Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

• Название: Победные трубы Майванда. Историческое повествование
• Автор: Нафтула Халфин
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

В книге на основе обширного фактического материала (документы, английская и англо-индийская пресса, мемуары, переписка политических деятелей) в беллетризованной форме рассказывается о героической борьбе афганского народа против агрессии британских колонизаторов во второй англо-афганской войне (1878–1880).

---

«Привет да достигнет! — обращался сардар к родственнику. — Да не скроется от вашего высокого внимания, что по воле Аллаха нам суждено было вновь увидеть священные земли нашего государства. Мы намерены полностью восстановить свои наследственные права в Афганистане. Надеемся, что мудрый мир Бадахшана — да продлятся дни его! — окажет в этом содействие всеми имеющимися в его распоряжении средствами».

Текст скреплен резной печатью Абдуррахман-хана, бумага скатывается в трубочку и вручается гонцу. Конь уже оседлан. В Файзабад!

Дело сделано. Весть о себе подана. Остается только ждать. Впрочем, ждать сардар за десять лет, хвала всевышнему, научился. Но годы мытарств научили его и тому, что делать это тоже надо умеючи. Ибо жизнь полна неожиданностей. И потому Абдуррахман-хан произвел смотр своему не успевшему обсохнуть (да и как тут обсохнешь, когда продолжает кружить суровая бадахшанская метель!) воинству. Оно выстроилось в колонну. Впереди — пятьдесят соваров-телохранителей. Половина из них вооружена берданками, остальные — тоже неплохими ружьями, какие удалось раздобыть за время самаркандского «сидения». За ними — около двухсот конных афганцев: и они далеко не безоружны, хотя их оснащение похуже. Жаль, что немало людей пришлось выделить в распоряжение Исхак-хана и Сарвар-хана и направить их в сторону Мазари-Шарифа, но ведь и там надо закреплять влияние вернувшегося в Афганистан внука Дост Мухаммад-хана!..

Сардар поначалу думал направиться к лежавшему в трех дневных переходах городу Рустак. Однако люди были слишком измотаны. К тому же неизвестно, как отнесется к нему правитель Рустака — мир Баба-хан. Если враждебно, то он легко одолеет падающих с ног от усталости воинов Абдуррахман-хана. Будет смешно и трагично потерять все в первый же день.

Благоразумие, благоразумие прежде всего. Как правило, оно всегда вознаграждается. И потому сардар разместил свой отряд в заброшенной крепости Янги-кала, стоявшей в стороне от дороги на Рустак. Его люди получили возможность обогреться и отдохнуть.

Прошел день, другой. На третий, в полдень, дозорные известили, что к Янги-кала приближается конная группа. Абдуррахман-хан поднялся на крепостную стену. Вскоре всадников уже можно было пересчитать: человек семьдесят с пиками и саблями, ружей почти нет. Впереди — толстяк в чалме, богато расшитой куртке и широченных шароварах. Хорошо видно его лицо — одутловатое, заросшее рыжей, неаккуратно подстриженной бородой. Мир Баба-хан?

Сардар подал знак впустить прибывших. С некоторой опаской оглядываясь по сторонам, в открытые ворота въехал их глава в сопровождении дюжины кавалеристов. Ему достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться, что гарнизон крепости и численно и по вооружению значительно превосходит его свиту. Это вызвало у толстяка явную растерянность, но он все же спешился и пошел навстречу медленно спускавшемуся со стены по ступенькам Абдуррахман-хану. Да, это был рустакский правитель.

Мир Баба-хан приложил обе руки к объемистому животу и изобразил поклон. Жест правителя повторили, спрыгнув с копей, его люди. Сардар ответил легким кивком и пригласил гостя в помещение. На раскинутом паласе быстро появился достархан — угощение. Абдуррахман-хан извинился за его скудость: он только что вернулся на родную землю. Последние слова он произнес медленно, как бы подчеркивая своевременность и естественность своего возвращения.

— Албатта, конечно! — с готовностью согласился Баба-хан. — Это мы должны были позаботиться о достойной встрече сардара, но не были осведомлены о ней.

Его хитрые глазки отражали внутреннюю борьбу. Затем, словно преодолев колебапия, он продолжал:

— Сегодня утром я получил приказ из Файзабада помешать вашему пребыванию в Бадахшане. Но ни я, ни мои сарбазы и совары не намерены сражаться против сардара, да будет над ним тень пророка!

Баба-хан почти не прикоснулся к еде: его одолевали сомнения. Оказавшись между двумя более мощными силами, он только что предал Шо-заде Хасана и мог лишь мучительно гадать, правильный ли сделан выбор. Абдуррахман-хан поспешил его успокоить:

— Аллах наставил тебя на истинный путь. Мы прибыли из Русийа и пользуемся ее поддержкой. Наша задача очистить от инглизи священную афганскую землю. А также от таких, как Шо-заде Хасан, которые забывают заповеди пророка о борьбе с неверными и поднимают меч против мусульман…

Мир Баба-хан понимающе улыбнулся.

— Мы переедем в Рустак, — добавил сардар. — Затем наше объединенное войско нанесет удар по Файзабаду. Хотя Шо-заде Хасан — мой близкий родственник, он не должен рассчитывать на пощаду. Ну а потом, собрав силы, мы поднимем джихад!

