Пэт Конрой - Обрученные с Югом

• Название: Обрученные с Югом
• Автор: Пэт Конрой
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55036-4

Лео Кинг родился в Чарлстоне, в сердце американского Юга. Трагическая смерть брата сделала его замкнутым и одиноким. И только поддержка школьных товарищей помогла ему выстоять. Они принадлежат к разным слоям общества, но учатся вместе. Их дружба выдержала испытания временем. В их жизни было все: неудачные и счастливые браки, блестящие, трудно выстраданные карьеры и финансовые крахи, неожиданно пришедшая любовь и тайное, невысказанное влечение.

«Обрученные с Югом» — читающийся на одном дыхании роман, гимн дружбе, которую не заменить ни деньгами, ни властью, ни славой.

---

С глазу на глаз Найлз рассказал мне то, о чем умолчал при всех. Его мама вышла из тюрьмы и после бесплодных попыток разыскать детей повесилась на дереве недалеко от дома, где мы провели ночь. После похорон дочери бабушка пришла на ее могилу и пустила пулю себе в висок. Найлз не хотел говорить об этом при Старле, боялся, что она не выдержит. Я согласился, что он прав, и ничего не рассказал ей об ужасном конце матери и бабушки даже после того, как мы поженились и начали нашу мучительную совместную жизнь.

Меня до сих пор терзают сомнения, правильно ли я поступил, скрыв от Старлы правду о смерти ее матери, — учитывая то, что случилось потом с ней самой.

Глава 23 Дым и туман

Однажды вечером, вскоре после того, как мы вернулись с гор, раздался звонок в дверь. Отец занимался с Айком Джефферсоном тригонометрией, а с Бетти Робертс — физикой, помогал им делать домашнее задание. Он и пошел открывать. Тревор за фортепиано наигрывал Шуберта, потому что, по его словам, вечер был на редкость «шубертовский». Это была одна из причуд Тревора, без которых мы его уже не мыслили и о которых потом вспоминали спустя многие годы. Мы с Шебой, сидя бок о бок за двумя швейными машинками, строчили не покладая рук праздничные наряды для Бетти и Старлы. Девочкам приходилось все время отрываться от учебников, чтобы Шеба могла снять с них мерки. Платья получались просто загляденье — «улет башки», как безапелляционно заявила Шеба. Найлз тихо корпел над уроками в моей комнате. А музыка окрашивала этот вечер на свой лад, привносила в него ноту грусти, вряд ли кому-то из нас желанной.

Отец открыл дверь. В полоске света стоял, зажатый между сестрой и подругой, Чэд Ратлидж. Мы с Шебой не поднимали головы от шитья, пока музыка резко, на полутакте, не оборвалась. Чэд, Молли и Фрейзер вошли в комнату одновременно с моей матерью, которая появилась из своей спальни в дальней части дома. Все мы обескураженно молчали. Найлз, почуяв неладное, сбежал с лестницы и застыл на пороге, увидев Чэда.

— Это я попросила Чэда и девушек зайти, — заговорила мать. — После возвращения с гор вы объявили Чэду бойкот. В школе с ним никто не разговаривает, он находится в положении изгоя. Он совершил дикий, почти непростительный поступок. Однако нет такого преступления, которое не подлежит прощению. Об этом в один голос твердят нам литература, искусство и религия. Чэд?

Тот сделал шаг вперед, явно смущенный под нашими враждебными взглядами. Открыл рот, чтобы что-то сказать, смешался, прокашлялся и наконец заговорил. В его запинающемся голосе не осталось и капли ратлиджевского высокомерия.

— Я прошу у вас прощения, у всех. Я, конечно, не заслуживаю прощения. Но хочу сказать все, глядя вам прямо в глаза. Хочу, чтобы вы слышали. Найлз и Тревор могут плюнуть мне в лицо. Как плюнула Фрейзер. Я заслужил. Я не могу объяснить, почему я это сделал. Сам не понимаю. Найлз, после возвращения ты ни разу не позвонил моей сестре. Ночами она плачет у себя в комнате. Родители из-за этого сходят с ума. Фрейзер ничего не знала об ассамблее. Она ни при чем. Простите меня. Я не знаю, что еще сказать.

Я отвернулся и опять склонился над подолом парадного платья Старлы. Шеба последовала моему примеру. Тревор снова заиграл Шуберта. Найлз направился обратно в мою комнату. Чэд стоял посреди гостиной, как громом пораженный.

— Погодите, — вмешалась мать. — Найлз, вернись, пожалуйста. Тревор, перестань играть. Лео и Старла, оторвитесь на минутку. Вы, конечно, имеете право отказать Чэду в прощении, но будьте добры заявить ему об этом прямо. Вашего хамства я не потерплю. Тут уж дело не в Чэде, а в вас. Важно, что́ вы сами за люди.

— Найлз, почему ты не звонишь мне? — срывающимся голосом спросила Фрейзер у Найлза, который нехотя вернулся в гостиную и встал рядом с нами. — Я ведь тоже ездила в горы искать тебя. Я думала, что у нас с тобой нормальные отношения.

— И как я могу теперь звонить вам? — Найлз смотрел в пол, сжимая кулаки. — А что, если трубку снимет твой отец? Или мать? Или брат? Что я им скажу? «Привет, это Найлз. Сирота из приюта. Не позовете ли к телефону девушку из особняка, вашу дочь Фрейзер, хоть вы меня и считаете дерьмом?»

— Мало ли, что́ они считают. Важно, что́ считаю я.

