Константин Бурцев - Южный Урал, № 10

• Название: Южный Урал, № 10
• Автор: Константин Бурцев
• Издательство: Челябинское книжное издательство
• Жанр: Критика
• Год: 1953

---

Однажды на поиски Калмыка из Зауральска вышел карательный отряд полковника Окунева. Стояли сильные морозы. Деревья были в куржаке, и снег затвердел. Белые двигались по направлению села Николаевки, где, по сведениям разведки, находился Калмык. Когда передовые части подошли к поскотине, неожиданно из-за снежных сугробов грянул залп. О движении карательного отряда Калмык был осведомлен. Белые залегли. Началась перестрелка. Партизаны стали отходить к гумнам. На снежной равнине было видно, как партизаны поспешно отступали к селу. Не отрываясь от бинокля, полковник приказал окружить Николаевку, и колчаковцы стали сильнее сжимать кольцо.

Ответный огонь затих. Беляки подошли уже к окраине и заранее торжествовали победу. На гумнах и в селе было попрежнему тихо. Только где-то глухо тявкали собаки и порой раздавалось тревожное мычанье коров.

Вдруг овины точно ожили. Раскидав солому, партизаны высыпали навстречу колчаковцам. С крайнего пригорка затакал замаскированный пулемет, с тыла на карателей вылетела партизанская конница. Зажатые с двух сторон, беляки заметались.

— По контрреволюции огонь!

Из переулка ухнула самодельная пушка.

С красной повязкой на шапке впереди конницы летел Калмык. Широкое, скуластое лицо Ивана Устюгова было внешне спокойно.

— За власть Советов! — прогремел его голос и, смяв в отчаянной рубке ряды колчаковцев, Устюгов завертелся на своем коне в толпе опешивших беляков.

Спаслись немногие. Полковник Окунев, видя гибель своего отряда, помчался по дороге на Зауральск. В руки партизан попало четыре пулемета, несколько сот винтовок и два воза с патронами. Покончив с Окуневым, Устюгов повел отряд на соединение с Русаковым в леса «Куричьей дачи».

Но встретиться с Григорием Ивановичем ему не пришлось. Оставив отряд в небольшой деревушке, вдали от тракта, Устюгов в сопровождении помощника выехал на разведку.

Подъезжая к тракту, который вел на Зауральск, Устюгов осмотрел в бинокль местность. Справа от дороги виднелся небольшой лесок, влево шли покрытые снегом пашни, а вдалеке позолотой блестел крест Озернинской церкви. Село было кулацкое, и Устюгов решил обойти его стороной.

Выбравшись на тракт, он направил лошадь к березовой роще. Заметив в снегу протоптанную тропу, которая вела в лесок, Устюгов остановил коня и стал всматриваться в след.

Гулкий выстрел поднял его лошадь на дыбы. Падая, раненая лошадь подмяла седока под себя. Затем раздался второй выстрел, и Устюгов, почувствовав боль в правом плече, с трудом высвободил ноги из стремян.

Третьим выстрелом был убит его верный помощник. Из леска выбежало несколько солдат. Устюгов наткнулся на колчаковскую засаду. Дня через два он был доставлен в Зауральскую контрразведку.

Военный следователь, высокий, плечистый офицер из русских немцев, после ряда формальностей, обратился к Устюгову:

— Кого вы знаете из зауральских большевиков?

Обмакнув перо в чернила, офицер выжидательно уставился белесыми глазами на Калмыка.

— Своих товарищей я не выдаю, — произнес с достоинством тот.

— Так-с! — следователь потер лоб.

— С коммунисткой Ниной Добрышевой вы не встречались?

— Встречался, — решительно тряхнул головой Устюгов.

— О чем вели беседы?

— О преимуществе зауральского шиповника перед белой розой, — невозмутимо ответил Калмык.

Офицер косо поглядел на него и, собравшись с мыслями, грохнул кулаком по столу.

— Извольте отвечать по существу!

— Слушаю, — Устюгов сел на свободный стул и стал рассматривать олеографии на стене.

— Вы бежали с Челябинской военной гауптвахты?

— Да, я и сейчас жалею бедного парня, — сказал он со вздохом про конвоира.

— Вы были командиром партизанского отряда, вели агитацию против верховного главнокомандующего и его доблестной армии? — Усы следователя затопорщились.

— В арсенале колчаковской армии не мешало бы иметь побольше сала.

— Зачем? — не поняв иронии Калмыка, спросил следователь.

— Затем, чтобы смазывать пятки не только от Красной Армии, но и от партизан. Рекомендую вам, господин следователь, иметь хотя бы маленький запас. Поверьте, пригодится.

Офицер поднялся со стула:

— Я вижу, вы конченный человек, разговаривать с вами бесполезно.

