Николай Федоров - Философия общего дела (сборник)

• Название: Философия общего дела (сборник)
• Автор: Николай Федоров
• Жанр: Философия

Современники называли Николая Федорова «московским Сократом», лучшие умы эпохи – Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский – считали его гением. Федоров – автор философского проекта достижения бессмертия для всех живущих и воскрешения мертвых, один из первых философов, осмысливших взаимоотношения Человека и Космоса. Федорова чтили как предшественника и предсказателя своих открытий Вернадский, Циолковский и Королев. Когда в XX веке русский человек проложил дорогу в Космос, европейская пресса откликнулась на это событие статьей «Два Гагарина», напоминая о том, что Николай Федоров был незаконным сыном князя Гагарина. В историю философии Николай Федоров вошел как ниспровергатель классической немецкой философии, а также непримиримый оппонент Фридриха Ницше.

---

Такое дело, конечно, может быть целью (самодовлеющею), самоцелью, ибо все миры Вселенной, распавшиеся и чрез это «падающие», к гибели клонящиеся, оно приводит в полное, гармоническое единство трудом и знанием всех воскрешенных поколений.

Наоборот, как может быть абсолютною самоцелью осуществление свободы каждого в отдельности, этого бессодержательного Ничто в мнимом единстве, вернее, – в пустоте всех, остающихся подчиненными силе неразумной и мечтающих только об освобождении себя от существ разумных? Рабство и господство есть несомненное зло; но и свобода (взятая сама по себе, без дальнейшего определения и осуществления своего назначения ) не есть благо; она просто – ничто.

Какой же смысл может быть в истории, если она (как хотят нас уверить) есть лишь прогресс в сознании свободы, а не объединение для того всеобщего дела, что обнимает своей задачею и целью всю Вселенную, и в частях ее, и в целом?..

На Востоке есть лишь господство и рабство; Греция знала лишь господство немногих при рабстве многих (30 000 граждан на 400 000 рабов в Афинах), Рим – господство одного племени над целым миром. Современная Европа хвалится свободою будто бы всех; но и эта свобода – совершенно мнимая, свобода в мыслях или «de jure», а не «de facto». Конституционное государство есть взаимоограничение, обструкция, приводящая к бездействию или к ослаблению энергии, а не к восполнению ее. В таком государстве единство Целого (общежития) именно и не может проявиться как живая, личная сила и действовать с полнотою живой личности в особе государя. В государстве, как обществе юридическом и экономическом, а не родственном, не на взаимном знании и чувстве основанном, Дух объективируется как действительность не сынов, а граждан, сдерживаемых внешнею силою, надзором, угрозою наказаний. Но не в такой действительности природа или дух человеческий, в смысле орудия (воли) Бога отцов, могут находить нравственное удовлетворение! Тогда только, когда государство станет объединением не внешним, а внутренним, на взаимопознании и взаимочувствовании основанном, короче, – когда государство станет братством, тогда только явится оно непротивлением воле Бога Триединого, станет связью людей с Богом, – «религией», тождественной с знанием, правящим силою слепою, превращающим ее из рождающей и умерщвляющей в воссозидающую и оживляющую, – и с искусством, искусством не творения мертвых и тленных подобий, а воссозидания умерших отцов к жизни бессмертной.

[Но этому реальному объединению людей, религии, знания и искусства в едином всеобъемлющем действительном и самодовлеющем деле противоположен весь ход и вся конечная цель гегелевой «Феноменологии Духа»:] в искусстве для Гегеля истина является в вещественных (еще реальных) формах (как в чем-то весьма несовершенном), в религии, как форме уже высшей, истина проявляется уже в отвлеченных представлениях, и лишь в философии человеческий дух познает, наконец, истину не в образах, представлениях или символах, а «лицом, к лицу», то есть именно безлично, безубразно, в ее полности, то есть пустоте.

РЕФОРМА ГЕГЕЛЕВОЙ «ЛОГИКИ»

Последний, третий отдел третьей части «Логики», состоящей из трех ступеней: жизни, познавания и абсолютнойидеи, мог бы быть проектом того, что должно стать из того, что есть. Если к «жизни» прибавим ее определение «смертная» («жизнь смертная»), то познавание будет вопросом о смерти и жизни, а абсолютная идея обратится во всеобщее дело. Первая часть будет действительною в том смысле, что она такова, какова она есть, но еще не рациональна. Познавание указывает на способ перехода от того, что есть, в то, что должно быть; а абсолютная идея станет именно этим долженствующим быть, всеобщим делом возвращения жизни всему умирающему. При этом Идея, достигшая не внутренней лишь, но и внешней полноты жизни, не только не должна, но и не может уже в этой, своей осуществленной, не мысленной, логической лишь, а действительной и целостной силе, быть подвергнута ни отрицанию извне, ни отрицанию извнутри, то есть самоотрицанию.

