Александр Майсурян - Другой Ленин

• Название: Другой Ленин
• Автор: Александр Майсурян
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0292-7

Ни об одном другом человеке в советское время не говорили и не писали так много, как о В. И. Ульянове (Ленине). Но и сейчас мы не знаем о нем самого главного — какие качества поставили его во главе 150 миллионов людей? Почему именно он оказался одной из ключевых фигур истории XX века? Что в жизни считал важным и что несущественным? Что думал о смерти и как сам хотел бы умереть? Как ссорился и умел ли мириться? Как предпочитал отдыхать?

Автор освещает многие малоизвестные стороны личности Ленина.

Книга публикуется в авторской редакции.

---

«Меньшевики опаснее кадетов, — заявлял Ленин в 1905 году, — вреднее истинно-русских людей».

«Такая критика меньшевизма, помню, нас очень удивила, — писал профессор В. Коваленков. — Мы говорили: «Как это меньшевизм может быть вреднее союза истинно русских людей?! Должно быть, т. Ленин через край хватил?!»

Программа у большевиков и меньшевиков вплоть до весны 1918 года была одна и та же. Ленин рассказывал в марте 1918 года, что недавно его спросил один шведский социалист: «А какая программа вашей партии, — такая же, как у меньшевиков?»

«Надо было видеть, какие большие глаза сделал этот швед, который ясно понимал, как мы далеко ушли от меньшевиков».

Накануне Февральской революции Ленин писал Инессе Арманд: «Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой — против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма и т. д. Это с 1893 года. И ненависть пошляков из-за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на «мир» с пошляками».

При этом Ленин не держал зла на тех товарищей, которые отошли от борьбы в силу личных причин.

«Ну что же, — говорил он в таких случаях с грустью, — устал человек, нервы не выдержали…»

Вспоминал строчки Некрасова:

Они не предали, они устали
Свой крест нести;
Покинул их дух гнева и печали
На полпути.

«Уродливое слово — большевик». Самому Владимиру Ильичу словечки «большевик» и «меньшевик» не слишком нравились. Много лет спустя он с раздражением замечал о слове «большевик»: «Бессмысленное, уродливое слово… не выражающее абсолютно ничего, кроме того, чисто случайного, обстоятельства, что на… съезде 1903 года мы имели большинство».

Но если Ленин не усматривал здесь более глубокого смысла, то совсем иначе воспринимал это народ. Большевик! В 1917 году простые люди часто повторяли шутку (об этом писала меньшевистская газета «День»): «Большевики… это которые побольше добра народу хотят, а меньшевики — поменьше…»

Конечно, противники большевиков пытались наполнить эти слова другим смыслом. Но без особого успеха. Например, на одном рисунке в бульварной печати 1917 года богатая дама капризно пеняла своему кавалеру: «Как большевик, вы и бриллианты мне должны дарить большие, а уж мелкие — пусть меньшевики дарят!»

На другом похожем рисунке: «Вы должны понять, барон, что… как «большевичка», я не могу довольствоваться таким скромным содержанием, какое вы мне предлагаете!»

Своеобразный итог всем этим расшифровкам подводил советский юмористический журнал «Красная оса» в 1924 году:

«— Откуда берутся названия большевиков и меньшевиков?

— Большевиков становится все больше, а меньшевиков все меньше…»

«Жаль — Мартова нет с нами!» Любопытно, что Ленин до конца дней сохранил свою личную привязанность к вождю меньшевиков Юлию Мартову, хотя в 1903 году судьба развела их раз и навсегда. А. Луначарский передавал настроения Ленина после раскола: «С грустью, с горечью, но и, несомненно, с любовью говорил о Мартове, с которым неумолимая политика развела его на разные дороги».

В своих статьях после раскола Ленин с удовольствием вспоминал старые сатирические стихи Мартова (Нарцисса Тупорылова), высмеивавшие «умеренных» марксистов:

Медленным шагом,
Робким зигзагом,
Не увлекаясь,
Приспособляясь,
Если возможно,
То осторожно,
Тише вперед,
Рабочий народ!

М. Горький вспоминал, как уже в советское время Ленин пожаловался ему: «Жаль — Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!»

«Мартов — типичный журналист, — замечал Ленин, — он чрезвычайно талантлив, все как-то хватает на лету, страшно впечатлителен, но ко всему легко относится».

«Хотя Ю.О., как известно, мой большой друг… вернее, бывший друг, но, к сожалению, он великий талмудист мысли, и что к чему — это ему не дано…»

То, что Мартов стал меньшевиком, Ленин объяснял так: «Ведь это истеричный интеллигент. Его все время надо держать под присмотром».

В кругу товарищей Ленин однажды с улыбкой высказался о Мартове следующим образом: «Какой же Мартов лидер политической партии? Он талантливый публицист… Заприте его в комнату. Первое время он будет нервничать, бить стекла, ломать дверь, а затем успокоится, потребует чернила, перо и бумагу и начнет писать, писать и писать… А что напишет? За это ручаться нельзя».

