Геннадий Обатнин - История и повествование

• Название: История и повествование
• Автор: Геннадий Обатнин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-465-9

Сборник научных работ посвящен проблеме рассказывания, демонстрации и переживания исторического процесса. Авторы книги — известные филологи, историки общества и искусства из России, ближнего и дальнего зарубежья — подходят к этой теме с самых разных сторон и пользуются при ее анализе различными методами. Границы художественного и документального, литературные приемы при описании исторических событий, принципы нарратологии, (авто)биография как нарратив, идеи Ю. М. Лотмана в контексте истории философского и гуманитарного знания — это далеко не все проблемы, которые рассматриваются в статьях. Являясь очередным томом из серии совместных научных проектов Хельсинкского и Тартуского университетов, книга, при всей ее академической значимости, представляет собой еще и живой интеллектуальный диалог.

---

Бродского никак нельзя причислить к хилиастам. Для него время, предшествующее концу века, не кажется лучшим или более чудным, чем настоящее время. Его ожидания, касающиеся будущего, не находятся в противоречии с настоящей действительностью. Для него все «новое» — магический «пароль» «фин-де-сьекля»[1074] — обозначает неизбежный отказ от старого, чем объясняется его выбор эпитета «печальные» для характеристики «новых времен». Описание Бродским «времен конца» проникнуто личным пережитым опытом, вот почему его взгляд скорее трагичен, чем пессимистичен. Реальные, но превращающиеся в трюизмы мотивы экологической и демографической катастроф приобретают более глубокий смысл, если рассмотреть их в контексте мироздания поэта и его концепции человека в целом.

Обратимся к рассмотрению элементов секуляризованной эсхатологии Бродского. Мироздание поэта, отраженное в стихотворении «Fin de siècle», строится на бинарных оппозициях, основополагающей из которых является упомянутая уже оппозиция пространство — время, которая манифестируется тут в антитезе земли и моря. Противопоставление миров «прежде» и «теперь», в свою очередь, служит принципом, структурирующим время. В анализируемом нами тексте можно обнаружить множество других антитез, например, «бытие — небытие», «свет — темнота», «теснота / переполненность — пустота / простор», «охотник — добыча», «вещественность — невещественность/ душевность», «одушевленность — неодушевленность», «имя — анонимность», «индивидуум — толпа». При более внимательном рассмотрении, однако, некоторые из этих оппозиций окажутся мнимыми, так как их противоположности являются не взаимоисключающими, а переходят одна в другую. Бытие, например, приобретает качества небытия: переполненное людьми и товарами пространство в своем однообразии отражает духовную пустоту, и в иллюзорности света, о-или про-свещения, проявляется темнота человеческого сознания, слепо верующего в научный и экономический прогресс. К тому же материя, человеческая плоть включительно, уплотняется в «сыр» с пустыми дырками, символизирующими черные дыры коллективной памяти:

Век был, в конце концов,
неплох. Разве что мертвецов
в избытке, — но и жильцов,

включая автора этих строк,
тоже, хоть отбавляй, и впрок
в пору, давая срок,

мариновать или сбивать их в сыр
в камерной версии черных дыр,
в космосе.

Личностей больше нет, человек превратился в безымянный член толпы, а вещи, наоборот, называют по собственным именам — по брендам. Полярности основной временной антитезы, разделяющей мир на «прежний» и «теперешний», все равно не встречаются. Граница между старым и новым не поддается колебаниям. Антиномичность «прежде — теперь» не меряет объективного расстояния между временами, а выражает личное переживание времени с точки зрения человека, находящегося во времени.

Мы уже не раз указывали на возможные связи мировидения Бродского со взглядами философов-экзистенциалистов[1075]. Глубокий анализ философских слоев миропонимания Бродского невозможен в рамках этой статьи, но хочется уделить внимание некоторым проявляющимся в стихотворении «Fin de siècle» элементам его картины мира, приближающим его к экзистенциалистам, в особенности к хайдеггеровскому восприятию бытия. (Несмотря на то что, по мнению экзистенциалистов, человеку приходится отказаться от всяких мировоззрений, чтобы видеть мир таким, каков он есть.)

Общие вопросы, которые Бродский и Хайдеггер задают себе непрерывно, касаются бытия («das Sein») и всего сущего («das Seiende») в мире. И время — вот чем они постоянно увлекаются. Они стремятся к кронософии, к глубокому пониманию времени. В восприятии Бродского время является качественным измерением индивидуального существования, в котором проявляется его концепция истории и самого себя. Такое понятие времени сближает его с экзистенциалистской философией. Хайдеггер бесконечно удивляется бытию, но в той же мере его тревожит и вопрос о небытии, он ощущает близость пустоты. Тот самый страх («Angst»), который свидетельствует о присутствии смерти и о господствующей силе смерти над временем, остро осознает и Бродский. Но, по сути дела, в этом же страхе проявляется «аутентичность» человеческого существования. Страх — это знак того, что человек есть самость, а не «кто угодно», человек вообще («Das Man»), хотя человек часто действует или мыслит как «das Man». Для обоих мыслителей смерть или Ничто не находится вне пределов бытия, но человеку приходится встречаться с небытием в своем здесь-бытии («Dasein»). В осознании смерти бытие манифестируется в его нагом и самом полном виде. Для Хайдеггера, как и для Бродского, опыт переживания человеческого бытия и формирования личности характеризуется именно движением к смерти. Исходным пунктом для обоих является бытие человека в конкретном имманентном, временном мире. Источником всех как онтологических, так и метафизических размышлений является не абстрактная философия или потусторонность, а окружающий мир со всеми его явлениями[1076]. Тем самым они пытаются воздерживаться, более или менее успешно, от какой бы то ни было теологической аргументации. И Хайдеггер и Бродский акцентируют преимущество языка — не человек говорит языком, а наоборот, хайдеггеровский Логос — это то «слово, через которое Бытие есть»[1077]. Без сомнений, Логос занимает такую же центральную роль в мироздании Бродского. В «Fin de siècle» через слово освещается будущее небытие, но в нем заключена и возможность возрождения к новой заре. Через Логос Бродский совершает свой «скачок» а-ля Кальвино «над тяжестью мира».

