Клара Фехер - Море

• Название: Море
• Автор: Клара Фехер
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

О периоде Второй мировой войны, о жизни в осажденном Будапеште и о первых годах свободной Венгрии говорится в романе «Море».

Хотя «Море» не автобиографический роман, однако в нем нет ни одного образа, прототипом которого не служили бы живые люди, нет ни одного выдуманного эпизода — все рассказанное автор либо видела, либо сама пережила. Как и героине романа, Кларе Фехер пришлось бежать с военного завода, скрываться в оккупированном нацистами Будапеште.

---

— Позволь, Жолт, представить тебе мою любимую ученицу. Ординатор Мария Орлаи. Она будет проходить у нас практику. Возьми ее, пожалуйста, под свою опеку.

Доктор Пайор подверг осмотру будущего коллегу от блестящих как зеркало туфель и шелковых чулок до стройной талии и волнистых каштановых волос и только потом приветливо кивнул головой.

— Очень рад. Поистине рад.

— Ну, тогда разрешите оставить вас, — сказал главный врач.

— Когда придешь?

— Завтра утром. Сообщи, пожалуйста, в приемный покой, что освободилось пять мест.

Баттоня попрощался с ним за руку и ушел. Пайор улыбнулся Марии.

— Ну как, очень напугал вас старик? Вы только не вздумайте принимать его проповеди всерьез и не расплачьтесь. Он человек со странностями, и не надо, чтобы он обо всем знал. Кстати, здесь не все так строги, как наш шеф. Я, например, могу быть с вами очень нежен.

— Не будете ли вы так любезны, господин адъюнкт, сказать, каковы будут мои обязанности.

— Стало быть, вы не нуждаетесь в моей дружбе?

— Буду рада заслужить ваше доверие и благосклонность своей работой.

Пайор, вертя карандаш, насмешливо скривил губы.

— Скажите, вы девица?

— Я не замужняя.

— Простите за нескромность, сколько вам лет?

— Извольте, господин, адъюнкт, вот моя зачетка. Из нее вы узнаете все мои данные.

— А, весьма благодарен. Двадцать три года. И родилась в мае. Самый лучший месяц. Май. В этот месяц рождаются только красивые девушки. И в день рождения им преподносят сирень, ландыши. Чем прикажете вас угостить? Вы курите?

— Я могу уйти домой, или вы разрешите мне присутствовать на вечернем обходе?

— Я уже его закончил. Но, если вы так жаждете работать, я не возражаю. Между прочим, я попросил бы вас сделать мне одно одолжение. Сегодня вечером мне необходимо уйти на несколько часов, не подежурите ли вы за меня? Разумеется, если у вас возникнет какая-нибудь трудность, вы сможете найти меня по телефону, я дам номер… Согласны?

— Пожалуйста.

— Много работать вам не придется. Если ночью кому-нибудь понадобится болеутоляющее, это сделают и сестры, вас даже будить не станут. Я вам дам интересный роман, вы пойдете в дежурку, ляжете на диван и будете читать или разгадывать кроссворд, если вам это больше нравится. Или можете себе спать, только предварительно сообщите швейцару, чтобы он никого на порог не пускал, свободных мест все равно нет.

— Простите, ведь господин главврач Баттоня сказал, что освободилось пять коек.

— Ах ты, господи, их уже давно и в помине нет. На одну койку младший врач Ковач сегодня в полдень положил какого-то туберкулезника, две койки нужны мне, а две другие забронировал доктор Бенц. Не осталось даже приставных коек. Вот вам журнал «Театральная жизнь», ключи от дежурки — идите и читайте. До свидания.

Орлаи поблагодарила, взяла с собой книжку, но не пошла в дежурку, а с любопытством стала заглядывать в палаты. Представилась по очереди сестрам, которые неслышно ходили по коридору в темно-синих монашеских юбках и белых чепцах.

Приемный покой и регистратура находились на первом этаже, в нескольких шагах от кабинки швейцара. Везде было пусто. Только в приемной скучал дежурный. От нечего делать он то чистил ногти, то читал роман Юлианы Жиграи. Приема нет. Ему велено отказывать всем, даже в том случае, когда у человека пошла горлом кровь или перелом ноги. В родилке тоже приема нет, женщин уже не вносят в родильную комнату, а кладут где только можно — в коридорах, в приемном покое. А сколько раненых! После каждого налета машины скорой помощи привозят искалеченных, стонущих людей. Но господин младший врач Жилле отдал распоряжение никого в операционную не приносить.

На столе задрожал внутренний телефон.

Чиновник в очках недоуменно вздрогнул и оторвался от чтения интересной истории о том, как Мара Сюч выходила замуж.

— Свободных коек в терапии? Дежурная доктор Мария Орлаи? Так точно, записал.

Мария Орлаи закончила обход палат. Почти все больные уже спали, измученные болью, обессиленные температурой или усыпленные снотворным. В дежурке тускло горела синяя лампочка. Мария попробовала было читать, но глаза лишь скользили по строчкам. Мысли ее то и дело возвращались к тем семидесяти четырем человеческим жизням, вверенным ей на эту ночь.

