Памела Джонсон - Особый дар

• Название: Особый дар
• Автор: Памела Джонсон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0159-1

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.

Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.

---

— Почему этот человек нравится женщинам? Он же их ненавидит. Вот так жалость к женщинам! Нет у него к ним ни капли жалости. И все-таки они к нему льнут. Должно быть, в глубине души мы все мазохистки, хотя признаваться себе в этом не желаем. Я, например, такого за собой определенно не замечаю. Но он изумительный стилист, и работа у него ладится. Кстати, а как продвигается ваша?

— Идет помаленьку, — ответил Тоби. Он не стал снова благодарить ее за проведенный в Хэддисдоне уик-энд — это он уже сделал в письме; с такого рода корреспонденцией он всегда был чрезвычайно пунктуален.

— Бедный Эдуард, — сказала Аманда после того, как у нее приняли заказ. — Боюсь, для него это страшный удар. Впрочем, он никогда и ничем не выдает себя.

Но Тоби знал, что Крейну случалось себя выдавать.

— По-моему, пьеса захватывающая. Что сталось со зрителями? Что им нужно? — недоумевала Аманда.

— Видимо, так: сперва художник расходится в фазах с современной модой, а потом, нисколько не меняя своей манеры, вдруг снова оказывается в фаворе у публики.

— Мудрые слова, — сказала Аманда, — очень мудрые.

И тут же с горячностью стала уговаривать его, чтобы он во что бы то ни стало привез в Хэддисдон миссис Робертс:

— Ведь она все еще числится в «львицах».

Этим «все еще» она словно хотела подчеркнуть, что слава миссис Робертс уже пошла на убыль.

— Право же, миссис Феррарс…

— Можете называть меня просто Амандой.

— Благодарю вас. Право же, она ни за что не хочет вылезать из своей раковины. Сам не понимаю, как мне удалось тогда вытащить ее в Кембридж.

— Но в тот вечер она держалась замечательно.

— А говорит, что окаменела от страха.

— Нет, такого не было, — уверенно заявила Аманда. — Но это хороший предлог для того, чтобы «не вылезать из раковины», как вы выразились.

— Она всегда жила очень замкнуто, словно в укрытии.

— Что ж, она сама его создала для себя. Мне это понятно. Был и в моей жизни такой период, когда я жила отшельницей — хотя вы, вероятно, этому не поверите.

— Признаюсь, поверить действительно трудно.

Тоби все время был настороже. Он знал совершенно точно: она хочет что-то ему сказать и удерживает ее вовсе не страх. Просто она дожидается благоприятного момента.

К ним подкатили столик со сладостями, и она долго и очень внимательно его осматривала, но потом объявила, что ничего не возьмет, ограничится кофе. Тоби сказал, что и он тоже.

— Нет, непременно отведайте хоть чего-нибудь. Вам же не нужно себя ограничивать, чтобы сбросить вес, правда? В этом нет ни малейшей необходимости.

Но он вежливо отказался.

— Вы, должно быть, знаете, что Мейзи стала работать? Скучно ей там, но она говорит, что не может сидеть весь день дома. Возможно, ей удастся в скором времени подыскать себе что-нибудь более подходящее. — И вдруг она сказала без обиняков: — Она несчастлива. Вам это известно?

— Мне очень жаль, — ответил Тоби, — но, право же, я не знал.

Аманда обежала зал взглядом и понизила голос:

— Мне нужно поговорить с вами начистоту. Я не из тех, кто ходит вокруг да около.

Сердце у него упало.

— Слушаю вас, — только и смог выговорить он, стараясь сохранять самый беспечный вид. Секунду-другую она молчала, и он остро ощутил ее самоуверенность, устрашающую напористость и некоторую вульгарность.

— Я знаю, вы спите с ней. Я всегда знаю, что делается у меня в доме.

От этих слов у него стало скверно на душе, он почувствовал себя предателем, злоупотребившим ее гостеприимством, а ведь именно так оно и было.

— Мне это, конечно, не нравится. А какой матери понравилось бы? Но с современной молодежью особенно не поспоришь, нечего и пытаться: все равно сделают по-своему. Разве не так?

— Я очень к ней привязан. И мне жаль, что произошло все у вас в доме.

— Да, вы к ней привязаны. А вот она вас любит, к сожалению, — раньше бы я так не выразилась. И это совсем другое дело. Вы поссорились?

— Нет, что вы!

— Почему люди думают, что я слепа, как крот? — В голосе ее зазвучало раздражение. — Все, конечно, вышло из-за Клэр. Вы ездили к ней в Глемсфорд, а от Мейзи почему-то скрыли.

— Это было глупо с моей стороны. Но уверяю вас, Клэр для меня ничего не значит.

— Вот что я вам скажу. Еще девочкой Мейзи терпеть не могла неожиданностей, даже приятных. Перед днем рождения и то обычно заранее спрашивала, что ей подарят. И вообще она предпочитает знать правду, пусть самую горькую. Порой мне кажется, вы просто тупы, если умудрились этого не заметить. Ведь она не из-за Клэр расстроилась, нет для нее непереносимо другое: Клэр знает, что она, Мейзи, ни о чем не знала.

Но Тоби уже оправился от смущения.

— Поднять такой шум из-за Клэр просто нелепо. В конце концов Мейзи с этим примирится.

— Неужели вы не понимаете, что есть вещи, с которыми девушки ее типа до конца примириться не могут? Со временем она позабудет эту историю, а все-таки нет-нет, да и припомнит. Послушайте, Тоби, — допивайте-ка кофе, он стынет, — если у вас нет в отношении Мейзи серьезных намерений, лучше вам с ней порвать. Я освоила эту науку еще смолоду. Вы мне по душе, но я не хочу, чтобы Мейзи мучилась. Вернее, пусть она отмучается сразу; сознавать, что с этим покончено, мне будет легче, чем постоянно видеть ее в угнетенном состоянии. Само собой, она ничего мне не говорила. Она вообще редко со мною делится, хотя мы с ней довольно близки.

Тоби призадумался. Как и после разговора с Эдуардом Крейном, он был поражен тем, что вмешательство посторонних в его личные дела не вызывает в нем возмущения. Из разговора с Амандой всего тягостней для него были слова: «У меня в доме». Звучит несколько напыщенно, но что правда, то правда.

Хотя Аманда и сказала, что сладкого есть не будет, она взяла себе кусок пирога с вишнями и теперь поедала его.

Наконец Тоби сказал:

— Аманда, мне ужасно жаль, что все так вышло. Но обещаю вам больше Мейзи не расстраивать. Я вел себя как последний осел, сам понимаю.

— Я бы сказала, гораздо хуже, но не будем в это углубляться.

— Знаете, я без нее не могу.

— Сейчас, пожалуй, и в самом деле не можете. И вы действительно вели себя как последний осел — впрочем, с молодыми людьми такое бывает.

Она доела пирог, осторожно слизнула с верхней губы пятнышко красного сока.

— Вот и все, — бросила она. — Все, что я собиралась вам сказать.

И она в самом деле больше не касалась этой темы. Заговорила о своем предстоящем «сезоне», выразила надежду, что Тоби все же удастся уговорить миссис Робертс выбраться в Хэддисдон.

Когда она расплатилась по счету и они поднялись, Тоби вызвался сходить за такси.

— Не утруждайте себя, дорогой. Моя машина, должно быть, уже здесь.

И действительно, как только Аманда вышла из ресторана, шофер подкатил к подъезду. Ему даже не пришлось искать место для стоянки.

— Вас подбросить? — спросила Аманда.

— Вы очень любезны, — ответил Тоби, — но я хотел бы завернуть к «Фойлу», мне нужны кое-какие книги.

Он смотрел вслед отъехавшей машине — Аманда восседала в ней среди кучи свертков — и спрашивал себя, сильно ли она на него сердится. Трудно сказать. По-видимому, не очень; и уж, во всяком случае, настолько считается с желаниями Мейзи, что сочла нужным быть с ним обходительной. Как бы то ни было, впредь он в Хэддисдоне спать с Мейзи не будет.

Впрочем, ему больше и не представилось такой возможности. Отныне его приглашали только на завтрак. Или на чай. «Цирк» открылся в обычном своем составе. Не было только Эдуарда Крейна — он уехал в Нью-Йорк попытать счастья со своей пьесой, и ее действительно приняли там куда лучше, чем в Лондоне. Теперь Тоби и Мейзи снова встречались постоянно, и она опять стала с ним ровна и нежна. Знает ли она, что матери все известно? Он понятия не имел. Как и все с виду открытые люди, она умела тщательно хранить свои тайны.

В кружке Аманды появились новые для него лица: струнный квартет (все четверо без умолку чирикали, как воробьи, и показались ему ужасно глупыми), художник-абстракционист, трое каких-то молодых людей, которых ему представили мимоходом, и в их числе — двадцатичетырехлетний баронет. Тоби решил, что это завидная доля, в таком возрасте уже баронет. Место под солнцем? Что ж, в известном смысле — да. Он понимал, что всем этим молодым людям Мейзи нравится. И хоть не ревновал ее в общепринятом смысле этого слова (скажем, так, как ревновала его она), одно сознание, что они могут дать ей больше, чем он, уже злило его.

Аманда встретила Тоби со своей обычной экспансивностью: ленча в «Жардэн де гурме» словно и не было. Но ему показалось, что она насторожена. А что он вообще о ней знает? Очень мало. И лишь то, что лежит на самой поверхности. Кто она — мать-тигрица, бросающаяся на защиту своего детеныша? Или же эмансипированность все-таки взяла в ней верх? Может быть, впервые в жизни ему пришло в голову, что, по сути дела, он плохо разбирается в людях. Не только в Аманде, нет, в людях вообще.