Александр Майсурян - Другой Ленин

• Название: Другой Ленин
• Автор: Александр Майсурян
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0292-7

Ни об одном другом человеке в советское время не говорили и не писали так много, как о В. И. Ульянове (Ленине). Но и сейчас мы не знаем о нем самого главного — какие качества поставили его во главе 150 миллионов людей? Почему именно он оказался одной из ключевых фигур истории XX века? Что в жизни считал важным и что несущественным? Что думал о смерти и как сам хотел бы умереть? Как ссорился и умел ли мириться? Как предпочитал отдыхать?

Автор освещает многие малоизвестные стороны личности Ленина.

Книга публикуется в авторской редакции.

---

«У вас все впечатления да впечатления, больше ничего, — заметил Георгий Валентинович, — получились у вас такие впечатления, что я дурной человек. Ну, что же я могу с этим поделать?..»

Как ни странно, вся эта буря эмоций постепенно улеглась и сторонам удалось договориться. «Искра начала подавать надежду опять разгореться», — завершает свой очерк Ульянов. В декабре вышел первый номер этой знаменитой газеты. В качестве ее эпиграфа Ульянов предложил строчку из ответа декабристов Пушкину: «Из искры возгорится пламя!..»

«Мы говорили на разных языках». На своем II съезде Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП) раскололась на два течения — большевиков и меньшевиков. Весь съезд проходил в ожесточенной борьбе между ними. В своей работе «Шаг вперед, два шага назад» Ленин описывал свой разговор с одним из делегатов-центристов.

«Какая тяжелая атмосфера царит у нас на съезде!» — жаловался он мне. «Эта ожесточенная борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика — это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь — наш съезд! — отвечал я ему. — Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! — вот это я понимаю. Это — жизнь. Это — не то что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить…»

Товарищ из «центра» смотрел на меня недоумевающими глазами и пожимал плечами. Мы говорили на разных языках».

Война с «пошляками». Даже самому Ленину вначале казалось, что раскол произошел скорее из-за личных разногласий. Он соглашался: «Тут действительно что-то такое неладно. Выходит так, что я один — умный, а вы — никто ничего не понимаете… А так как этого быть не может, то, очевидно, я не прав».

Но потом Ленин пришел к выводу, что причина раскола кроется глубже… В 1904 году он говорил: «Есть детская игра — кубики. На каждой стороне их представлена часть какой-нибудь вещи — дома, дерева, моста, цветка, человека. В несобранном виде эти картинки ничего не дают, только бессмысленный хаос. Когда же, выбирая соответствующие сторонки кубиков, всячески повертываете их, прикладываете одну к другой, получается осмысленная картинка, рисунок. Совершенно такой же результат получается при разборе «кубиков» меньшинства. С первого взгляда в заявлениях, словах, действиях меньшинства — одна только непродуманность, глупая кружковая болтовня, вспышки личной обиды, раздутое самолюбие. Однако, если у вас есть терпение достаточно долго повозиться с кубиками меньшинства, находя на стороне одного кубика продолжение изображения на другом, в результате обнаружится политическая картинка, смысл которой не возбуждает никаких сомнений. Эта картинка неопровержимо свидетельствует, что меньшинство есть оппортунистическое, ревизионистское крыло партии…»

Однако начало борьбы с меньшевиками было самым тяжелым временем для Владимира Ильича. «Личная привязанность к людям, — писала Крупская, — делала для Владимира Ильича расколы неимоверно тяжелыми. Помню, когда на втором съезде ясно стало, что раскол с Аксельродом, Засулич, Мартовым и др. неизбежен, как ужасно чувствовал себя Владимир Ильич. Всю ночь мы просидели с ним и продрожали».

Порой Ленина уговаривали ради старой дружбы поступиться своими взглядами. На это он отвечал насмешливо: «Дружба дружбой, а служба службой… Революция — не игра в бирюльки, в ней нет места обывательским соображениям».

«Интересы дела, — писал Ленин, — должны стоять выше каких бы то ни было личных… отношений, каких бы то ни было «хороших» воспоминаний». «Он всегда готов был остаться один, — замечал Лев Каменев, — имея против себя бесчисленных противников…»

Тем не менее книга против меньшевиков «Шаг вперед, два шага назад» давалась Ленину с трудом. П. Лепешинский вспоминал: «Я был свидетелем такого подавленного состояния его духа, в каком никогда мне не приходилось его видеть ни до, ни после этого периода… Наш Ильич совершенно потерял присущую ему бодрость… Совсем было захандрил наш Ильич».