— Да, пожалуй, это разумнее всего с вашей стороны, — усмехнулся Устюгов.

— Хорошо, еще одна формальность, и завтра вас вздернут на перекладине.

Вскоре он вызвал дежурного.

— Вызвать Стаховского из Марамыша, — распорядился он и, повернувшись к Устюгову, заявил: — Через день назначаю очную ставку…

Устюгова отвели в камеру. За эти два дня он многое передумал. Империалистическая война. Фронт. «Окопная правда». Призывы к восстанию против реакционного офицера. Письма к Нине. О ее судьбе Устюгов ничего не знал. Где сейчас Виктор? Андрей? Как жаль, что не удалось встретиться с Русаковым. Устюгов углубился в мысли, печально улыбнулся и махнул здоровой рукой.

— Юношеская романтика, — прошептал он, — жизнь учит другому…

Ночь прошла тревожно. Болело плечо и рука. На следующий день, заслышав шаги часового, Устюгов поднялся с койки и стал выжидательно смотреть на дверь.

— К следователю, — сказал тот и, пропустив арестованного, обнажил оружие. Устюгов, придерживая больную руку, вместе с дежурным появился в кабинете следователя.

— Итак, продолжаем, — следователь подвинул к себе бумаги.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите.

— Вы знаете этого гражданина? — показывая пальцем на Калмыка, спросил он входившего в кабинет Стаховского.

Тот скосил глаза на Устюгова и угодливо закивал головой.

— Да, да, это Иван Устюгов. Под влиянием Русакова он стал ярым противником существующего строя…

Устюгов, не спуская горящих глаз со Стаховского, зажав в руке спинку плетеного стула, всем корпусом подался к нему.

— Сволочь!

Взмахнув стулом, он со страшной силой бросил его в провокатора. Увернувшись от удара, Стаховский попятился к дверям.

Следователь выхватил револьвер, но в тот же миг здоровой рукой Устюгов, точно клещами, сжал ему горло, и оружие со стуком упало на пол.

Устюгов нагнулся к пистолету и, обернувшись на шум шагов, выстрелил в первого контрразведчика, показавшегося в дверях, потом, несмотря на сильную боль в плече, он сшиб Стаховского с ног и метнулся в коридор. Устюгов кинулся на часового, стоявшего у выхода и, ударив его рукояткой револьвера, выскочил на улицу.

Теперь он был в безопасности. Забежав в первую попавшуюся калитку, он припер ее изнутри. Пока контрразведчики перелазили через забор, Устюгов был уже далеко.

…В купе одного из классных вагонов скорого поезда Омск — Челябинск, развалившись небрежно на сидении, ехал студент. Он был в обществе двух офицеров. Тут же в углу висела его шинель с блестящими вензелями Томского университета. Среднего роста, плотный, с мужественными чертами лица, он выгодно отличался от своих соседей по купе.

Поджав под себя ноги, студент продолжал беседу, прерванную приходом кондуктора:

— Господа, как ни говорите, а Илья Ефимович Репин величайший художник-портретист. Возьмите его картину «Не ждали». Она оставляет глубокий след у зрителей, заставляет задумываться о превратностях человеческой судьбы. Или его полотно «Бурлаки», — сколько социальной насыщенности! Это как бы протест против олигархии того времени. — Студент опустил онемевшую ногу и продолжал: — Или взять картину Сурикова «Боярыня Морозова». Какой фон, краски, лица стрельцов! Изумительно! — он вскочил на ноги и, открыв портсигар, предложил офицерам закурить.

— Я предпочитаю натюрморты в виде дичи, рыбы и прочей снеди, — закуривая, сказал флегматично один из них. — Глядя на картину, у меня появляется аппетит…

— Недурно бы жареную курицу и бутылку водки! — отозвался второй. — Изобразительное искусство — чепуха…

В купе вошел офицер разведывательной службы. Козырнув слегка своим коллегам, он извинился и потребовал документы. Колчаковцы предъявили свои удостоверения.

— Ваш документ? — повернулся контрразведчик к студенту.

Тот не спеша подал паспорт, студенческий билет и удостоверение на имя Михаила Ивановича Зорина, студента третьего курса горного факультета, командированного Томским университетом для прохождения практики на Урале.

Проверив документы, контрразведчик внимательно посмотрел на Зорина и вышел.

Поезд приближался к Челябинску. Студент стал укладывать вещи.

— Айвазовский, Шишкин, Васнецов, Левитан, — не переставая говорил он, — как художники, являются нашей национальной гордостью… — и, выглянув в окно, спокойно сказал: — До свидания, господа, мне нужно сойти у семафора. Ближе к дому, — Зорин улыбнулся и, приложив руку к козырьку фуражки, неторопливо вышел из купе.