Памела Джонсон - Особый дар

• Название: Особый дар
• Автор: Памела Джонсон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0159-1

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.

Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.

---

Да, душно что-то, ну и пусть. Хотя во рту у него уже и так пересохло от дыма, он снова закурил. Золотые птицы на золотой ниве. Кстати, очень симпатичные птицы.

— А ну, приятель, убери-ка ноги с прохода, — сказал кто-то, и Тоби улыбнулся, повернувшись в ту сторону, откуда шел голос.

Буфетчица раскричалась, и Тоби торопливо допил пиво, надеясь, что подействует оно не сразу. Он поднялся — хорошо, что до дома так близко, — и вышел на улицу, иссеченную лучами автомобильных фар и поблескивающую после недавнего дождя. Небо уже очистилось, на нем сияла полная луна, еще не потерявшая для него своей загадочности.

Он был в приятном подпитии, но вполне владел собой, хоть на всякий случай и держался поближе к стенам, касаясь пальцами всех оград и поручней, какие попадались у него на пути. Да, чудесный был вечерок, и как-то особенно радостно отпраздновать его окончание наедине с самим собой. «Мейзи», — сказал он, как бы пробуя это имя на слух, и увидел лицо прохожего, удивленно воззрившегося на него. Чудесный вечерок, и чудесный плывущий мир вокруг. С поразительной отчетливостью увидел он сидящую на низкой стене полосатую кошку, наклонился, чтобы погладить ее, и чуть не перелетел через стену. Ф-фу! Надо поаккуратней. «Поаккуратней», — повторил он вслух, и был заворожен тем, как отчетливо произносит это слово. Блаженство. Миг чистого и полного блаженства; может, такого мгновения в его жизни уже не будет, и хорошо бы остановить его.

Очень медленно поднялся он по лестнице в свою квартиру и, войдя, сразу же отворил окно. Вот странность — Клэр так любит бывать на воздухе, а в комнате никогда не откроет окна, разве что без этого не обойтись. Сигаретный дым постепенно улетучился, в комнате стало прохладно. Что ж, можно и продлить праздник. Он достал из буфета бутылку виски и плеснул в кофейную чашечку — первое, что попалось под руку. Потом долил воды из крана, сел и возликовал — в полном одиночестве. Завтра суббота, можно лечь и попозже. Кому это надо, идти сейчас спать? Только не ему. Он вдруг заметил, что одна из подаренных матерью картин висит криво, и встал, чтобы ее поправить; но это было не так-то просто, и минуту спустя он отказался от борьбы. Ну, бог с ней, подождет до утра. Рядом с собой на диване он обнаружил темно-красный шелковый шарф… Клэр. Это она его здесь оставила. Под наплывом чувств, для него необычным, он прижал шарф к щеке. Запахло ее духами — душилась она чуть сильней, чем следует. Надо купить ей какой-нибудь подарок, и не откладывая. Потом-то, при помолвке, ему придется покупать кольцо — хорошо б она выбрала какой-нибудь полудрагоценный камешек. Да, придется ей довольствоваться недорогим камнем, подумал он и вдруг обозлился на нее, словно она только что отказалась от такого кольца. Та кошка на стене. Неплохо бы иметь кошку, он их любит. Но его же весь день нет дома, и кошке будет тоскливо. Сиамскую, а может, абиссинскую? Породистую, с родословной. Чтоб была под стать Клэр. Он потрогал шарф, и ему показалось, что под рукой у него дышащий мех.

К удивлению Тоби, его вдруг затошнило. Шатаясь, побрел он в ванную (хорошо, что она рядом, а то на старой квартире ванная была этажом ниже) и отдал назад некоторую толику спиртного, которым услаждался нынче вечером. Стало легко. Даже приятно, хотя после спазм немного першило в горле.

Он вернулся на диван. Голова все еще приятно кружилась. Ох, и холодно здесь, чертовски холодно. Надо во что бы то ни стало подняться и закрыть окно.

Едва он разделся и залез в постель, ему снова пришлось идти в ванную, его вырвало еще раз, и тут он окончательно протрезвел. Но мысли по-прежнему были легкие, приятные. Довольный, он понемногу приходил в себя, откинувшись на две подушки (лечь пониже он еще не решался), и думал об усах Перчика — как они золотились в свете лампы, подаренной Мейзи. Потом представил себе Клэр, прекрасную линию ее спины и плеч — это когда она выносила в кухню грязные тарелки. Попробовал представить себе Клэр на лошади — он еще не видел ее верхом. А интересно, думает ли она когда-нибудь о Мейзи? И нет ли у нее неприятного чувства оттого, что у него в комнате стоит эта лампа — подарок Мейзи? Надо будет засунуть ее куда-нибудь подальше. Но не сейчас, успеется.

