Владимир Рыбин - Трое суток норд-оста

• Название: Трое суток норд-оста
• Автор: Владимир Рыбин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Он знал такой случай. Когда еще плавал, слышал, будто какой-то бандюга так же вот ушел на ту сторону. Напоил иностранца, выкрал у него пропуск, проник на судно и спрятался. Лишь через три дня нашли иностранца связанного, еле живого. Вылечили и отправили с миром на другом судне. А бандюга будто бы так и скрылся от каких-то немалых своих грехов.

- Когда вы уходите? - спросил Гошка глухим голосом.

- Послезавтра.

- Точно?

- Точно. - Кастикос ответил так уверенно, будто сам был капитаном судна.

Гошка смотрел на Доктопулоса с нежностью.

- Хочешь, я тебе часы подарю? - спросил вдруг ломающимся от волнения голосом.

Грек взял часы, повертел в руках, восхищенно покачал головой и вернул обратно.

- Бери, бери, это тебе. На память, понимаешь?

- Понимаешь, - как эхо повторил Доктопулос, взял часы, покраснел и принялся шарить по карманам.

Кастикос резко встал, что-то сказал своему приятелю. Тот удивленно захлопал глазами и, схватив Гошкину руку, принялся трясти ее во все стороны.

- Завтра в восемь приходите на морвокзал вы оба. И еще кого-нибудь захватите, только своего. Идет?

- Идет, идет...

- Это будет всем бизнесам бизнес!..

Душа Гошкина пела. И ветер уже не казался таким холодным. И тоска, что ходила за ним с утра, исчезла, улетучилась, как газировка, выплеснутая на горячий асфальт. Он проводил греков до перекрестка, потоптался немного на углу, забежал в магазин, выпил бутылку пива в отделе "Соки - воды" и, радостный, побежал к своей скамейке. И едва вынырнул из кустов, сразу увидел угловатую спину Дрына. Хотел удрать, но тот оглянулся и уставился на него холодным и равнодушным взглядом.

- О чем был разговор? - спросил Дрын.

Гошка похолодел: "Неужели слышал?"

- Да так, пустяки, - сказал развязно.

- Не линяй.

Снова холодные мурашки пробежали по спине.

- Принесут кое-что. Жвачку обещали, барахлишко... Послезавтра вечером.

Он вопросительно посмотрел на Дрына. Тот спокойно закуривал, спрятав между рук зажигалку, пригнув голову к самым коленям.

"Стукнуть бы его сейчас по этой башке", - мелькнула мысль. И погасла в нахлынувшей невесть откуда брезгливости.

- Ну, ну, - сказал Дрын удовлетворенно. - А я тоже времени не терял. "Купца" подцепил. Всю жвачку берет разом. У тебя там есть?

- Пара блоков.

- Тащи. Сейчас он придет.

Гошка кинулся домой с такой поспешностью, что дорогой сам подумал: не подозрителен ли в своей суете? Но, оглядевшись, понял: в такой ветер все кажутся ненормальными. Он влетел в комнату Веры, задыхаясь, плюхнулся на стул. Здесь пахло, как всегда при закрытых форточках, затхлостью, странно смешанной с запахом чистоты и духов. Прежде он никогда не принюхивался в своем доме, а теперь запахи сами нахлынули на него, как воспоминания, сдавили сердце странной счастливой грустью.

Неужели все это уже послезавтра уйдет из жизни? Неужели будет новое, о котором он так много мечтал? Сейчас ему было все равно, каким оно будет, лишь бы было. Как в детстве, когда верилось: все возможно, что захочется.

И вдруг ему пришло в голову, что хочет он, в сущности, не нового, а именно старого, того, что у него уже было. Он удивился, но не стал раздумывать над этой странностью, вытянул из-под кровати свой заветный чемоданчик, сунул за пазуху плоские мягкие блоки жевательной резинки. Поколебавшись, прихватил еще картишки, такие, что продавать жалко. На одной стороне их были карты как карты, а на другой!.. Таких девочек, да в таком виде, что были нарисованы на обороте, Гошка не видывал даже в журналах, которые проходили через его руки.

Когда вернулся на бульвар, увидел рядом с Дрыном невысокого пухленького дядьку в шляпе и с портфелем. "Купец" сунул блоки в портфель равнодушно, как батоны. А от картишек прямо обалдел - ахал, сморкался, чмокал, растроганный. Видя такое дело, Гошка заломил цену, какой и сам испугался. Но "Купец" выложил деньги, даже не поморщившись.

- Может, еще есть?

Гошка взглянул на Дрына. Тот сидел, равнодушный ко всему, ковырялся в зубах.

- Журналы пойдут?

- "Плейбой"? - спросил "Купец" и улыбнулся снисходительно, как знаток.

- Подумаешь, "Плейбой". У нас такие "Петтинги" - ахнешь.

- Покажите.

- Такие штучки при себе не носят. - Он поглядел на Дрына и снова не увидел в его лице ни опаски, ни заинтересованности.

- Памятник на мысу знаешь?

- На плацдарме? Так это за городом.