…Расположенный на возвышенности, омываемой речкой Джильгой, Рустак не был крупным городом. Вместе с окрестными селениями он едва насчитывал 20 тысяч жителей, в основном таджиков, узбеков, хазарейцев. В нем было три караван-сарая, три пятничные мечети, четыре медресе. Гордостью рустакцев был базар с тремя сотнями лавок. Здесь торговали пушниной, бухарскими шелковыми товарами, индийскими ситцами и миткалем; из Пешавара приезжали за тмином и лисьими шкурами. Успешной торговле благоприятствовало выгодное расположение города: во все стороны от Рустака шли дороги — на Ханабад и Кешм, Файзабад и Шахри-Бузург, на север, к берегам Пянджа, к лежащим за ним владениям эмира Бухары, русскому Туркестану.

Именно на это и рассчитывал Абдуррахман-хан. Укрепившись в Рустаке, он мог сравнительно легко связаться с афганскими пунктами, а в случае поражения — вернуться в Туркестан: ярым-подшо его не выдаст. Сам сардар обосновался в таджикском квартале, а солдат разместил в рустакской крепости. Теперь следовало приступать к главному — укреплять авторитет потомка великих баракзаев, без шума, но последовательно и целеустремленно устранять со своего пути малых и больших правителей, собирая силы и ставя под контроль одну область за другой.

Неглупый политик с изрядным жизненным опытом, он понимал, что может рассчитывать на влияние в стране только в том случае, если привлечет народ такими делами (или по крайней мере призывом к таким делам — эта оговорка весьма существенна!), которые найдут отклик в душе каждого патриота. А в ту пору каждый честный афганец считал святой обязанностью борьбу с ненавистными инглизи. Из этого и следовало исходить…

Не было в Рустаке более близкого для Абдуррахман-хана человека, чем его мирза, и не было никого, кто в те дни трудился бы с большим напряжением, чем этот писец. Сардар будто задался целью его уморить. С утра до вечера он диктовал мирзе послания и письма, а когда уходил отдыхать, несчастный грамотей должен был переписывать некоторые из них во множестве экземпляров.

«О мусульмане! — гласило одно из таких посланий, адресованное народу. — Я прибыл не для того, чтобы воевать против правоверных афганцев, а для джихада, священной войны за веру. Необходимо поэтому, чтобы вы все слушались моих приказаний; они исходят от Аллаха и его пророка. Все мы рабы Аллаха, поэтому джихад — долг каждого из нас».

Вначале сардар велел поставить в качестве подписи безликое «Мусульманин», а потом решил, что тогда воззвание не даст должного эффекта, и подписался полным именем: «Абдуррахман-хан, сын Мухаммада Афзал-хана, внук Дост Мухаммад-хана».

Там, где можно было легко добиться успеха, сардар, не испытывая неловкости, действовал вооруженной рукой против единоверцев. Правда, он старался подвести под такие действия серьезные моральные основания. Так, выяснив, что бадахшанский правитель Шо-заде Хасан не в состоянии оказать серьезное сопротивление, он направил на Файзабад крупный отряд под началом мира Баба-хана. Тот вез специальное обращение Абдуррахман-хана:

«Бек Хасан, начальники и подданные Файзабада! Извещаю вас, что я прибыл в страну, чтобы освободить ее из рук инглизи. Если мне удастся сделать это мирным путем, хорошо. Если нет, нам придется сражаться. Все вы правоверные, и вам нельзя допускать, чтобы страна оказалась под властью инглизи. Если они смогут завладеть нашей страной, наша репутация пропадет в глазах всего мира. Все народы подумают, что у вас не было достаточно гордости и стыда, и вы потеряли страну и веру лишь из-за ваших несогласий. Слушайте моего совета. Если не будете слушать меня, долг мой будет пойти джихадом и против вас как неверующих. Решайте, служить ли вам поддержкой Аллаху и Мухаммаду, или готовьтесь к войне!»

Шо-заде Хасан и некоторые его приближенные, наслышавшись о зверских расправах, чинимых сардаром над теми, кто осмеливался вызвать его недовольство, предпочли не искушать судьбу и бежали с семьями далеко на восток. Постепенно Абдуррахман-хан распространил свою власть на весь Бадахшан.

Однако выбираться из Рустака он не собирался: близ этого города у мазара (могилы) праведника Хаджи Тораба, куда сходилось немало паломников, находился горячий источник Чашмаи-Ходжа-Джаргату. Вода выбрасывалась из него с шумом и кипением, подобно фонтану; после краткого перерыва она снова закипала, как в огромном котле, под которым разведен сильный огонь, и вылетала вместе с глиной, песком и грязью. Для сардара выкопали рядом углубление, и он грел ноги, надеясь избавиться от мучившей его подагры. Горячие ванны уменьшали боль. Абдуррахман-хан приезжал к источнику вместе с мирзой, и тот продолжал строчить под его диктовку страстные призывы к населению сел, городов и провинций, к племенам и их вождям, убеждая их стать под знамена истинного борца за веру, законного претендента на кабульский престол. Иногда к этим посланиям добавлялись мешочки с деньгами.