Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.3. Дружба

• Название: Собрание сочинений. Т.3. Дружба
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1973

Роман «Дружба» рассказывает о героической работе советских хирургов в период Сталинградской битвы.

---

«Получить бы подкрепление. Вон танки идут… Что мы с ними будем делать? Ума не приложу!.. Хотя бы бронебойщиков нам подбросили. И гранат мало. Вся надежда на бутылки с горючкой, с запалом, взрывающимся от броска. Отбивались этими бутылками от танков прошлой осенью под Москвой, и нам приходится… Верно говорится: голь на выдумки хитра».

Подозрительное движение в неглубокой заросшей дубняком балке справа привлекло внимание Логунова, и он дал команду минометчикам. Гулкий звук выстрела раздался тотчас же, как будто лопнуло что-то.

«Пошла!» — отметил Логунов, успев проследить за миной, которая стремительно уходила в небо, буравила дымную голубизну, скрываясь в ней, как черный камень, брошенный из пращи. Где-то там она сделает крутую дугу и с навеса ударит.

С этой мыслью Логунов присел возле замолкших телефонов на дне окопа, достал из полевой сумки блокнот и карандаш. Положив на колено планшетку, он писал торопливо о потерях роты в людском составе, о потерях материальной части; обращал внимание командования на подходящие танки врага; требовал подкрепления и тут же как политработник батальона сообщал о моральном состоянии людей:

«Несмотря на большие потери, все атаки отбиты, и это поддерживает боевой дух гвардейцев».

Потери были не только большие — страшные, однако Логунов не стал распространяться по этому поводу, решив, что упомянутое им число говорит само за себя. Комбат учтет их в рапорте командиру полка, и подкрепление пришлют обязательно.

Потом взгляд Логунова остановился на связном — быстроглазом, юношески проворном красноармейце Мохове.

— Давай, дружище, к комбату.

— Есть, к комбату!

Мохов деловито одернул гимнастерку, нырнул в соединительный ход, пробежал, упал, пополз, каблуки сапог сверкнули серебром высветленных подковок.

22

«Конечно, танки могут пройти и стороной, — размышлял Логунов, с тревожным нетерпением поджидая связного — проскочит ли? Вот минометы с той стороны заговорили, наверно, ползет теперь по балочке. За одним человеком так охотятся, потому что он сотни стоит. А как против нас прут! Ведь степь широка. Одна наша высотка не преграждает пути к Дону. Что тут у нас? Ни стальных ежей, ни проволочных заграждений, ни дзотов. Горсть солдат на голой земле. Значит, страшатся обойти эту горсть, оставив ее в своем тылу. Стараются все начисто смести на пути. Но мы и мертвые не дадим вам покоя: за нашу кровь найдутся мстители». Стараясь утишить свое волнение, Логунов дал команду, как электрический разряд, пробежавшую по линии обороны:

— Приготовиться к отражению танковой атаки!

— Разрешите доложить! — крикнул запыхавшийся Мохов, как с неба сваливаясь в окоп.

— Ранен? — Логунов почти выхватил у связного смятый листок.

Мохов отрицательно потряс головой, хотя был не только в земле, но и в крови, он просто не ощущал боли, возбужденный перенесенной опасностью, и собственной лихостью, и тем, что предстояло еще пережить в самое ближайшее время.

Маленький клочок бумаги, доставленный им, вырван из блокнота… Логунов машинально посмотрел на оборот записки и снова перечитал ее! «Против вас брошено около сорока танков…» «Ничего себе! По-видимому, гитлеровцы получили приказ разутюжить нашу высотку, чтобы о ней и помину в степи не осталось!» «Наступление противника будет поддержано авиацией и минометами…» «Минами нас и без того засыпали». «Примите на себя командование ротой…» После этих слов Логунов вздохнул, словно поднимал тяжесть на плечи: что тут осталось от роты?! И, наконец, главное: «Обх. своими сил.». Видно, комбат очень торопился! Вот и в других словах не дописаны и пропущены буквы. Дальше Логунов опять прочитал так, словно разом выпил до дна горькую чашу: «На подкрепление не рассчитывайте. Держитесь до последнего. Полк остается на рубеже особого распоряжения».

Несколько строк, написанных знакомым торопливым, разгонистым почерком, решали судьбу… Стоять насмерть! Значит, иначе нельзя.

— Коротко и ясно! — Логунов взглянул на легко раненного связного, который, отдавшись в руки ротного фельдшера, дрожащими пальцами развертывал яркий кисет, и подумал: «Ну что же, приказ есть приказ. Да если к нему добавить высокое сознание бойцов, то, пожалуй, это уже немалая сила. И пушечка имеется, и бронебойные снаряды… И бутылки с горючей смесью».

