне писали друзья, — продолжал он, — у меня есть приятели в Венеции — граф Медино, барон Галванья. — И он назвал еще несколько громких известных имен, принадлежащих людям, которые, вероятно, не знали о его существовании. — Я даже знаю и могу вам сообщить все подробности этого романа. Лишь только прелестная певица показалась на сцене, вся Венеция взволновалась, сердца и головы — все запылало! Лоренцо из первых… Пошли искания, декларации, письма, серенады; проезда не было гондолам под окнами алберго del Lione Branco[41], где жила Терезина Бальбини; цветы вздорожали, дома напротив и возле ее квартиры тоже. Но Лоренцо наш понравился — и всех соперников в сторону: он победил… а трудно было! Спор и победа равно славны для нашего молодого соотечественника. Флоренция может возгордиться: она и тут не уступила!

По вечному соревнованию и по завистливой вражде между собою всех итальянских столиц и первоклассных городов, малейший успех, малейшее отличие флорентинца перед ломбардцем или римлянина перед неаполитанцем принимается его согражданами не иначе, как за общее торжество. При словах командора тосканские лица просветлели. Тосканцы торжествовали вполне! Хитрый вестовщик того и ожидал, рассчитывая на самолюбивый патриотизм своих сограждан. — Вообразите, — продолжал он, — вообразите господа, что этот неимоверный богач, англичанин, лорд Уорд, у которого ежегодного дохода до двадцати пяти тысяч франков в день, лорд Уорд предлагал синьоре Бальбини и сердце свое и все свои миллионы — и вотще!.. Ему отказали!.. А неотразимый Дон-Жуан наших дней, красавец — победитель Артур Батияни… да! сам Артур Батияни, сердцеед и сердцегубец… он так был влюблен в эту Бальбини, что хотел ее увезти, и, когда она ему отказала, с отчаяния спрыгнул в канаву, перед глазами Терезины… Правда, что он плавает как рыба, а день был не слишком холоден для зимнего! — прибавил командор, язвительно улыбаясь и поглядывая на все стороны, чтобы видеть действие своего рассказа.

— Все, что вы так красноречиво и подробно описываете, милостивый государь, может быть, так и случилось в самом деле, — недоверчиво возразил Монроа, — но в мою бытность в Венеции, тому едва три недели, не было никакой примадонны Бальбини и не появлялось на сцене Фениче или какого-либо другого театра, но там пели две знаменитости, Ангри и Тадолини, и я не думаю, чтобы третьей певице удалось протесниться между ними. Роль Линды занимала Тадолини: эта роль для нее и написана, и чудная примадонна производила в ней настоящий фурор!

— Согласен с вами, синьор, что Тадолини и Ангри действительно восхищают Венецию, но мои корреспонденты не обманывают меня, а, впрочем, вот вам случай осведомиться об истине моих показаний: там, в ложе английского резидента, я вижу наших модных львов, князя Паментоне и нашего Бентивоглио, они только что возвратились из Венеции, — спросите у них!

И командор, беспечно указав издали на лиц, с которыми едва смел низехонько раскланиваться при встрече вблизи, отвернулся торжественно, как победитель…

Десять человек побежало в ложу английского резидента лорда Говарда; через минуту они получили от новоприезжих из Венеции полное подтверждение всей истории. Терезина Бальбини, очаровательная блондинка, действительно дебютировала на театре Фениче, в Венеции; недели за две до того она спела довольно худо роль Линды и заслужила бы фиаско, но ее поддержала огромная партия воздыхателей и приверженцев: Терезина была вызвана и провожена до квартиры с цветами и факелами. Потом она вошла в моду, была предметом всех разговоров, многих исканий и поклонений… но всем предпочла маркиза Лоренцо — и уже успела довести его до значительных издержек и дурачеств в честь ее лазоревых глаз. Эти слухи сейчас распространились по всему театру. Ложа Бальбини сделалась предметом еще большего любопытства… Не было ни одного мужчины, который не позавидовал бы маркизу Форли, ни одной женщины, которая бы не пожалела, громко или тайно, о глупостях и безумствах светского молодого человека, совершаемых для женщины, которая сегодня предпочла его, а завтра могла пожалеть о миллионах другого… Но все смотрели на Терезину и даже любовались ею!

