Памела Джонсон - Решающее лето

• Название: Решающее лето
• Автор: Памела Джонсон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0159-1

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.

Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.

---

— Так что ты хотел мне сказать? — Он как бы милостиво отдавал себя в мое распоряжение. — У меня еще уйма времени, целых десять минут.

— Я просто хотел спасти тебя от Крендалла, чтобы он не вздумал что-нибудь всучить тебе. По крайней мере сейчас.

— Вот это дельцы! — воскликнул Эван, удивленно уставившись на меня. — Черт побери, да эдак вы очень скоро прогорите! А почему бы мне и не купить что-нибудь, а?

— Не мешает прежде подумать.

Он хитро посмотрел на меня.

— Я не так уж пьян, если ты это имеешь в виду, — сказал он. — У меня было важное свидание и все такое прочее. Право, я не пьян, Клод. Неужели ты считаешь, что я пьян? Какой ты все-таки ханжа. — И вдруг, напустив на себя нелепую таинственность, он добавил: — Ты знаешь, кого я встретил на другой же день после твоего визита к нам? Я как раз возвращался тогда от Паркера…

Ему, безусловно, очень хотелось заинтриговать меня и подольше подержать в неведении, но, увидев, что я не проявляю любопытства, он сник.

— Ну, ладно, так и быть, скажу. Джонни Филда, вот кого! — Затем добродушно и с видимым удовольствием он сообщил мне: — Ты знаешь, он, оказывается, неплохой парень, когда поближе его узнаешь. Все эти глупости — то, что моя мамаша наплела тогда про него и мадам Хелену, — чистейший вздор, я знаю. Я всегда был на твоей стороне, помнишь? — Он зачем-то сунул палец в чернильницу, тщательно вытер его белоснежным носовым платком и бросил платок в корзинку для бумаг. — Ух, измазался. Так вот, я не видел причины, почему бы мне с ним не поболтать. И знаешь, мы сразу понравились друг другу. Да, понравились, — с гордым удовлетворением повторил он. — Джонни спрашивал о тебе, и я сообщил ему об этой вашей галерее. Он сказал, что обязательно зайдет. Не знаю, был ли он, а? Жизнь коротка, не правда ли? Слишком коротка, чтобы помнить старые обиды.

Он слез со стола, с минуту постоял на носках, затем аккуратно и мягко опустился на всю ступню.

— Спасибо, друг, что показал мне галерею. Мама обязательно зайдет, как только сможет.

Он направился к двери и взялся за ручку, но, словно вспомнив что-то, снова вернулся.

— Она просила передать, что постарается зайти в четверг. Мама любит тебя, ты знаешь, — серьезно сказал он. — Несмотря ни на что.

Я смотрел, как он идет по пассажу, четко отбивая шаг, высоко вскинув голову и стараясь держаться поближе к стенам.

По лестнице быстро сбежал Крендалл.

— Какого дьявола ты вмешался? Он совсем готов был купить.

— Если я и продам что-нибудь этой семье, то только лично Чармиан и тогда, когда она сама того захочет.

Он посмотрел на меня, соображая.

— А, понятно. Ну разумеется. Только не понимаю, при чем тут твои личные дела? Ты же сам поучал меня и говорил, что, если я хочу аккуратно платить за аренду галереи…

— Кстати, как ты решил с Бонингтоном?

— Аминь! — глухо, как разбитый колокол, пробасил Крендалл. — Дал согласие, пока тебя не было. Теперь мне такой шедевр не заполучить никогда. Слушай, Клод, а твой зятек сильно под парами. С ним это часто случается?

— Что ты! — фальшиво возмутился я. — Первый раз вижу его таким.

Вошли трое, должно быть только чтобы укрыться от дождя, ибо они бесцельно бродили по залу, целиком поглощенные своим разговором, и едва смотрели на картины.

Я был подавлен и полон безразличия. Этот зал, окна с потоками дождя, пепельница, полная окурков, ковровая дорожка со следами растоптанного пепла от сигарет — все вдруг показалось мне серым и тоскливым. Я подумал об Элен и вдруг почувствовал, что вспоминать о ней мне неприятно.

Глава шестая

Мысль о том, что я влюблен в Элен Эштон пришла мне в голову задолго до того, как это действительно случилось, и настолько овладела мной, что вытеснила на время все остальное. Я всецело был поглощен ею, и все реально существующее — события и вести из внешнего мира, новости, почерпнутые от Крендалла или из газет, — почти не доходило до моего сознания, словно все это излагалось на чужом и непонятном мне языке.

И все же жизнь настойчиво вторгалась и давала о себе знать, как весна, которая не может не прийти, несмотря на затянувшуюся зиму, когда каждый новый день кажется бесконечно длинным и тоскливым. В Европе бок о бок уживались роскошь и нищета, обжорство и голод; в Англии однообразие и рутина, если они принимали форму политического направления, вызывали негодование и протест, но во всех остальных случаях стоически переносились. В эту весну мир, казалось, устал: бесцветными стали и лица людей, и газетные новости.

