Микола Садкович - Повесть о ясном Стахоре

• Название: Повесть о ясном Стахоре
• Автор: Микола Садкович
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Стахор не различил ее лица и не мог понять, кто это. Он только видел белую сорочку с широкими рукавами, темный лиф и распущенную длинную косу. Отец перебирал волосы рукой и тихо смеялся.

Стахор решил окликнуть его, но широкие белые рукава женщины всплыли вверх к приподнявшемуся Савве и кольцом сомкнулись вокруг...

Мальчик прошептал:

- Тата...

Но Савва не мог услышать его. Савва был счастлив...

Стахор попятился, отошел за угол, юркнул в ворота сарая, взобрался на сено и зарылся в него, притворившись спящим.

Год одиннадцатый

КАК СТАХОР ВИНО ПИТЬ НАУЧИЛСЯ

Убогому подать - от бога благодать!

Еще только первый раз ударили в церковные колокола, и городские жители еще не выходили из домов, а на площади уже появились нищие. Они входили небольшими группами, поодиночке и по двое с поводырями-подростками. Усаживались в два ряда вдоль деревянного настила, ведущего к небольшой замковой церкви, соблюдая свой, видно давно установленный, строгий порядок. Не слышно было ни споров, ни ругани, ни даже громкого разговора. Молча и неторопливо жабраки ставили рядом с собой глиняные чашки или клали вниз дном войлочную шапку-магерку, развязывали закутанные в старые хустки лиры и цимбалы, тихо трогали струны и, перекрестясь, готовились принимать подаяние...

Остановимся хоть на малое время, чтобы еще раз сказать доброе слово о тех, кто пленял своими песнями-сказами в юные годы великого Скорину, быть может, от них взявшего близкую посполитым простоту и ясность словотворения, кто в забытые дни восстаний на Белой Руси, в часы побед и поражений "мужицкого князя" Михайлы Глинского шел, не сгибаясь, вместе с обреченными ратниками крестьянского войска, кто с малых лет научал Стахора Митковича отличать зло от добра и хранить справедливость. О жабраках, лирниках, о старцах слепых...

Только в древних записях сохранилась память о том, что за люди бродили по нашей земле с заплечной сумой, посохом и бесхитростным инструментом, сделанным своими руками. Это не были презренные попрошайки, ленивые бродяги, выставляющие напоказ свое уродство и лицемерно оплакивающие сиротскую долю. Это были честные труженики, обессиленные годами житейских невзгод, ставшие носителями мирских и духовных преданий, утешители и наставники бедных людей. Недаром крестьяне и небогатое городское мещанство почитали старцев, зазывали к себе "на беседу" и слушали их охотней, чем поповскую проповедь.

Переходя из одного повета в другой, старцы видели и знали то, что было скрыто от посполитых, сидящих на своих хуторах или в панских маентках.

Простые люди доверяли им свое горе, а старцы шли дальше, передавая услышанное другим. И не их вина, что, по-своему осмыслив чужую беду, они украшали песни о ней примерами, часто рожденными выдумкой.

Пели с верой в то, о чем пели.

- Сказка - складка, а песня - быль, - говорили они, - вранью да небылице короткий век, а эта правда от старинных людей до нас дошла!

Была в этих песнях живая правда, сверкавшая отточенной остротой сравнений и беспощадным приговором злу.

Жадно слушали их пришедшие на ярмарку люди. В пестрый хор голосов разносчиков, купцов и зазывал, приглашающих покупателей, вливались высокие и трогательные, жалобные и гневные голоса слепцов, нищих старцев. Под мелодичный перебор цимбал плыли над притихшей толпой песни о Лазаре. Об Алексее - божьем человеке...

А в стороне от тиунов и соглядатаев, в тесном кружке слушателей, пелись новые песни.

О лыцарях из Запорожья... О злых татарах и судьбе полонян, о мучениках за веру Христову и о лесном мужике, неуловимом Матюше... О воле.

Смущали народ...

Нередко к помощи нищих-певцов прибегали атаманы восставших крестьян, и помощь эта всегда была честна и бескорыстна.

Помогли жабраки и Савве Митковичу.

Сегодня с утра звучали жабрацкие песни в стенах старого города Лиды, у подножья замка, пережившего величие и падение жестоких властителей, возле заброшенного татарского дворца, долго удивлявшего русских людей своим необычным видом и причиной возникновения на этой земле.

"...Прииде ратию преже на царя Тохтамыша, и бысть им бой, и прогна царя Тохтамыша. Оттоля возгордися окаянный, нача мыслити во сердце своем и на Руську землю, попленити ю... - тако записано у былого автора. Мы дополним: того же лета Тимур-кутлай прогнал Тохтамыша и сел на царство в Сарае, а Тохтамыш сослася с Витовтом, прибежал к нему со двумя сыны и многими царицы. Жестокий властитель Тохтамыш-хан было неволю на князство московское своей ордой наслал, да потерял орду и столицу, а великий князь Литовский его приютил.