«Я, кажется, товарищи, — признавался Ленин, — не допишу своей книжки. Брошу все и уеду в горы… Поймите же, поймите, товарищи, что это за мучение! Когда я писал свое «Что делать?» — я с головой окунулся в эту работу. Я испытывал радостное чувство творчества. Я знал, с какими теоретическими ошибками противников имею дело, как нужно подойти к этим ошибкам, в чем суть нашего расхождения. А теперь — черт знает что такое… Все время ловить противников на мелких мошеннических проделках мысли — ты, мол, просто лгунишка, а ты — интриганишка, скандалист, склочник — как себе хотите, а это очень невеселое занятие».

Большевики и меньшевики, по Ленину, разошлись из-за несходства самой психологии людей слова и людей действия, интеллигентов и революционеров. Он разъяснял: «Разницу эту можно понять на таком простом примере: меньшевик, желая получить яблоко, стоя под яблоней, будет ждать, пока яблоко само к нему свалится. Большевик же подойдет и сорвет яблоко».

«Быть марксистом не значит выучить наизусть формулы марксизма. Выучить их может и попугай. Марксизм без соответствующих ему дел — нуль. Это только слова, слова и слова. А чтобы были дела, действия, нужна соответствующая психология. У меньшинства слова внешне марксистские, а психология хлюпких интеллигентов, индивидуалистов, восстающих… против всего, в чем они могут увидеть обуздание их психики».

«Боязнь «тирании», — говорил он, — отпугнет от нас только дряблые и мягкотелые натуры». Большевик Н. Семашко развивал эти мысли так: «Некоторые меньшевики говорили как-то мне, что меньшевики и большевики различаются, между прочим, по темпераменту. По-моему, это — глубокое психологическое наблюдение. Рефлексия… лежит в основе меньшевика, как психологического типа. Боевой темперамент — основа психологии большевика. Я не могу себе представить большевика с меньшевистским темпераментом». «При достаточной опытности, — замечал Троцкий, — глаз даже по внешности различал большевика от меньшевика, с небольшим процентом ошибок».

По-видимому, Ленин тоже считал, что большевикам присущ определенный темперамент, который проявляется во всех мелочах. После революции он как-то спросил у большевички Елены Малиновской, отчего она такая бледная.

— Вероятно оттого, что очень обижают, — полушутливо пожаловалась она.

— Что? Обижают? Так краснеть надо, если обижают!..

В 1906 году Ленин писал о том, что такое в его понимании оппортунизм: «Напрасно считают у нас нередко это слово «просто бранью», не вдумываясь в его значение. Оппортунист не предает своей партии, не изменяет ей, не отходит от нее. Он искренне и усердно продолжает служить ей. Но его типичная и характерная черта — податливость настроению минуты, неспособность противостоять моде, политическая близорукость и бесхарактерность». Позднее он добавлял: «Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды. Вот в чем гвоздь… Тут многие сбивались».

Все годы своей политической деятельности Ленин неумолимо воевал с теми, кто, по его мнению, поддавался моде и уступал «настроениям минуты». А настроений этих было много, и они бывали очень разными… Ленин однажды так юмористически описывал свою борьбу с этими «шатаниями» из стороны в сторону: «Я очутился в положении того мужика, у которого телега опрокинулась на одну сторону. Мужик, стараясь поднять телегу, призывал на помощь святых сначала по одному: «святой угодник Николай, помоги, святой такой-то, помоги», — но телега не трогалась с места. Наконец, мужик натужился всеми своими силами и крикнул: «все святые, помогите!» — и телега от сильного удара опрокинулась у него на другую сторону. Тогда мужик вскрикнул: «Да вы, черти, не все сразу!»

Крупская рассказывала: «Мы вспоминали однажды с Владимиром Ильичем одно сравнение, приведенное где-то Л. Толстым: идет он и видит издали — сидит человек на корточках и машет как-то нелепо руками; он подумал — сумасшедший, подошел поближе, видит — человек нож о тротуар точит. Так бывает и с теоретическими спорами. Слушать со стороны: зря люди препираются, вникнуть в суть — дело касается самого существенного».

Первое время все идейные разногласия большевиков и меньшевиков сводились к знаменитому «параграфу первому устава». Кто может быть членом партии? Тот, кто сочувствует ей, отвечали меньшевики. Нет, сочувствия мало, отвечали большевики, нужна революционная работа. «Как смеялись многие из заграничных социалистов, — замечал К. Радек, — когда им рассказывали, что в русской социал-демократии происходит раскол из-за определения параграфа, говорящего о том, кто состоит членом партии!.. А о чем же шло дело? Ленин боролся против того, чтобы политику рабочей партии определял интеллигентский кисель». Ленин не считал эти споры далекими от жизни. «Известное изречение гласит, — писал он, — что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они наверное опровергались бы».