В один миг Логунов преобразился. Размышлять теперь можно было только об одном: как задержать врага, обходясь своими силами.

— Приготовить гранаты, бутылки с горючкой! — напоминал Логунов бойцам, обходя окопы и еще раз придирчиво осматривая доставшийся ему участок, хотя видел, что все уже приготовлено, как видел и всю слабость обороны. — Пехоту от танков отсекать дружным огнем! Бронебойные ружья и пулеметы рассредоточить по линии. Обеспечить замену расчетов на случай ранения пулеметчиков! Если танки проскочат, бить вслед бутылками. Это, братцы мои, оружие безотказное: танки от них вспыхивают, как факелы. Бейте их в хвост и в гриву! Тому, кто эти бутылочки придумал, памятник надо поставить. И мы должны их использовать с толком, когда танки подойдут вплотную. Бросайте так, чтобы рука не дрожала, — дело верное.

Солдаты и сами понимали, что теперь все дело зависит от их отваги. Они уже обтерпелись за три дня в том аду, каким стала для них безымянная высотка в донской степи, но все-таки полегче делалось у них на душе от хозяйски деловитого вида нового командира. Как будто не обращая внимания на огневую бурю, вздымавшую черные тучи земли над их убежищами, они проверяли и устанавливали оружие, укладывая поудобнее пулеметные ленты, патроны, гранаты, ящики с бутылками.

— Карманная артиллерия к бою готова!

— Будем угощать фрицев вместо русской водки огнем из бутылок! — полушутя кричали Логунову бойцы, но лица их таили под усмешками большую тревогу.

— Помните, товарищи, хорошую нашу пословицу: двум смертям не бывать, а с одной мы справимся.

— Их тут не одна, а на каждого тысячи, — отозвался бронебойщик сибиряк Иван Коробов, который уж раз десять проверил, протер свое громоздкое бронебойное ружье и теперь скручивал цигарку в палец толщиной. Светло-голубые, глубоко посаженные глаза его смотрели смело, даже весело, но губы пересохли не то от жары и жажды, не то от волнения, и цигарка не склеивалась.

— Ну, если тысяча на каждого, а мы до сих пор живы, значит, нас никакая сила не возьмет! — крикнул Логунов.

Точно в ответ на его слова земля заколебалась, и на мгновенье совсем темно стало в окопе. Потом люди, задыхаясь, вынырнули из обрушенного на них сыпучего смерча.

— Вот так здорово! — Коробов сплюнул кровь и остаток цигарки, — падая, сосед расшиб ему лицо прикладом автомата.

Слегка контуженные, они не сразу поняли, что обстрел прекратился, но одно слово мгновенно дошло до всех:

— Танки!

Сквозь медленно оседавшие облака дыма и пыли красноармейцы совсем близко увидели шедшие прямо на них танки. Они словно плыли в низко клубившейся мгле, раскачиваясь, сверкая пучками желтого огня, и взрывы снарядов опять сотрясали высотку. За танками, не отставая, бежала пехота…

— Ах, черт! — злобно вскрикнул Коробов, выстрелив мимо из бронебойного ружья.

— Не горячись! Целься, как в медведя в тайге, — подсказал Логунов.

Один танк, подожженный выстрелом из противотанковой пушки, остановился, бойко, густо повалил дым, яркие ленты огня перевили черные его клубы.

— Так их! Бей их! — выкрикивал, сам того не замечая, Логунов, расстреливая из автомата серо-зеленых десантников, ссыпавшихся с горящего танка.

Другой танк выкатился из дымного облака. За быстро бегущими его гусеницами, швырявшими ошметками земли, мелькали пехотинцы. Логунов вставил в автомат новый диск и уже со спокойным ожесточением продолжал стрелять.

— Есть! Горит! Это мой! — прозвучал рядом необычно тоненький голос Коробова.

И Логунов сразу увидел и этот охваченный пламенем танк, и то, как остановился еще один, чуть замедливший над каким-то препятствием и сразу подбитый выстрелом другого бронебойщика.

Перед окопами роты горело уже до десятка танков, но остальные шли на прорыв.

— Приготовить гранаты, бутылки! — скомандовал Логунов, и сам, с ощущением внезапного холода в груди, схватил связку гранат, подтянулся на носках и сильным броском швырнул ее под гусеницы танка, с грохотом мчащегося на него. Он успел заметить, как полетели бутылки и гранаты по всей линии обороны, увидел и то, что брошенная им связка не попала туда, куда он метил. То ли дрогнула рука, то ли танкист сделал случайный рывок в сторону… В следующий момент Логунов упал на дно окопа, вместе с другими, кто еще уцелел. Чувство стыда и досады на себя сменилось у него злобой, когда танк, лязгая гусеницами, обдал его теплом разогретого железа и ливнем сухой земли.