В полночь в дверь постучала очкастая старая сестра Беата.

— Привезли больного.

Мария Орлаи вскочила и выбежала в коридор.

— Понесли в амбулаторию.

В приемной на диване лежала женщина лет сорока — сорока пяти. На ее лице блестели капельки пота. Время от времени она открывала глаза и смотрела мутным, испуганным взором. От озноба у нее стучали зубы, и она со стоном прикладывала руки к животу.

— На что жалуетесь? — спросила Орлаи и села рядом с женщиной. Она касалась наименее чувствительных мест живота, но от малейшего ее прикосновения к натянутой коже женщина вскрикивала от боли и начинала икать.

— Как ваша фамилия? — спросила Орлаи, продолжая осторожно обследовать больную.

— Ковач, — ответила та, чуть слышно взвизгивая. — Мне сорок пять лет… болит с полудня… но что делать, думала, пройдет, никак не хотела идти сюда, дома четверо малышей, муж на фронте, сама работаю на заводе…

— Потерпите немножко, я сейчас вернусь.

Мария вышла в коридор, отыскала телефон и набрала номер, который ей дал адъюнкт Пайор. В трубке послышался тоненький хохоток какой-то женщины.

— А, Пуби, из больницы спрашивают. Сейчас позову.

— Что им надо? — послышался вместо ответа рычащий голос Пайора.

— Извините, господин адъюнкт, я тут приняла одну больную. Боли в животе, икота, по всей вероятности, непроходимость кишечника.

— Ладно. Посмотрю на утреннем обходе.

И положил трубку.

Мария, словно в оцепенении, стояла в коридоре. Произошла какая-то ошибка, какое-то недоразумение. Наверное, прервали. Она торопливо набрала номер еще раз. Опять женский голос, но теперь уже раздраженный:

— Что вы трезвоните беспрерывно? Разве нельзя хоть один вечер не беспокоить?

Но Пайор все-таки подошел к телефону.

— Извините… я думаю, до утра ждать нельзя.

— Что вы там воображаете из себя… Что за спешка? Она что, ваша родственница? Дайте ей болеутоляющее. Спокойной ночи.

Багровая от гнева, Мария Орлаи положила трубку. Разве она воображала? Конечно, если и у нее будет двадцатилетний стаж, то, возможно, она тоже не испугается аппендицита или случая с подозрением на заворот кишок… возможно, станет равнодушной, возможно, ей доведется видеть множество благополучных исходов без операционного вмешательства, возможно, ничего плохого и не случится, если больной потерпит несколько часов, возможно, у больного вовсе нет таких сильных болей, а он просто охает… На миг, но только на один миг в ее мозгу мелькнула мысль, что она, по сути дела, не отвечает за больных. Доктор Пайор не имел права перепоручать ей дежурство, к тому же она дважды звонила ему по телефону. Но эту мысль она тут же отогнала прочь. И, будто для того, чтобы усилить ее мучения и чувство ответственности, перед глазами внезапно возникла фраза, которую она дважды подчеркнула в учебнике по диагностике внутренних болезней: «При острых болях в брюшной полости судьба больного, как правило, зависит от того врача, который первым осматривал больного».

Она поспешно вернулась в приемную.

Женщина лежала смертельно бледная, стиснув зубы и время от времени вскрикивая. Она дышала быстро, поверхностно, иногда, открыв рот, хрипела и продолжала икать. Когда вошла Мария, женщина подняла взгляд на дверь и посмотрела на врача с мольбой в глазах. Орлаи еще раз тщательно ощупала живот: наибольшая болезненность была в области нисходящей толстой кишки. Да и жалобы женщины подтверждали, что у нее, по всей вероятности, заворот кишок.

В случае непроходимости кишечника операцию откладывать до утра нельзя. Здесь дорог каждый час.

Мария вскочила и снова побежала к телефону. Но, прежде чем набрать номер, спросила у стоявшей возле буфета ночной сестры, как отыскать дежурного хирурга.

Сестра пожала плечами.

— В девятом часу господа врачи уходят ужинать в «Веселую Яму». Но сейчас их там уже нет.

— Я вас спрашиваю о дежурном.

— Он тоже уходит.

— А если случится беда?

— К утру вернется, — ответила сестра тихим, кротким голосом, но по ее скривленным губам и блеснувшим глазам было видно, что она возмущена таким дежурством.

«Рассердится, пускай сердится, он все же обязан распорядиться», — подумала Мария и снова набрала номер доктора Пайора.

— Но, позвольте, это неслыханно!.. Что за комедия? Ей-богу, я вас не понимаю. Неужели так срочно? Ну, тогда оперируйте сами.

И трубку снова повесили.

— Прошу вас, сестра Аннунциата, посмотрите скорее, нет ли в больнице кого-нибудь из хирургов. Если даже спят, поднимите от моего имени.