Сергей Абрамов - Поиск-80: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-80: Приключения. Фантастика
• Автор: Сергей Абрамов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

Сборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов. Среди участников сборника — писатели Владимир Печенкин, Юрий Яровой, ряд молодых авторов.

---

В номере Умберто Бузонни все было перевернуто вверх дном. Итальянское семейство собиралось в очередной побег. Нюх прожженного дельца, плюс проклятая записочка из гильзы насчет завтрашнего дня дали ясно понять Умберто, что нужно немедленно уносить ноги еще дальше на юг, в Ростов, а оттуда в Новороссийск и морем в Константинополь, в Геную. Паола запихивала в чемодан белье, Бьянка и Чезаре отчаянно ругались. Ринальто и Марчелло вытаскивали с балкона вонючую клетку с гарпией.

— Быстро, быстро, — суетился Бузонни.

Около двенадцати ночи должен был подойти извозчик, который, взяв в уплату лошадь с подводой, согласился довезти поближе к Ростову.

Выйдя в коридор, Умберто спустился на второй этаж и как час, и полчаса тому назад подошел к номеру 21. На этот раз он заметил полоску света из приоткрытой двери.

Ах, Умберто, Умберто… Не стоило ему стучать в столь поздний час в номер штабс-капитана Алексея Петровича Муравьева. Но откуда ему было знать о провале столь блестяще задуманной операции, о содранной с виска коже, о той оглушительной порции ругани, которую только что получил Муравьев в кабинете генерала Арчилова, и наконец откуда было знать Бузонни о том черном хаосе, в который вдруг погрузилась душа штабс-капитана, любителя логики и геометрии.

Умберто вкрадчиво постучал.

— Войдите.

Муравьев сидел в галифе, вправленных в пыльные сапоги, в подтяжках крест-накрест на голом теле за круглым ломберным столиком и безуспешно пытался разложить пасьянс. Лицо его было густо намазано кремом «Танаис» (устраняет упорные недостатки кожи). Раскрытая баночка стояла среди карт. Штабс-капитан был мертвецки пьян, но в его прозрачных глазах стояла холодная трезвость. Эти спокойные глаза и обманули Бузонни.

— Господин Муравьев, извините за столь поздний визит, но наша семья сейчас уезжает Паола и девочка хотят домой. А я устал спорить с ними.

Штабс-капитан медленно всплывал из мрака взбаламученной души в номер, к самому себе, к картам, к голосу антрепренера. Он наконец-то думал о том, что все, что разразилось сегодня, не случайность, а сама жизнь, которая, видимо, не терпит строевых упражнений Алексея Петровича, что его несчастная Россия, которую он в общем-то никогда не любил, как небо от земли, далека от схем, планов и дислокаций, на которых еще утром было так легко наносить стрелы ударов, линии обороны, крестики рядовых, что в России для него, для таких, как он, ловцов осталось только вчера, а завтра уже не будет. Подведя мысленную черту, штабс-капитан с недоумением стал смотреть на Умберто, чувствуя, как в его душе поднимается мутная ненависть к этому засаленному, плешивому итальянцу с короткими волосатыми пальцами, на которых все еще виднелись оттиски давно снятых колец.

Затрещал телефон.

Муравьев молча поднял трубку. Дежурный телефонист сообщил, что его вызывает станция Черная.

— Алексей, — донесся отчетливый голос Николя. (Отличную связь все же наладили союзники.)

— Алексей, слышишь меня? — кричал Николя. — Станция окружена. Слышишь стреляют? А я пьян! Убили Сашку Монкина, он лежит в коридоре, а я пьян. Алексей, ты чего молчишь? Слышишь? Сашка лежит в коридоре пузом вверх, с него уже сапоги сперли и портупею, а я напился Может, застрелиться? Ей-богу! Станция горит, в штабе темно, я один, и мне на все наплевать…

Муравьев молчал.

— Алексей, чего ты молчишь? Опять надулся? Так у меня еще осталось за наше здоровье. Хочешь, я спою на прощанье твою любимую?..

И Николя, как всегда безбожно фальшивя, запел непристойные гимназические куплеты про девчонку из Мулен де ля Галетт.

Муравьев, не дослушав, положил трубку на рычаги, подумал о том, что Николя действительно может пустить пулю в лоб, и снова уставился на Умберто.

— Господин штабс-капитан, — вежливо продолжил тот, — вы обещали мне вознаграждение за содействие освободительной армии. Вы уж простите — денег я не возьму…

Бузонни замялся с деланной скромностью.

— Здесь, в гостинице, я приметил в банкетном зале чайный сервиз на 12 персон. У меня большая семья. Я разорен…

Штабс-капитан стал медленно подниматься, и только тут Умберто заметил револьверную кобуру, болтающуюся вдоль правой ноги. И ему сразу стало страшно.