Литература

Бродский I–IV. Бродский И. Сочинения. СПб., 1997–2001. Т. I–VII.

Calvino 1988. Calvino I. Six Memos for the Next Millenium. The Charles Norton Lectures: 1985–1986 (Lezio americane. Sei proposte il prossimo millenio). Cambridge, 1988.

Ахапкин 2002. Ахапкин Д. Н. «Филологическая метафора» в поэзии Иосифа Бродского. Дис. …канд. филол. наук. СПб., 2002.

Хайдеггер. Хайдеггер М. Что такое метафизика? (Heidegger М. Was ist Metafysik? Wegmarken. Frankfurt am Main, 1967). Рус. пер. — http://epistema.narod.ru/heideggerl.htm.

Кэмбелл 1996. Кэмбелл Т. Трудности перевода стихотворения Иосифа Бродского. Представление с русского на английский // Митин журнал. 1996. Вып. 5 (www.vavilon/ru/metatext/mi53/campbell4.html).

Лимонов 1984. Лимонов Э. Поэт-бухгалтер. Несколько ядовитых наблюдений по поводу феномена И. А. Бродского // Мулета А. / Под ред. Тóлстого (В. Котлярова). Париж, 1984.

Лотман 1998. Лотман М. Поэт и смерть (из заметок о поэтике Бродского) // Блоковский сборник XIV. К 70-летию З. Г. Минц / Под ред. Л. Пильд, Г. Пономаревой. Tartu, 1998.

Ранчин 1997. Ратин А. Памяти Бродского. Религиозно-философские мотивы поэзии Бродского и экзистенциализм // Октябрь. 1997. № 1.

Шерр 2002. Шерр Б. Строфика Бродского: новый взгляд // Как работает стихотворение Бродского. Из исследований славистов на Западе / Редакторы-составители Л. В. Лосев и В. П. Полухина. М., 2002.

Brodsky 1986. Brodsky J. Less than One. Selected Essays. New York, 1986.

Brodsky 1988. Brodsky J. Foreword // An Age Ago. A Selection of Nineteenth-Century Russian Poetry / Selected and translated by Alan Myers with a Foreword and Biographical Notes by Joseph Brodsky. New York, 1988.

Brodsky 1995. Brodsky Joseph: On Grief and Reason. Essays. London, 1995.

Brodsky 2000. Brodsky Joseph: Collected Poems in English. New York, 2000.

Brodsky 1988. Brodsky J. [An interview] // The Boston Globe. 1988. Feb 13. P. 10 (http://www.boston.com/globe/archives/nobel/1988/1988u.html).

Könönen 2003. Könönen M. Four Ways of Writing the City. St. Petersburg-Leningrad as a Metaphor in the Poetry of Joseph Brodsky. Helsinki, 2003.

Steiner 1992. Steiner G. Heidegger. London, 1992 (Fontana Modern Masters Series, ed. by Frank Kermode).

Weber 1999. Weber E. Apocalypses. Prophesies, Cults, and Millenial Beliefs through the Ages. Cambridge, 1999.

Whitrow 1989. Whitrow G. J. Time in History. Views of time from prehistory to the present day. Oxford; New York, 1989.

Wright 1994. WrightG.H. von. Om de yttersta tiderna. En tankelek. Att forstå sin samtid. Tanke och förkunnelse och andra forsook 1945–1994. Stockholm, 1994.

Айвор Стодольски Что умирает со смертью русского нонконформиста? (Конструирование «эпох» в некрологах Тимура Новикова (1958–2002))

Его биография была важнейшей частью творчества.

Некролог Тимура Новикова в газете «Время новостей»[1078]

Свой гений я вложил в жизнь, и только талант — в свои произведения.

Оскар Уайльд

Если посмотреть на фигуру недавно умершего художника и идеолога культуры Тимура Петровича Новикова с точки зрения тех, кто знал его недостаточно хорошо, то о нем можно будет сказать словами автора подробного некролога в лондонской «Таймс»: Новиков выступал за «глубоко идеалистические <…> представления»[1079]. Для людей более приближенных, но находящихся по ту сторону баррикад, местный «Тимур» был интеллектуальным мошенником, чьим отличительным признаком являлся «инфантилизм», эфемерным продуктом переменчивой петербургской моды. Как ни крути, Тимур Новиков был одной из центральных фигур в среде творческой интеллигенции Петербурга бурных 80-х и 90-х годов прошлого века. Одно то, что многие считали его человеком, который инициировал, воплощал и приводил к концу целые «эпохи» в недавней русской (авангардной) культуре, делает его жизнь весьма значительной для истории культуры.