Двор ему в граде Лиде поставил вельми узорный, палаты невиданные. А русские матери имя хана того с проклятием поминают, бо нема уже князя Витовта и Тохтамыша нема, а коварные потомки, запамятав обо всем, по сей день нивы наши конями топчут. Украинные села огню предают. Пошто не сожгли люди двор Тохтамышев и золу не развеяли? Пошто обходят его стороной, крестясь набожно? Никто не входит в палаты его, никто не проживает... Пришли туда Савва с сыном своим. Справа была у них значная. Удивися малый Стахор.

О том и расскажем..."

На старой седлицкой дороге, возле города Лиды, Савва со Стахором были уже после полудня. С высокой замковой горы спускались крестьянские телеги, шли пешие, разъезжались конные. Савва вглядывался в попадавшихся навстречу людей, искал знакомого. Низкое августовское солнце золотило величественные башни замка и могучие, более чем пятисаженные стены, четырехугольником окружавшие двор и палаты. Воздвигнутый еще Гедимином, замок возвышался над разбросанным внизу городом, укрывшись от посадских слободок за высокой стеной и глубоким рвом с остатками гнилой воды.

Переброшенный через ров старый, поддерживаемый ржавыми цепями мост давно не поднимался и не охранялся. Когда-то служивший надежной опорой борьбы с иноземцами, теперь покинутый, замок стоял открытый, частью разрушенный, посещаемый лишь в дни ярмарок и храмовых праздников.

Печать запустенья и уныния лежала на всем, что предстало перед глазами Саввы и Стахора, когда они вошли на просторный двор замка. Это чувство усиливал ленивый перезвон двух колоколов небольшой деревянной церкви, прижавшейся к углу огромной стены.

Православные отмечали "день усекновения главы Йоанна Предтечи"* и только что отслужили панихиду "о воинах, убиенных за веру". Это был местный храмовой праздник. Обычно в такие дни устраивались шумные "фесты", но, по приказу нового старосты, теперь "фесты" разрешались только в дни католических святых, а православным жителям Лиды дозволили лишь небольшую полдневную ярмарку.

______________

* 29 августа по старому провославному календарю.

Площадь пустела раньше времени. Разъехались окрестные крестьяне, разошлись городские торговцы и нищие. Продавцы браги, сладостей и лепешек укладывали непроданный товар возле покосившегося двухэтажного деревянного дворца, построенного шестигранником.

- Смотри, какие хоромы дивные, - указал Савва Стахору на дворец, поди, на русской земле мы таких не видели.

Дворец действительно был необычен.

Он грубо сочетал в себе венцы старославянских строений с узорами азиатских надстроек, шатровой крышей и узкой, лабиринтом окружающей стены, запутанной галереи.

- И на нашей земле другого такого не сыщешь, - сказал проходивший мимо Саввы пожилой разносчик.

- Отчего такое? Чей это дом?

- То не дом, а двор Тохтамышев, - пояснил разносчик, задерживаясь.

- Так вот он каков! - невольно воскликнул Савва!

Разносчик внимательно оглядел пришельца и продолжил:

- Слыхал, небось, про такого царя татарского, Тохтамыш-хана? Еще при князе Витовте спасался он на Литве, тогда и двор сей ему пофундовали. Теперь давно пуст. Скоро обвалится, да нам он без пользы. Разве опять какого татарского хана в гости дождемся... - невесело улыбнулся разносчик.

- А других гостей не ждут в сем дворе? - глядя в упор, негромко спросил Савва.

Разносчик ответил ему таким же взглядом, потом, отвернувшись в сторону, словно нехотя, объяснил:

- Мы гостям добрым рады... да место это... одним словом, нехрещеное. Говорят, там всяко бывает. Не знаю, верить ли, нет ли... Твой, что ли, сынок? Звать-то как? - неожиданно закончил он, ласково погладив Стахора по голове.

- Мой, - ответил Савва, - а зовется Стах - всем панам на страх!

- Доброе имя, - чему-то обрадовался разносчик, - что ж, покажи Стаху ханский двор, коли не боишься, - и, взвалив на плечи перевязанный полотенцем лоток, удалился.

Савва оглянулся. Кругом не было никого, только сторож закрывал большим висячим замком церковные двери. Взяв Стахора за руку, Савва вошел в полуоткрытые решетчатые ворота Тохтамышева дворца.

Узкий темный коридор уводил от ворот влево, огибая середину главного здания. С обеих сторон поднимались высокие бревенчатые стены, кое-где прорезанные низкими арками со следами погнившей, обвалившейся узорной резьбы. На стенах, на небольшом расстоянии друг от друга, висели тяжелые кольца железных оков-ошейников. Стахор замедлил шаг и прижался к отцу. Савва прошептал: