Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

• Название: Огненный дождь
• Автор: Леопольдо Лугонес
• Издательство: Азбука
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-01089-5

Леопольдо Лугонес — писатель, открывший литературу Аргентины самим аргентинцам и всему миру. В 1938 году, откликаясь на смерть Лугонеса, знаменитый Хорхе Луис Борхес, всегда относившийся к Лугонесу, которого называл своим наставником, с восхищением, признавался: «Сказать, что от нас ушел первый писатель нашей страны, что от нас ушел первый писатель нашего языка, значит сказать чистую правду и вместе с тем сказать слишком мало». Для аргентинской литературы Лугонес был человеком-эпохой. Его творчество поражает разнообразием. Рассказы, биографические книги, политические статьи, литературные эссе… Он первым в Латинской Америке создал произведения фантастического жанра. Того жанра, который впоследствии благодаря рассказам Борхеса и Кортасара прославил аргентинскую литературу. Но главное в творчестве Лугонеса — это стихи. По значению сделанного им для латиноамериканской поэзии первой половины XX века Леопольдо Лугонес уступает только гениальному Рубену Дарио.

К сожалению, в России творчество Лугонеса почти неизвестно. Настоящий сборник — первая книга великого аргентинца, выходящая на русском языке. В нее вошли избранные стихи и рассказы, которые Лугонес создавал на протяжении своей сорокалетней литературной деятельности. Большинство произведений, представленных в данной книге, на русском языке публикуются впервые.

---

Со временем поговорки вырождаются в общие места, хотя практические люди этого и не замечают; такой недостаток легко поправим, ведь стих живет метафорой, то есть живописным сходством предметов между собой, и требует новых фраз, дабы отразить означенное сходство, если, конечно, он в должной степени оригинален.

С другой стороны, язык — это собрание образов; в каждом слове, если хорошенько вглядеться, заключена метафора; следовательно, находить новые, прекрасные образы и выражать их ясно и кратко и означает обогащать язык, одновременно и обновляя его. Это дело — по меньшей мере столь же почетное, как и разведение скота или управление государственными финансами, поскольку и здесь речь идет об общественной функции, — поручено поэтам. Язык есть общественное достояние, мало того — это самый прочный из элементов, составляющих нацию.

Общее место нехорошо тем, что в конце концов от избытка употребления теряет всякую выразительность; тут на помощь приходит оригинальность, изобретая новые смыслы, которые требуют нового выражения. Именно в стихе выковывается нужное выражение, самое ясное и краткое; таким же образом стих обновляет, очищая его, общее место.

Кроме того, поэзия — одно из изящных искусств, а всем давно известно, что занятие искусствами цивилизует народы. Эту истину практические люди включают в число основополагающих.

Когда человек, считающий себя культурным, утверждает, будто не чувствует очарования стихов, он обнаруживает относительное бескультурье, ничем, собственно говоря, не вредя стихам. Гомер{47}, Данте, Гюго{48} всегда будут более великими людьми, чем он, единственно потому, что писали стихи; и наш человек, разумеется, охотно оказался бы на их месте.

Презирать поэзию — все равно что презирать живопись или музыку. Феномен, характерный для низкой культуры.

Ошибочно также полагать, будто поэзия имеет мало практического значения.

Наоборот — она имеет столько же практического значения, что и любой предмет роскоши; тот, кто выбрасывает деньги на отделку изящного зала, или на абонемент в оперу, или на великолепную гробницу, или на красивый дом, платит такую же дань изящным искусствам, как если бы он купил книгу хороших стихов. Если ты купил произведение изящных искусств и владеешь им, это называется роскошь.

Разница только в том, что книга дешевле салона или ложи в театре; но практическим людям уже доподлинно известно, что стоять за ценой, когда речь идет об изящных искусствах, — неприлично и грубо, и они поклоняются искусствам, не жалея денег на архитектуру, живопись, скульптуру и музыку.

И почему бы Поэзии не быть Золушкой среди них, если ей как раз и достался хрустальный башмачок?..

Должен также предупредить, что себя я тоже отношу к практическим людям. Мне тридцать четыре года… я знаю жизнь.

Следует сказать несколько слов о свободном стихе{49}, которым я здесь обильно пользуюсь.

Свободный стих, как о том гласит его наименование, есть нечто простое и великое: завоевание свободы.

Стих, который мы называем свободным, а не белым, или нерифмованным, как его величают испанские риторы, стремится прежде всего к гармонии в пределах строфы, ей подчиняя ритмический рисунок каждой строки, отчего и строфы становятся более разнообразными.

Это способствует и большему богатству рифмы, основного элемента в современном стихе, заменяющего собой строгую ритмику старинного стиха…

Путем такого же приспособления, какое превратило мелопею{50} хоров трагедии в наше оперное хоровое пение, ибо продвижение мелодии к гармонии характеризует развитие всей западной музыки (а стих — тоже музыка), классическая строфа превращается в строфу современную, с неравными строками, которые сочетаются между собой по воле поэта и подчиняются высшей инстанции вкуса, как все в изящных искусствах.

Классические комбинации весьма почтенны, они представляют собой организмы, победившие в избирательном процессе; но они не могут претендовать на исключительность, не вступая в противоречие с той самой эволюцией, которая их породила.

Поэтому любое обращение к свободному стиху может быть оправдано мастерским владением прекрасным классическим стихом: только это дает нам право на нововведения. Тут в силу вступает элементарная честность.

Наряду с их исконными достоинствами, классические формы не поддаются упрощению. И все-таки слух, привыкший к ним, требует их безраздельного владычества. А этот феномен, если его довести до крайности, выльется в триумф общего места, то есть в опошление языка.

Значит, следует еще раз подчеркнуть достоинства свободного стиха, предоставить ему, между всеми прочими, права гражданства; и ничто не послужит более этой цели, чем разнообразная, красивая рифма.

Теперь несколько соображений личного характера.

Три года назад я писал о замысле этой книги: «Целая книга, посвященная луне. Что-то вроде мести, о которой мечтаю практически с детских лет, каждый раз, как жизнь загоняет меня в угол».

Мог бы я сделать это лучше, если бы исторг из себя темную силу борьбы, вывел ее вовне, развернул в прекрасных творениях, — ведь и мрачная, благородная скорбь исходит из глаз, просветляясь в прозрачных слезах?

Была ли где-нибудь в мире более чистая и тяжкая работа, чем воспевать луну в отмщение жизни?

Так пусть она будет достойна моего учителя Дон Кихота, который числил сие светило между своих трофеев, ибо победил в честном поединке Рыцаря Белой Луны{51}…

Перевод Анастасии Миролюбовой

Стихи

     КАРНАВАЛЬНЫЙ ПСАЛОМ

О Луна! Как sportswoman, над нами
«форд» умело ведешь среди звезд.
Аравийское небо ночами
над тобой расстилает свой холст.

Ты сияешь в ночи наготою.
Что тебе дорогие шелка?!
И невестой под легкой фатою
нам являешься издалека.

О Луна! В моих снах не случайно
ты плывешь над простором морским
и пытаешься вечности тайну
птичьим клювом нащупать своим.

Лик твой — это лицо Арлекина.
Омывает Марию твой свет.
Ты бледна, словно рейнские вина.
Мать любви, преступлений и бед.

Я — певец твой. И пусть не заметишь
ты меня со своей высоты,
ты от века ночами нам светишь.
Маска солнца — Луна — это ты.

Перевод Виктора Андреева

   НОКТЮРН

В полных покоя
водах лагуны
блещет свет лунный
вешней порою.

Тихо, прохладно,
полночь лучиста.
Золотом чистым —
лунные пятна.

Вдруг потемнело.
Туча сокрыла
ночи светило,
в траур одела.

Лунного лика
взор затуманен.
Серый свет странен,
смазаны блики.

Как привиденья,
то возникают,
то исчезают
смутные тени.

И, поднимая
морды, собаки
в стынущем мраке
хрипнут от лая.

Перевод Виктора Андреева

ЛУНА-ОБМАНЩИЦА

Луна золотая
блестит в небесах,
в кошачьих глазах
коварно мерцая.

Поэты, не зная,
что путь ваш — впотьмах,
бредете, в стихах
луну воспевая.

О, как же был прав
Шекспир, написав
(и не поленитесь

прочесть те, кто юн):
«Swear not by the moon…»{52} —
«Луной не клянитесь…»

Перевод Виктора Андреева

               СЕЛЬСКАЯ ЛУНА
                 (Фрагмент)

Лазурь, густея в сумерках, уже сулит покой
деревне натрудившейся, усталой.
Промчался одинокий всадник запоздалый…
Девицы утомились болтовней…
Луна восходит на вечерний небосклон
и навевает сон,
быть может, и печальный, но отрадный,
и разливается по-над селеньем он
рекою неоглядной.
Сон в темноте ночной — он смог бы
сравниться с чернотой созревшей смоквы.
Сон под луной — притихло, наслаждаясь отдыхом, село,
так птица спит, клюв спрятав под крыло.
Когда мы спим
в ночь полнолунья на спине,
то в бездну мы низвергнуты во сне,
не защищенные и малым отзвуком земным.
А на поверхности сияющего диска
луны увидеть можно близко
в Египет уходящее Святое
Семейство{53}; вот они все трое:
с Младенцем на руках Мадонна, рядом с ней
Иосиф с посохом, старик согбенный.
И светло-серый ослик неизменный
бежит по лунным пажитям смешной трусцой своей{54}.
И нежится под синим покрывалом небосклона
душа селенья — аргентинского исконно.

Перевод Виктора Андреева

Два великих лунатика, или Полное несходство взглядов{55}