Владимир Лебедев - Ачайваямская весна

• Название: Ачайваямская весна
• Автор: Владимир Лебедев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1983

Авторы книги — этнографы, проведшие ряд лет в экспедициях на Северной Камчатке, Ее население — чукчи — до настоящего времени сохранило многие черты традиционной культуры оленеводов. Нынешние камчатские чукчи живут в отличных поселках, учатся в современных школах и институтах. При этом они не утратили народные обычаи — старинные красочные праздники, обряды, правила отношений друг к другу.

---

— Очень много комбинаций можно получить, Володя. Как же их употребляли?

— У нас есть один закон: каждый олень получает знак своей матери.

— Ну и что?

— А то, что у одного хозяина будут олени с разными ушными метками, и у другого хозяина будут олени с теми же ушными метками. Ведь у нас оленей и дарили, и продавали, и меняли, и в наследство они разным людям попадали… По этим меткам хозяина не определишь.

Старый Кайматке безапелляционно говорит:

— У нас всегда самый главный старик всем стадом владел. Когда он старел, то говорил своим сыновьям: «Теперь я старый, теперь вы оленей делите, как хотите, а меня вы сами будете кормить».

Все правильно излагал старик Кайматке. Но он же при этом сообщал:

— У нас раньше было, что богатые хозяева все стадо ставили как приз на гонках. Бывало — все проигрывали. Стадо к другому переходило, и все люди — пастухи и даже их сыновья — тогда к этому человеку жить переходили. Это ему почет был тогда, если он стадо ставил на гонках и его проигрывал.

— Как это? Ни с того ни с сего ставил на гонках все свое стадо и проигрывал?

— Ну не просто так. Если от человека оленное счастье уходило…

Вот оно что! «Оленное счастье»! Значит, любой человек не был всевластен над собственным имуществом. Значит, если от него уходило «оленное счастье», то есть беды преследовали его стадо и оно уменьшалось, то его надо было передать другому, к которому духи более милостивы, а может быть, у которого и ума побольше. Так велела воля народная. Значит, не было уж такой власти беспредельной у чукчей над своей собственностью. Ну а гонки — это жребий, это испытание судьбы.

Надо идти на факторию.

— Иди по собачьему следу, — советует Володя. — Сюда вчера собаки самым коротким путем прибежали. Ты по следу и иди.

Дорога сначала вела через небольшое плато. Снег «спаялся» под теплыми лучами солнца и стал крепок, как стекло. Идешь словно по асфальту. Потом вышел на собачий след. И вот тут-то ждало самое плохое — наст под ногами стал ломаться. Ступишь неловко — по пояс. Встанешь, пройдешь несколько шагов — снова проваливаешься. Собаки — те легонькие. Да и парнишка, который ночью прибежал, также сухой. А меня наст не держит.

Дорога в двадцать километров заняла шестнадцать часов.

Старая женщина умерла ночью. Сейчас с ее половины раздавались громкие взрывы хохота.

Я взял пачку чая, пачку сигарет и пошел отдавать приношения — обычай!

Возле покойной, которая лежала на полу среди комнаты, сидели старички старше шестидесяти. Они успели приехать, пока я шествовал по собачьему следу самой короткой дорогой.

Старички вспоминали что-то веселое.

Мою красивую сумочку с чаем и табаком тотчас же развязали и передали чай на кухню — по принадлежности, а сигареты положили отдельно.

— Когда хоронить? — спросил я у ее формального мужа — молодого красавца, известного бригадира оленеводов Юры Нутескина. Юре старуха досталась согласно левирату. Она была женой покойного старшего брата.

— Наверное, послезавтра, — Юра элегантно стряхнул пепел с дорогой болгарской сигареты (он только что возвратился из Болгарии — посылали отдыхать как лучшего оленевода). — Еще не вся ее родня приехала.

— Пойдем к нам, — предложил я Юре.

— Пойдем. — согласился он.

Мы сидели, пили чай.

— Ты чего, так никогда женат и не был больше? — спросил я его.

— Почему? — улыбнулся Юра. — Мне эту старуху записали, когда я еще только школу кончил. Родня навалилась, говорят, нельзя старый закон нарушать. Как ты бросишь свою жену?.. Ну я и согласился. Ладно, пускай ее за мной запишут… Ну а у меня сын есть в другом месте. Не слыхал?

Я, конечно, слыхал об этом.

— Эта старуха ко мне без детей перешла. Вроде бы на иждивение… Я, конечно, дурака свалял. Очень старшего брага любил и хотел показать, что не брошу его вдову… Ерунда, конечно…

— Юра, а старшие братья как обращались с женами младших?

— Никак… Старшие на них и смотреть не могли.

— И после их смерти?

— Неважно, при жизни ли или же после смерти — не могли старшие даже думать о младших.