- Вот, вот, за городом. Возьмешь такси, приедешь туда, скажем, через час.

- Так ветрище.

- В войну там, говорят, десант высаживался в такую погоду. А ты на машине боишься.

- Я не за себя - таксист не поедет.

- Поедет. Что он, норд-оста не видел?..

Они оставили "Купца" на скамейке и быстро пошли по пустынному бульвару.

- Ты все понял? Правильно я? - спросил Гошка.

- Во! - Дрын выставил палец. - Мы махнем раньше и достанем сверток.

- Голова!

Гошка засмеялся, ткнул Дрына в бок. Тот тоже засмеялся, но, как всегда, безрадостно, одними губами...

На голом берегу норд-ост гулял как хотел, порывами взвывал в неровностях памятника, стлал по сухой каменистой земле редкие, вздрагивающие от напряжения кусты. Волны с тяжелым воем катились на отмель, потрясая сверкающими на солнце белопенными гривами, хлестко обрушивались и, обессилев, отползали, волоча за собой мириады мелких камней.

- Ну ветрище! - возбужденно крикнул Гошка, втягивая голову в воротник своей нейлоновой курточки. - Унесет, гляди!..

- А и унесет, так на нашу улицу, не дальше, - сказал Дрын.

- Так уж и некуда?

Его почему-то обидело замечание Дрына. Будто улица - все в жизни, и на теперь, и на веки вечные.

- Видел умников, уходили, да возвращались. Вкалывать никому неохота. А на улице сыт, пьян и нос в табаке...

- Долго стоять-то?

Голос заждавшегося таксиста был далекий, приглушенный, почти до писка придавленный встречным ветром. Гошка бегом вернулся к такси, сунул шоферу трояк.

- Давай, батя, мы тут погуляем.

- Чокнутые, - сказал шофер и уехал.

Раздвигая грудью упругие волны ветра, Гошка добежал до памятника, спрятался за широкий куб пьедестала. Громадный бетонный матрос стоял над ним, расставив ноги и подавшись вперед, словно тоже сопротивлялся ветру. В треугольнике распахнутого бушлата виднелись выпирающие крепкие, как балки, ключицы, на которых серебристой пылью лежала высохшая соль.

"Неужели добрызгивает?" - удивился Гошка и, облизнув губы, почувствовал, что они солоны.

Ему подумалось, что соленая водяная пыль испортит куртку, покроет ее белым налетом, как этого каменного моряка. Он отодвинулся к углу пьедестала и поискал глазами Дрына. Тот стоял на четвереньках перед вросшим в землю бетонным колпаком, пытался влезть в низкий квадрат входа. Гошка знал, что под колпаком долго не усидишь, даже когда снаружи такой ветер, ибо там и тесно, и грязно, и пахнет далеко не парфюмерно. Он снова вскинул глаза на матроса, не торопясь помогать Дрыну. Ему вдруг подумалось, что матросы, те, живые, которые воевали тут, не имели таких, как у него, непродуваемых нейлоновых курточек. Это показалось невозможным. Он знал, как быстро забирается ветер под любое пальто, и одно спасение плотный затянутый нейлон на толстом зыбком поролоне.

Стороной прошла мысль, что ветер был не самой главной бедой на плацдарме, что тут летали осколки и пули, не давали поднять головы. Но тот, давно утихший, бой не воспринимался как реальность.

Гошка был обыкновенен, он не понимал, что умение сострадать, как талант, встречается нечасто. Уметь пережить за другого - на это способны даже не все поэты. Не потому ли так часто бывает, что маленькая личная боль многими переносится тяжелее, чем порой страдания целого народа. Сострадание - знание души. Нужно много пережить и перечувствовать, чтобы появилась эта почти акустическая способность отзываться стоном на стон. Не в этом ли суть обостренной стариковской чувствительности? Не потому ли отцы из века в век обвиняют детей в бессердечии?..

Гошка был обыкновенен, как многие. Ветер, хлеставший по лицу, беспокоил его сильнее, чем те, вычитанные из книг, давно пролетевшие пули...

Дрын выскочил из-под колпака так, будто наступил на лягушку.

- Ну и вонища! - крикнул, подбегая к памятнику. - Надо менять тайник. Да и мину там не поставишь. Рванет под колпаком, никто не услышит.

- Выдумал тоже, - сморщился Гошка.

- А чего? Хорошая идея.

- У коровы идея была, да себе хвост облила. - И захохотал. Уж больно складно вышло.

- Ну ты! - озлился Дрын.

Гошка хотел сказать еще что-нибудь такое, но вдруг вспомнил разговор с Кастикосом и промолчал, загадочно улыбаясь.

- Ты чего?

- Ничего. - И нашелся: - Едет... ухарь "Купец". Вон машина поворачивает.

Такси лихо развернулось на стоянке. Из машины вышел знакомый дядька с портфельчиком. И шофер тоже вывалился, подошел, поднял к памятнику лицо, искаженное большим белым шрамом.

- Посмотреть приехали? - спросил он, словно был тут хозяином.