Даниил Гранин - Человек не отсюда

• Название: Человек не отсюда
• Автор: Даниил Гранин
• Издательство: Издательская группа «Лениздат», «Команда А»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4453-0758-7

В новой книге Даниила Гранина тесно переплелось художественное с документальным. История в этих текстах становится фактом частной жизни, а частная жизнь — фактом истории. И это дает возможность каждому читателю почувствовать себя включенным в большое время. Если в своих первых, ставших культовыми для нескольких поколений, книгах Гранин учит, как менять судьбу, то теперь он показывает, как следовать ей.

Даниил Гранин (р. 1919) — классик современной литературы. Его романы «Искатели», «Иду на грозу», «Зубр», эссе «Эта странная жизнь» и «Страх», повести «Прекрасная Ута», «Сад камней», «Месяц вверх ногами», «Дождь в чужом городе» — настольные книги нескольких читающих поколений. Уже в XXI веке роман Даниила Гранина «Мой лейтенант» стал лауреатом национальной литературной премии «Большая книга» (2012).

Д. А. Гранин — почетный гражданин Санкт-Петербурга, председатель правления Фонда им. Д. С. Лихачева.

---

Страсть показать себя, свой архитектурный талант заставляла Шпеера отбросить все сомнения. Знал ли он, кто такой Гитлер? Может, и знал, наверняка представлял, но ничто не могло отвратить его от этой дьявольской сделки. Талант, его талант, шел на все, чтобы осуществить себя. У бездари подобного нет, ей не понять эту страсть. Шпеера все больше восхищает сила воли Гитлера, умение убеждать, его память, все качества, как он считает, великого человека. Он не может скрыть своего преклонения. Нравственные качества его не занимают, он признается, что видел в нем «героя античных преданий», который всегда побеждает. Он хочет в своих проектах превзойти Рим, Париж, и Гитлер его в этом поддерживает. Они оба теряют чувство меры.

Творец не тот, кто занимается творчеством, а тот, кто не может не заниматься творчеством.

Архитектура сблизила Гитлера, неудачного архитектора, с молодым Шпеером. Шпеер быстро выделился своим дарованием и стал все более нравиться фюреру. В 1942 году его поставили на место погибшего министра вооружения. Спустя двадцать лет, сидя в тюрьме, Шпеер утверждает, что он старался гуманизировать гитлеровскую империю, оправдать правительство посредственностей своим талантом. Чем дальше, тем труднее ему доказывать, что можно оставаться порядочным человеком среди палачей, изуверов и маньяков.

Гитлеровский режим приступает к «окончательному решению» — тотальному уничтожению евреев. Проблемы зла и добра решаются уже через миллионы жертв. Шпеер вынужден соучаствовать. Он министр вооружения, он выполняет заказы по изготовлению газовых камер для уничтожения евреев. Шпееру не хватает мужества рассказать о своей вине.

Система самооправдания у Шпеера это — он патриот, труженик, защитник немецкого народа, совестливый гражданин и прежде всего архитектор. Его поставили обеспечивать армию патронами и снарядами. Ничего не поделаешь, не оставлять же их безоружными.

Все руководство Рейха за шесть-восемь лет стало коррумпированным: они воздвигают себе охотничьи замки, имеют десятки слуг, роскошь картин, сервизов. Идет война, а количество обслуги у правителей растет. Гитлер нуждался в поддержке министров, чиновников, он закрывал глаза на то, что Геринг был хапугой, спекулянтом, что Геббельс распутничал, а Лей был пьяницей. В свою очередь, Геринг закрывал глаза на коррупцию в своем окружении.

Интересно, что в воспоминаниях Шпеера не присутствуют ни жена, ни его дети, их почти нет, главный герой у него — Гитлер.

Находясь в заключении в берлинской тюрьме «Шпандау» в течение 20 лет (его тюремный срок), Шпеер в своих мемуарах как бы изучает Гитлера, его натуру, его характер, пытается понять, как можно постоянно считать себя великим, восхищаться каждым своим поступком.

Шпеер оправдывал Гитлера за его любовь к архитектуре.

«Вас что больше интересует — Гитлер или Шпеер?» — спросила меня Магда.

Я задумался. Гитлера я, пожалуй, представляю, во всяком случае передо мной были образы некоторых наших правителей, а вот Шпеер… Зачем он стал министром вооружения, зачем ему нужна была власть? Что, он хотел доказать, что и это он может? Я не домысливал, я задавал себе вопросы. У человека должны быть безответные вопросы, которые не дают ему покоя.

Магда не понимала, как я могу видеть что-то хорошее в Гитлере, а особенно в Сталине, она презирала и ненавидела обоих. Она считала, что каждый из нас перед Богом наг, и в этой наготе вполне можно сравнивать двух фюреров. Но ей мешало то, что ей тоже нравились проекты Шпеера, его архитектура, его работы, его самостоятельный новый стиль. Она шла на компромисс — Гитлер сотворил добро, дав Шпееру осуществить себя.

История Шпеера — это история молодого архитектора, мечтавшего создать что-то великое, чуть ли не столицу мира, и вынужденного создавать оружие для фашистов и помогать Гитлеру вплоть до газовых камер.