— Это ты сейчас так говоришь. Но давай заглянем в будущее. Допустим, мы поженимся. Представляешь, какие лица скорчат твои родители и их расфуфыренные друзья, когда девушка из рода чарлстонских Ратлиджей выйдет замуж за безродного ниггера с гор? Айк и Бетти, поймите меня правильно, я не хотел вас оскорбить.

— Да уж понимаем, — ответил Айк, исподлобья глядя на Чэда.

— Мистер и миссис Ратлидж тоже ужасно переживают, — произнесла Молли. — Они искренне сожалеют о случившемся.

— Я прощу тебя, Чэд, если простит Тревор, — сказала Шеба. — Я много думала о том, что ты сотворил с моим братом и с Найлзом. Знаешь, что самое мерзкое в твоем поступке, вонючий ты козел? Ты выбрал двух самых беззлобных, самых доверчивых ребят на свете. Ты хоть представляешь, каково Тревору приходилось в жизни? Мальчик, похожий на девочку. Нежный, хрупкий, ранимый, как цветок. Он всегда был лакомой добычей для козлов типа тебя. А такие есть в каждом городе, в каждой школе. И всюду они охотились за моим братом. Чтобы избить. Или раздеть догола и отнять деньги.

— Ну, я не имел ничего против того, чтобы меня раздевали догола, — подмигнул нам Тревор, слегка разрядив этим атмосферу.

— Давайте все же вернемся к Чэду Ратлиджу, — продолжала Шеба. — Красавчик, аристократ, зазнайка. Родился в рубашке, как и поколения его предков. Так что эта рубашка приросла к нему, как вторая кожа. Разве Чэд знает, что такое страдать и мучиться? Самое большое горе в его жизни — третье место в этой сраной парусной регате.

— Выбирай выражения, Шеба, — вставила мать.

— Прошу прощения, доктор Кинг. И вот ты берешь моего нежного, хлебнувшего горя брата и приволакиваешь на потеху сотне молодых чарлстонских выродков в масках. Ты уверяешь моего брата, будто он будет принят в высшее чарлстонское общество, потому что своим талантом покорил горожан. И брат верит тебе. У нас с Тревором, между прочим, тоже есть отец. Тот еще тип: псих, насильник, садист, да и убийца, наверное. О существовании моего папочки знают только Кинги. И представляешь себе, что оказалось? Оказалось, эти святые люди готовы рисковать собой, чтобы спасти нас. Видишь этого парня, которого ты зовешь Жабой? Да-да, я про Лео говорю. Наш отец разыскал нас в Чарлстоне вскоре после того, как мы переехали сюда. Он снова выследил нас. Мы всю жизнь убегаем от него. А он всякий раз нас находит. И вот мы бежим к Кингам, мы ищем защиты. И знаешь, что делает мистер Кинг? Он заряжает свое ружье, другое вручает Лео, и они среди ночи отправляются на поиски этого подонка.

— Шеба, — перебил Чэд. — Но я же не виноват в том, что у вас с Тревором такой отец. И не моя вина, что у Найлза со Старлой так сложилась жизнь. Я даже не виноват в том, что мы с Фрейзер носим фамилию Ратлидж. Я виноват только в том, что совершил сам, лично. Я не могу ничего исправить. Но я прошу у вас прощения.

— Если мистер и миссис Кинг попросят об этом, мы с Тревором простим тебя, — ответила Шеба. — Ради них мы готовы на все, не только на это. Но сначала пусть тебя простит Жаба.

— И я так считаю, — заметил Айк.

— А он-то здесь при чем? — возмутился Чэд, вернувшись к своей обычной надменной манере. — Ему я, кажется, ничего не сделал.

— Ты всей школе сделал, — повысила голос Шеба. — Своим поступком ты оскорбил всю школу. Каждого из нас.

— А вот с этим я не согласен. Я по-другому смотрю на вещи. Я обижал конкретных людей, потому что не привык ставить себя на их место. Привык быть центром вселенной для родителей. Я и сестру все время обижал, дразнил уродиной. Никогда себе этого не прощу.

— Нет ли у кого гигиенического пакета? А то я сейчас, кажется, блевану, — встрял я.

— Слова ничего не стоят, Чэд, — произнес Айк. — В зачет идут только дела. Мы вот с Бетти даже не знаем, где ты живешь.

— Родители не хотят, чтобы мы приглашали вас, — ответила за брата Фрейзер. — Они не сторонники интеграции и никогда ими не станут. Но у нас с Чэдом другие убеждения.

— Вы верите в интеграцию? — спросила Бетти.

— Да, верим, — кивнул Чэд.

— И я тоже верю, — сказал отец. — А люди с возрастом меняются. Это одно из преимуществ, которые дает возраст.

— Отец, а Чэда нужно простить непременно сегодня? — спросил я. — Или мне можно его еще месяц-другой поненавидеть?

— Ты пока не до конца понимаешь, что такое время, сынок. Оно летит до смешного быстро, за хвост его не поймаешь. Порой оно осыпает тебя сотней счастливых случаев поступить правильно. А иногда бросает на лету один-единственный шанс. Смотри не упусти его.

Под пристальным взглядом родителей я медленно подошел к Чэду, и мы обнялись. В этот момент, когда мы неловко сжимали друг друга и что-то бормотали, я ощутил глубину страданий Чэда, отчаяние, которое он пережил в кольце ледяного молчания, когда вся школа объявила ему бойкот. До той минуты я никогда не замечал в Чэде способности испытывать подлинную человеческую боль.