Таков проект, который мог бы быть выведен из последней части гегелевой «Логики», если бы автор ее глубже задумался над вопросом не только о «жизни», но и о смерти и о вытекающих из него задачах для «познавания» и о соответствующем последним смысле и самой «абсолютной идеи». Но Гегель этого не сделал, и потому вместо перехода от того, что есть, к тому, что должно быть, от жизни смертной к реальной жизни бессмертной, у него получился переход лишь от несовершенной действительности к нереальному, лишь мысленному идеалу. Точно так же и в первой части «Логики» к бытию (а это тоже – жизнь и смерть в форме отвлеченной!) не присоединено пакибытия, то есть воскрешения в отвлеченном виде.

Эта неполнота (в самых существенных определениях и положениях) делает «Логику» Гегеля изображением жизни отживающей, созданным представителем сословия мыслящего (но не действующего). Жизнь (правильно и нравственно понятая) не может остановиться на этом мышлении, только на идее, хотя бы даже и «абсолютной»? Не всегда и познавание останется привилегией одного цеха «ученых»! «Логика» Гегеля, может быть, и верна, да и то лишь отчасти Прошедшему, но она не указ, не закон Будущему! Только к концу жизни Гегеля появились новые средства сообщения (и сношения людей друг с другом), которые обещают сделать возможным действие всех земных обитателей в совокупности на Землю, как на небесное тело, в ее цельности...

«Логика» немецкого профессора оканчивается Идеею абсолютною, а не Делом всеобщим, всеземным, первым шагом к делу всемирному. Как нет у Гегеля абсолютного Дела и пакибытия, перехода от смерти к жизни, так нет у него и объединения всемирного...

ФИЛОСОФ-ЧИНОВНИК

Гегель, можно сказать, родился в мундире. Его предки были чиновники в мундирах, чиновники в рясах, чиновники без мундиров – учителя, а отчасти, хотя и ремесленники, но тоже – цеховые. Все это отразилось на его философии, особенно на бездушнейшей «Философии Духа», больше же всего – на его учении о праве. Назвать конституционное государство «Богом» мог только тот, кто был чиновником от утробы матери.

Нельзя читать без глубочайшего отвращения отвлеченные определения его «Логики» или «Феноменологии», если переложить их в живые, конкретные.

Гегель по природе своей неспособен понять, что сыновство и отечество есть всеобщий закон и что феноменология должна быть изображением приходящих в сознание сынов, отпадших от отцов, и сынов блудных, распадшихся, забывших о своем братстве.

Для ума, не отрешенного от чувства и воли, бытие, сопровождаемое небытием, требует пакибытия; почувствовавшие в возникновении боли рождения, а в исчезновении – страдание и смерть не могут не жаждать замены утраченного воскрешением.

«Нечто» и «Иное» (при всей кажущейся простоте этих понятий) – уже смертельные враги, два Каина! Если бы «Нечто» и «Иное» представляли [собою] два пола, то и тогда, произведя «Третье», они были бы уже поглощены (стали бы уже сами жертвами процесса поглощения). «Нечто» и «Иное», то есть «Чужое, Небратское», ограничивая друг друга, создают уже вражду [и возводят возможность отчуждения и вражды в] бесконечность.

СУПРАМОРАЛИЗМ И ГЕГЕЛИАНИЗМ

Гегель называет свою «Логику» «Царством теней», то есть адом, а потом – изображением Бога, каков Он есть Своею вечною сущностью до создания природы и конечного духа. Иначе сказать: ограничивая разумные существа, Гегель предоставляет волю слепой силе, подчиняет ей людей. Несомненно, в таком отношении разумных и нравственных существ к стихийной силе, не знающей ни разума, ни нравственности, ад нашел свое полное выражение! Истинный Бог не создавал умов конечных, ограниченных и не отдавал их во власть слепой силе! Сами разумные существа, вступив в борьбу между собою, ограничили друг друга и подпали под иго стихийной природы, тогда как, оставаясь в единстве или вновь объединившись, они могли бы управлять ею.

Супраморализм, как истинное христианство, требуя объединения разумных существ для обращения силы умерщвляющей в оживляющую, возвращающую «теням» плоть и кровь, – супраморализм превращает ад в рай. В этом смысле «Логика», если бы она в своей 3-й части поставила между субъективностью и объективностью проективность, то есть план спасения или (выражаясь конкретнее) всеобщего воскрешения вместо рождения или развития (эволюции), – «Логика», поступивши так, из ветхозаветной или протестантской стала бы христианскою.

Супраморализм есть изображение «превечного совета», плана, проекта всеобщего воскрешения. [Наоборот, Гегель] отпускает на волю слепую силу в своей философии природы, да притом еще после того, как всепожирающая субстанция стала уже субъектом, пришла уже в сознание и не только почувствовала, но и стала понятием, поняла зло, ею творимое в своем бессознательном состоянии. [Между тем, как раз, в противоположность Гегелю, не отпуская силы природы на произвол, а направляя их должным образом, надо] бытие, бывшее или, вернее, ставшее неопределенным, безжизненным, превратить в пакибытие. Точно так же трансцендентальную эстетику Канта, обращенную путем отвлечения из астрономии и истории в безжизненное пространство и во время или в «царство теней», надо обратить в имманентную эстетику, иными словами, все безжизненные миры надо оживить через возвращенные к жизни поколения.