Мне стало ясно — человеческое немногочисленное общество заботилось о восполнении слабого и небольшого коллектива.

Мужчины всегда чаще гибнут. Получается — чем дольше живет мужчина, тем меньше у него остается брачных партнеров. Под старость — совсем мало. Наоборот, чем старше женщина, тем она обеспеченней брачными партнерами. Если у нее умирает один муж, то ту г же появляется другой. Женщина и материально остается обеспеченной, и может продолжить род. А для рода было очень важно, чтобы он продолжался.

Для покойницы шили одежду ночью. Шкуры были выделаны заранее, выкроены. Женщины делали стежки редкие, слабые. Они сметывали одежду, что называется, на живую нитку.

— Почему так? — спросил я у Юры.

— Так ее же провожают к верхним людям. Там же все наоборот.

— Верно, верно. Как я и сам не догадался? У верхних людей все наоборот.

— Если кухлянку сшить слабо и без узлов, — поясняет Володя Кёргувье, — то она, как старики верят, будет носиться в верхнем мире долго, будет прочной.

Разбудили меня потом часу в шестом. Проводы.

Одежда была готова, и старуху обряжали. Я пришел к тому времени, когда одевали кухлянку, капюшоном на лицо. Женщины, которые возились со старухой, держали во рту пучки травы — заткнули себе рот на всякий случай. Руки их также были перевязаны выше локтей травяными веревками.

Все, что с покойником связано, у всех, пожалуй, соблюдается более или менее строго. Как бы человек ни был цивилизован, а все кажется, что с покойными и самим покойнее обращаться по старинке.

Когда старуха была одета, то на нее положили камешек и палочки, связанные крестиком.

— Зачем? — спросил я Володю Кергувье.

— Сам не знаю, — ответил он. — Только так всегда делают.

— Ну, пошли, — сказала одна из женщин, поднимаясь с корточек.

— Пошли! — отозвалось несколько голосов.

Люди один за другим, поочередно перешагнули через старухины ноги, ударив по ним пяткой, и «хоркали» по-оленьему.

Хитрые люди! Вдруг старухе захочется позвать с собой кого-либо из присутствующих! Надо ей показать, что здесь нет людей. Мы не люди. Мы — олени.

Вышли на улицу.

Погребальные нарты готовы. Обычные изящные женские нарты. Очень похожи на те, что используют для гонок.

Старуху положили ногами вперед — совсем по-христиански. Над ее головой повесили ее нож в ножнах, кружку, мешочек с жиром, кусочками меха, тряпочками, принадлежностями для шитья… Что еще надо женщине, прожившей почти весь век в непрерывном кочевье?

Володя впрягся в лямку, другие взялись за вертикальную дугу, и мы все тронулись на восток. Только на восток можно везти покойника к погребальному костру.

Идти предстояло два километра.

Вдруг к процессии кинулась, было, собака. Тотчас в нее полетела палка, и собака убралась визжа.

— Чего так строго? — спросил я у Володи.

— Старое поверье, — пояснил он. — У нас всегда всех собак привязывают, как только появится покойник. Старики так говорят: «Когда-то умер один человек. Покойник лежал, уже собранный в дорогу. В это время отвязанные собаки сцепились и стали драться. Никто не мог их разнять. Они налетели на покойника, и он встал.

Все люди в страхе разбежались. Остался только один парень у очага, который не успел завязать ремни на обуви и поэтому никак не мог убежать. Он был очень хороший бегун.

Покойник подошел и говорит: «Давай с тобой померяемся силами, давай посостязаемся в беге». — «Давай», — говорит парень.

Побежал он что было сил. Чувствует — покойник все время сзади неотступно держится. Все время парень боится, что покойник схватит его.

Уже была поздняя осень, и парень увидел медвежью берлогу. Прямо в нее вбежал парень. Там была медведица. Медведица спросила его: «Чего ты испугался?» Парень объяснил: «Покойник за мной гонится». — «Ничего не бойся, — говорит она. — Я тебя от него спасу».

В это время подбежал покойник прямо к берлоге. Выскочила медведица и изорвала его на куски.

Но куски тела мертвого сползлись, опять он целый стал. Вновь его тогда схватила медведица и изодрала всего на еще более мелкие куски. Снова слепились куски, и снова стал покойник целый. В третий раз медведица изодрала на мелкие куски покойника и стала кусочки глотать. Когда съела всего, то он уже не встал.

Тогда медведица говорит парню: «Ложись отдыхай, а завтра пойдешь к себе».

Лег тот отдыхать, проснулся — снег уже тает. Это он полгода пролежал в берлоге. Только тогда он домой пошел.

Яша Чейвилькут рассказывал, что раньше черепа убитых медведей держали в ярангах. В яранге его матери и до сих пор возле полога лежит старый медвежий череп. Мать считает, что он уводит покойников, если они лезут незаметно в ярангу.