29

Тоби отправил Эйдриану письмо с соболезнованием, сообщил ему свой новый адрес и номер телефона. И все-таки удивился, когда Эйдриан вдруг позвонил, сказал, что завтра приезжает в Лондон и рассчитывает с ним поболтать. Дело в том, что в помощь ему прислали другого священника — удерживать крепость, пока старик так сильно болеет; к сожалению, помощник этот тоже старый и «ты не поверишь — хромой», так что толку от него мало, но как бы то ни было, теперь можно хоть вырваться на часок-другой.

Когда Эйдриан появился, Тоби пришел в ужас от его вида: тощий, измученный, постаревший, да, именно постаревший. Красота его сохранилась, но лицо покрывала тюремная бледность.

— Как у тебя славно, — сказал Эйдриан. — Выпить? Вот это с удовольствием. Любое, что у тебя найдется.

— Мне так жаль твою маму.

— Меня это страшно подкосило. Но ведь у нее не осталось никаких радостей в жизни, разве что Лондонская библиотека. — Он помолчал. — Право, не хочется докучать тебе своими бедами, но какое это было бы облегчение — выговориться.

— Вовсе ты мне не докучаешь. Так что у вас там происходит?

— Н-ну, — несколько неуверенно начал Эйдриан, — после так называемого изгнания дьявола миссис Аллен успокоилась. Что сказал ей каноник, не знаю, но думаю, что-то довольно резкое. Во всяком случае, с тех пор она очень притихла и больше не мучает мужа, когда он возвращается с работы, уже не шмыгает, как бывало, в шкаф. Я заставил ее выбросить эту ужасную книгу об одержимых. Вот так, но это единственное мое достижение.

— А та женщина, что приставала к тебе по поводу своих неурядиц с мужем?

Эйдриан помрачнел.

— Продолжает в том же духе. Я перестал к ней ходить, а то получалось очень неловко.

— Она же тобой увлеклась, это ясно.

Эйдриан не стал отнекиваться, слишком он был подавлен.

— Вероятно. У тамошних женщин очень скучная жизнь, и для развлечения годится все. По правде говоря, ради этого они и ходят в церковь, а так не скажешь, что в церкви нашей яблоку негде упасть, выходит, для нас это благо. Ох, я же тебе не рассказал самого неприятного. Теперь за меня взялась еще одна. Нет, тайны исповеди я не нарушаю, иначе я бы этого рассказывать не стал. Думаю, если б эта особа могла, она раструбила б свои секреты на всю деревню. Эта новая еще моложе и красивее, замужем всего два года. Она ждет ребенка и жалуется, что с тех пор, как забеременела, муж отказывается с нею спать. Я сказал, что со временем все образуется: может быть, он просто боится причинить вред будущему ребенку, такое у мужчин бывает — словом, дал ей пастырское наставление. Но это не подействовало. Она все курила и зевала. Потом вдруг говорит: поцелуйте меня. Я, конечно, отказался, тогда она сказала что-то в таком роде: «Вся ваша шатия — просто свора геморфодитов».

— Симпатичная, видно, дамочка и слова какие знает ученые — даром, что перевирает их.

Тут Эйдриан впервые рассмеялся.

— До чего ж это славно — побеседовать с другом, который во всем умеет найти смешную сторону. Я что-то стал тошнотворно серьезен, и мне просто необходимо, чтоб рядом был человек с чувством юмора. Вот мама тоже посмеялась бы. Ах, как мне этого сейчас недостает!

В ответ на настойчивые расспросы Тоби он рассказал ему, как изо дня в день мотается по трем приходам.

— К концу дня я выжат как лимон, но утешаю себя единственной мыслью — стало быть, есть еще, что из меня выжимать. Беда в том, что из всех наших прихожан по-настоящему набожны только трое, и все они глубокие старики. Почему человек должен столько прожить, прежде чем перед ним забрезжит свет истинной веры?

— Наверное, потому, что смолоду в этом не чувствуешь потребности. Ты же знаешь, я тоже не верю, хотя и желал бы, просто чтобы доставить тебе удовольствие.

— Сам не знаю, удастся ли мне когда-нибудь стать победителем в этой игре. — Это было совсем не похоже на Эйдриана — говорить о своем призвании столь непочтительно, но именно так он выразился. — Нет у меня ни сноровки, ни терпения, вот и живу на износ. Но хватит обо мне, ладно? Расскажи о своей новой работе. Судя по всему, ты процветаешь.

Они поговорили еще немного, потом Тоби сказал:

— На нашей улице, в сотне ярдов отсюда, есть приличная закусочная. Но, если ты очень измочален, могу приготовить прямо здесь сандвичи. Есть ветчина, ливерная колбаса, открою банку сардин.

— А для тебя это не чересчур хлопотно? Так бы и сидел не шевелясь — во всяком случае, пока что.

Вовсе это не хлопотно, ответил Тоби. Он понял: Эйдриан хочет рассказать ему что-то такое, о чем в закусочной не поговоришь.

Разговор перешел на семейные дела Боба и Риты. Эйдриан считал, что это трагедия, но ее легко было избежать. Тоби объяснил, что особой трагедии для Боба в этом нет — у него интересная работа, ребенок при нем.