— Сволочь, — четко, как по слогам, сказал Муравьев, протягивая к нему руки, — чай хочешь пить!

Он взял Умберто за грудки и, разорвав рубашку, бурля от ненависти, задыхаясь от внезапной жалости к себе, чуть не плача, матерясь, потащил его к двери, пиная сапогами и раздирая итальянцу лицо руками.

— Скотина! Любимец публики! Сингапур! Нагасаки! Умберто Бузонни! — приговаривал штабс-капитан слова из той афишки, которую он просматривал как цензор. — Турне по земному шару… Подлец!

В коридоре он прижал багрового итальянца к стене.

Спускавшие по лестнице клетку с гарпией Ринальто и Марчелло бросились на помощь.

— Ни с места! — заорал пьяно и плаксиво Муравьев, вынимая из кобуры непривычный, тяжелый маузер вестового. Лицо его сияло кремом «Танаис».

Бузонни пытался втиснуться в стену. Ринальто и Марчелло остановились. И тут Алексей Петрович увидел чей-то насмешливый взгляд. Чьи-то презрительные глаза, полные брезгливой издевки. «Ну что, братец, — как бы говорили они, вот и ты записался в глупцы…» Алексей Петрович пьяно улыбнулся, оглянулся на перепуганного Умберто, зачем-то погрозил ему пальцем, затем приложил палец к губам.

— Т-сс…

На цыпочках, с дурашливо выпученными глазами, подкрался к клетке и, сунув дуло сквозь мелкую сетку, с облегчением дважды выстрелил в проклятую птицу.

Старая дева приняла смерть молча, покатилась в угол, корчась от боли, суча голыми руками, пытаясь выклевать пули из сердца.

…Муравьев очнулся только под утро. Он лежал на смятой постели, как был в галифе, не сняв сапог, и слышал гул канонады, доносившийся со стороны железнодорожного моста.

Белые, предупрежденные контрразведкой об ударе красных частей, встретили кавдивизию во всеоружии. В тот день коннице так и не удалось пробиться к городу и подпольщики, захватившие на бронепоезде железнодорожный мост (им пришлось выступить намного раньше намеченного часа), погибли все до одного во главе с Учителем.

Под Энск были переброшены резервные части деникинцев, и только на третий день, дождавшись подкрепления, красная конница успешно закончила штурм.

В тот же день на городской площади у оперного театра были торжественно выстроены красноармейцы, и товарищ Мендельсон прокричал с балкона хриплым голосом строки приказа по войскам 10-й армии Южного фронта.

Вот он, этот приказ. Приказ, написанный новым языком революции, которому училась Советская Россия:

«Объявляю нижеследующий героический подвиг подпольщиков-большевиков и пролетариев города!

Получив приказание поддержать натиск красной кавдивизии имени Коммунистического Интернационала, большевики и рабочие паровозоремонтного депо захватили в ночь на 25 августа бронепоезд «Царицын» и доблестно и самоотверженно выполнили свою задачу, оставшись без нашей поддержки и будучи окружены многочисленным врагом!

В продолжение всего дня, вплоть до глубокой ночи, мы в бессильном порыве помочь нашим товарищам слышали сильную орудийную и пулеметную стрельбу на подходах к мосту. Пробиваясь на помощь сквозь белогвардейские цепи, мы понимали, что жив еще бунтарский дух героев и не сломлено их яростно-храброе сопротивление. Даже враги были ошеломлены железной волей революционеров

Поняв, что их бой обречен на поражение, оставшиеся в живых взорвали один броневой вагон и перешли на другую платформу.

Оставшись лицом к лицу с разъяренным врагом без помощи и даже без малейшей надежды на нее, отважные смельчаки продолжали нести свой долг и свою жизнь на алтарь Красной Советской России.

По последним сообщениям, около трех часов ночи двадцать шестого августа в указанном районе все еще была слышна умирающая пулеметная стрельба, последняя весть о том, что революционер-пролетарий не сдается до тех пор, пока не прольет свою кровь до последней капли на поле битвы Правды с кривдой!

Вечная память павшим в неравном бою! Слава героям борьбы за великую идею освобождения людей!»

Штабс-капитан Алексей Петрович Муравьев был убит зимой в Ростове-на-Дону бандитами, как раз в тот момент, когда он, проверяя посты вокруг помещения государственного банка, говорил начальнику караула прапорщику Вахонину свою любимую фразу о том, что Россию погубят глупость и… договорить он не успел.

Это случилось в декабре, за две недели до взятая города частями Красной Армии. Среди красных конников, въехавших в Ростов, был боец-татарин Абдулла, который красовался на лихом рысаке Стрелке. Только звали теперь Стрелка Искандер, что в переводе значит «Непобедимый». Под этим именем конь и закончил свои дни осенью 1928 года в деннике орловского конзавода имени товарища Буденного.