Ощущая это, я, однако, верил в перемены, хотя чаще, поглощенный собственными переживаниями, был глух ко всему, как глуха была, должно быть, ушедшая в свое горе Чармиан.

Я как-то спросил ее, сильно ли пьет Эван.

— О, — заметила она небрежно, — это уже прошло. Был короткий период.

— Когда он начался?

К моему удивлению, она ответила:

— Незадолго до Нового года. — И плотно сжала губы, дав понять, что разговор этот ей неприятен.

Затем она сообщила мне, что миссис Шолто, возможно, совсем переселится к ней.

— Ты не выдержишь этого! Ты сама знаешь. Она сделает твою жизнь невыносимой.

— Теперь она может сколько угодно становиться между мной и Эваном, — заметила Чармиан с горькой усмешкой, — пропасть и без того слишком глубока.

Когда я спросил, чего ради она решила осуществить этот свой безумный план, она просто ответила, что миссис Шолто более не в состоянии оплачивать свою квартиру.

— Она не может позволить себе таких расходов. Все ее сбережения уходят на содержание квартиры и прислуги.

— Она может поселиться в пансионе или еще где-либо.

— Не будь таким бессердечным, — упрекнула меня Чармиан.

— Пансионы созданы для таких, как миссис Шолто, старух, живущих воспоминаниями о былых временах. Они кишмя кишат дамами, ненавидящими евреев, негров, индийцев, профсоюзы и собственных невесток. Да она будет просто счастлива там.

— Зато Эван не будет счастлив, — быстро ответила Чармиан. И, взяв охапку только что проветренного постельного белья, она направилась в детскую. Я последовал за нею. Убирая детскую, взбивая матрасик в кроватке Лоры и вытирая влажной губкой невидимую пыль на стенах, она продолжала убеждать меня — Она мать Эвана. Я понимаю, что ты многого не можешь ей простить из-за Хелены, но я отняла у Эвана почти все (разумеется, она имела в виду прежде всего самою себя) и теперь должна дать ему хоть что-нибудь взамен. А ему нужно только одно: чтобы у его матери был дом.

Она убеждала меня быть более терпимым и снисходительным; я должен понять: нелепо требовать людей, привыкших к комфорту, чтобы они смирились с иным образом жизни.

— Ты, конечно, скажешь мне, что она всегда жила за счет других и что ей не мешает самой побыть в их шкуре. Я видела дом, который она сдает, он в ужасном состоянии. За все это время она ни пенса не дала на его ремонт. Но она не считает это преступлением — бизнес есть бизнес.

— Тогда дай ей возможность хотя бы сейчас уразуметь кое-что.

— Ты способен сочувствовать только хорошим людям, — рассердилась Чармиан, с силой задвигая ящик комода. — Им легче, когда они попадают в беду, потому что у них совесть чиста. А я вот могу сочувствовать плохим.

— Ты же сама только что сказала, что она не способна испытывать угрызения совести.

— Да, это верно, всю свою жизнь она была дурным человеком и не сознавала этого — как мольеровский герой, который и не подозревал, что всю жизнь говорил прозой. И теперь она в отчаянии оттого, что судьба так жестоко обошлась с ней.

— Следовательно, есть три категории мучеников. Праведники, незаслуженно наказанные, грешники, заслуженно наказанные, и грешники, не ведающие, что творят, и тоже, по их мнению, незаслуженно наказанные.

Она улыбнулась.

— Должно быть, есть еще и четвертая категория — праведники, не ведающие, что творят добро, и их тоже постигает участь грешников.

— Да, и ты, очевидно, относишься к последним. — Я сел рядом с Чармиан. — До каких пор будешь ты вот такой добренькой?

— Всегда, — ответила она и облегченно вздохнула, а затем быстро добавила: — Но я совсем не такая уж добрая.

— Значит, свекровь скоро переселится к тебе?

— Да, завтра.

— Когда ты все это решила?

— Две недели назад.

— И ничего не сказала мне об этом, Чармиан?

— Мне хотелось избежать неприятных разговоров, — мрачно заметила она и, взглянув в окно, воскликнула: — А вот и Лора возвращается с прогулки! Сейчас мы тебе ее покажем.

— Ну что же, показывай. Послушай, Чармиан, старуха просто сведет тебя с ума.

— Мне ее жаль, — ответила Чармиан, — и это поможет мне ко многому относиться терпимо.

Я ушел, твердо убежденный в том, что Чармиан во всех отношениях лучше и благороднее меня, что у нее больше сострадания к людям и в известной степени больше мудрости. Но вместе с тем я знал, что она погибнет там, где выживу я, что ее потянут на дно жадные руки цепляющихся за нее никчемных людишек, которые считают себя тем не менее очень значительными.