Распустивши эту новую историю о примадонне и ее поклоннике, произведя шум, едва ли не изгладивший впечатление Вердиева финала, командор скрылся из театра, потирая руки… Проходя через сени, он повстречался с Левио и значительно пожал ему руку, проговорив в полголоса: «cammina, cammina!» (идет, идет!)

Ашиль де Монроа и Бонако вернулись в свою ложу для четвертого действия оперы; но оба рассеянно слушали трогательную сцену любви Эрнани и доньи Соль… Громовая ария метестеля и раздирающие прощанья любовников не могли уже тронуть их: мечты и мысли обоих друзей были далеко… Но оба они молчали и притворялись слушающими внимательно.

Когда опера кончилась, Ашиль встал и распрощался с другом.

— Как, разве мы не вместе кончаем вечер? разве вы забыли, что сегодня приемный день нашего посольства? — спросил с удивлением Бонако.

— Нет, я с вами не пойду, любезный друг, — отвечал Ашиль; — у меня болит голова, да, кроме того, куча дела: надо писать письма во Францию, завтра почта. Buona sera, carino![42]

Они расстались. Бонако отправился на раут к Французскому министру, а Монроа отослал свою коляску и пошел пешком.

Долго оглядывался он беспокойно, как человек, который не хочет, чтоб за ним следили. Он шел скоро, минуя улицы, где проезжало много карет, возвращавшихся из оперы, но, достигнув набережной Лунг-Арно, умерил шаги и дохнул свободно, освежившись чистым ночным воздухом после духоты театра. Дойдя до Понте-Веккио, он пошел еще медленнее и осторожнее… На углу он повернул налево, остановился перед боковой стороной палаццо Форли, против той половины, где жила Пиэррина. На улице не было ни души. Палаццо дремал, мрачный и безжизненный, как всегда. Но высоко, наверху, в третьем жилье, одно окошечко сияло мирно и приветливо, как признак существования и присутствия одушевленного существа среди этих покинутых и пустых хором.

— Она не спит, — подумал Ашиль, — что же она делает почти в полночь?.. Конечно, читает, или рисует, или вышивает? Но уж верно думает и мечтает… Сердце ее не чувствует близкого горя; у ней нет и не может быть предчувствия нового бедствия, постигшего ее семейство… Бедная, бедная девушка!.. Какая безрадостная и тяжкая участь выпала тебе на долю и как мужественно ты ее переносишь!.. Но кто знает — какие испытания угрожают тебе еще в будущности и достанет ли у тебя силы и терпения, чтоб с ними бороться?.. Этот брат, которого ты так любишь и который должен бы служить тебе опорой, он тебя тащит за собою в бездну, куда влекут его глупые страсти праздной молодости; опоры у тебя только что — старый аббат, да простая кормилица: кроме них, в этом большом городе нет живой души, к тебе расположенной, нет сердца, тебе преданного! Правда, есть одно, но ты о нем еще не знаешь, ты в нем не читала чистой и благородной причины его участия, его любви!.. А когда узнаешь и прочтешь — что ты скажешь тогда, черноокая синьора?.. Как примешь ты руку, которая дружественно и смело протянется к твоей?.. Иногда мне кажется — ты меня понимаешь, — я перестаю быть тебе чужим и посторонним; ты умильно и нежно мне улыбаешься, вкрадчиво смотришь мне в глаза, рада мне, когда я прихожу и провожаешь меня с сожалением; но только разговор коснется твоего брата, твоего дома, ты снова равнодушна и холодна ко мне: в тебе дышит только одна безотчетная преданность имени Форли и его представителю… странная и чудная девушка! Кто тебя разгадает?..