Был ли его шаг ложным? Было ли ощущение измены своим мечтам? Он убеждал себя, что, наоборот, он прославил немецкую архитектуру. Ему постепенно удалось убедить себя. Даже после Нюрнбергского процесса, сидя в тюрьме, год за годом, видя, что он остается в Истории как преступник и соратник Гитлера, он утешал себя — он построил, сделал проекты, сделал рейхсканцелярию, он останется надолго. Где она, его ошибка? Бог указал бы, но Бога не было для него. Нюрнбергский процесс это ему не Бог, это всего лишь людской суд, суд победителей, суд мстителей. Девять месяцев продолжался Нюрнбергский суд. Добился ли он чего-то в глазах Шпеера? Да, он заставил иначе увидеть Третий рейх, увидеть, что замысел Гитлера — абсурд, но сокровенное чувство дружбы и почтения к Гитлеру — все это сохранялось. Двадцать лет он просидел, написал два больших тома мемуаров, где ни разу не пытался даже дотянуться до Бога рукой.

Я был в Берлине на выставке его архитектурных работ. «Все же это грандиозно», — повторяла мне Магда. Мы ходили между проектами, фотографиями построенных зданий. Все воинственно-строгие, заготовленные для столицы мира. Народу было много. Восхищались, осуждали, грустили.

* * *

Сегодня трудно понять, почему нам помогало, что мы не знали правил войны (например, когда положено отступать) и не знали в 1941 году, что война немцами начисто проиграна.

* * *

Я был в игре. Теперь я вне игры.

Б. Слуцкий

Я много выиграл, но больше проиграл.

А все, что выиграл, ничтожно или стыдно.

(Автора не помню) * * *

Режи Дебре: «Человек единственное животное, знающее что-то о своем дедушке».

«Что в человеке меняется, что неизменно, что можно изменить?»

* * *

Каждый человек по-своему осознает совесть, по-своему распоряжается ею.

* * *

Жизнь — источник радости… Если ты однажды поймешь, что приглашен на этот удивительный праздник жизни, то вдруг откроешь, что простейшие вещи и являются самыми нужными — трава, музыка, собака, книги.

* * *

Дети должны рождаться от любви, прежде всего любовью. Дети должны вырастать любовью. Дети воспитываются любовью.

Блокада

«Мой утренний туалет, — пишет мне работница завода № 212, — я в пальто, выхожу на улицу, достаю тряпку, мою снегом руки, вытираю. Кашу в заводской столовой разбавляю кипятком, в закрытом цеху мы, бабы, справляем нужду». (1941 год)

* * *

В конце 1941 года художник Билибин пришел умирать в Академию художеств, туда, где начиналась его творческая жизнь.

* * *

Из письма Чикиной Александры Михайловны:

«…На память все больше приходят те моменты, которые помогли кого-то спасти, не дали возможности пасть духом, не позволили опуститься… А разве можно забыть первую премию в первую блокадную весну за подачу тока раньше намеченного, ее вручал управляющий Ленэнерго Борис Петрович Страупе. Она была продуктами!!»

* * *

К осени 1941 года стараниями Генштаба удается склонить Гитлера признать Ленинград второстепенным фронтом. Однако в марте 1942 года Геббельс в своем дневнике пишет, что фюрер снова ставит целью Ленинград, главное для него: «Кавказ, Москва и Ленинград». Спустя неделю Гитлер спускает директиву № 41 — окончательно блокировать Ленинград со стороны теперешней Финляндии и овладеть Восточной Карелией. Это апрель 1942 года.

Неудачи в войне с Россией вызвали кризис доверия к Гитлеру. Генералы не стесняются выражать свое недовольство, но и Гитлера возмущает невежество, бездарность его генералитета.

Геббельс пишет: «Оценка фюрером моральных качеств генералитета — уничтожающая. Он априори не верит ни одному генералу».

Ничего себе. Как можно воевать в такой обстановке. Все же генералы нужны. Я, правда, за всю войну видел один раз одного генерала, и то с меня хватило, но, думаю, для чего-то их все же производят. А еще у немцев были фельдмаршалы. Там вообще позволяли себе. Манштейн хотел отстранить Гитлера, снять главнокомандующего.

Мне, рядовому сталинской Красной армии, такое представить невозможно.

Теркин

Смотрел спектакль в Театре комедии, сделанный Петром Фоменко, «Теркин на том свете». Замечательная эта поэма Твардовского. С момента появления ее и по сей день не нравилась она начальству не только сатирой своей на мертвечину нашей советской жизни, но и тем, чего они сформулировать не могут, а чуют: атеизмом. Атеизм вещь опасная не для религии, а для государства, построенного на вере, например в социализм, в коммунизм. Через тот свет Твардовскому по-новому удалось высмеять наш идиотизм, все давно омертвевшие формулы, которыми мы пользуемся десятки лет. Ни война, ни послевоенное, ни крушение культа — ничего не изменило в этих кумачевых призывах. По-прежнему жует мочало «пламенный оратор». Отдел кадров копается в автобио, проясняет про деда и бабку, та же борьба со штатами, их все сокращают, а они все увеличиваются.