В декабре 1919 года Ленин и Мартов в последний раз публично спорили на VII съезде Советов. Меньшевиков в Большом театре не без юмора усадили в царскую ложу. И Владимир Ильич шутил в своей речи: «Из ложи, которая в прежние времена была ложей царской, а теперь является ложей оппозиции (смех), я слышу иронический возглас «ого!»…»

А в сентябре 1920 года Ленин помог Мартову получить заграничный паспорт и отправиться в эмиграцию. «Мы охотно пустили Мартова за границу», — сказал Ленин в одной из речей. На вопрос, зачем ему это понадобилось (ведь меньшевики тогда еще оставались легальной оппозицией), Ленин будто бы ответил так: «Потому что меня окружают люди, которые гораздо более последовательные ленинцы, чем сам Ленин».

Даже живя за рубежом, Мартов сохранял советское гражданство. Ленин интересовался деятельностью своего друга-противника в эмиграции. «Когда Владимир Ильич был уже тяжело болен, — вспоминала Крупская, — он мне как-то грустно сказал: «Вот и Мартов тоже, говорят, умирает»… И что-то мягкое звучало в его словах». Ленин даже попросил Сталина послать Мартову денег на лечение. Но Сталин возмутился таким поручением: «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря!»

«В.И. был очень расстроен этим, — писала Мария Ульянова, — очень рассержен на Сталина».

4 апреля 1923 года Мартов скончался от туберкулеза. Крупская вспоминала, что уже лишенный речи Ленин знаками спросил ее о Мартове. «Я сделала вид, что не поняла. На другой день он спустился вниз в библиотеку, в эмигрантских газетах разыскал сообщение о смерти Мартова и укорительно показал мне».

«Плеханов — человек колоссального роста…» «Большевизм существует, — писал Ленин, — как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года». Плеханов и Ленин стали первыми вождями большевиков. Владимир Ильич замечал, что Плеханов обладает «физической силой ума»: «Вот вы можете ведь сразу увидеть и отличить в человеке физическую силу. Войдет человек, посмотрите на него, и видите: сильный физически… Так и у Плеханова ум. Вы только взглянете на него, и увидите, что это сильнейший ум, который все одолевает, все сразу взвешивает, во все проникает, ничего не спрячешь от него. И чувствуешь, что это так же объективно существует, как и физическая сила».

Ленину нелегко дался разрыв отношений с Плехановым, когда в 1904 году тот перешел на сторону меньшевиков. Бывший социал-демократ К. Тахтарев вспоминал этот момент: «Владимир Ильич вышел ко мне таким, каким я его до этого времени еще никогда не видал. Он был в страшно подавленном виде и встретил меня словами: «Вы знаете, Плеханов нам изменил».

Ленин шутил: «Я дал бы отрубить топором мне один палец, лишь бы Плеханов не шатался».

«Владимир Ильич крайне болезненно относился ко всякой размолвке с Плехановым, — вспоминала Крупская, — не спал ночи, нервничал». «Любил он людей страстно. Так любил он, например, Плеханова… И после раскола внимательно прислушивался к тому, что говорил Плеханов. С какой радостью он повторял слова Плеханова: «Не хочу умереть оппортунистом». Л. Каменев: «В Плеханове живет подлинный якобинец», — не раз говаривал Владимир Ильич, а это было в его устах высшей похвалой… Мы шутливо говорили Владимиру Ильичу (около 1909 года. — А.М.) «А ведь вы, Владимир Ильич, влюблены в Плеханова», — Владимир Ильич отшучивался».

И все-таки внутренне Ленин верил в свою правоту. П. Лепешинский вспоминал такой эпизод: «Однажды, в интимной обстановке, разоткровенничавшийся Ильич сказал: «А знаете ли… Плеханов действительно человек колоссального роста, перед которым приходится иногда съеживаться… А все-таки мне почему-то кажется, что он уже мертвец, а я живой человек». Это было весной 1904 года».

Ленин понимал, что уступает Плеханову в красноречии. «Когда Плеханов говорит, — ядовито писал он в 1907 году, — он острит, шутит, шумит, трещит, вертится и блестит, как колесо в фейерверке. Но беда, если такой оратор точно запишет свою речь и ее подвергнут потом логическому разбору».

Последний и окончательный разрыв с Плехановым случился у Ленина в начале мировой войны, когда Плеханов оказался «оборонцем» — сторонником «зашиты Отечества». «Он верил и не верил, — писала Крупская, — что Плеханов стал оборонцем. «Не верится просто, — говорил он. — Верно, сказалось военное прошлое Плеханова», — задумчиво прибавлял он». Правда, сначала Плеханов не поддерживал прямо русское правительство, а больше выражал свое сочувствие Франции.