Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

• Название: Лермонтов: Мистический гений
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03638-3

Прошли столетия с того дня, когда у горы Машук был убит великий русский поэт, национальный гений Михаил Юрьевич Лермонтов. В новой книге о нем, пожалуй, впервые за 200 лет рассказано о мистических корнях поэта, идущих от его древних предков, и содержится столько интригующего, что она наверняка заинтересует и маститых литераторов, и самого широкого читателя.

Исследование известного критика и публициста Владимира Бондаренко, в отличие от многочисленных беллетризированных семейно-бытовых биографий, затрагивает важнейшие проблемы бытия и раскрывает основу жизненной позиции Лермонтова, сурово противостоящего и светской власти, и духовной, и нормативно-бытовой. Нужен ли был властям такой вольный поэт? Почему современники поэта считали дуэль убийством, а иные современные лермонтоведы оправдывают Мартынова? Почему молчание о причинах гибели Лермонтова затянулось на целых 30 лет? Василий Розанов писал о «вечно печальной дуэли», Владимир Бондаренко — о «вечно преступной»…

Автор резко выступает против всех мистификаций и сплетен о поэте, для него Лермонтов во всех своих противоречиях, при всей сложности характера — прежде всего, величайший национальный русский гений, очень рано осознавший свою трагическую миссию.

---

Кстати, и богатство ее отца, Алексея Емельяновича Столыпина, не от древности рода, а от винных откупов. Не брезговал знатный дворянин торговать вином по всей России. Из винных откупщиков и род Мартыновых. Отец убийцы, Соломон Мартынов, обогатился на продаже вина. Увы, но во все времена за большими деньгами стоят не самые чистые помыслы.

Михаил Васильевич Арсеньев (1768–1810), дед Лермонтова, елецкий помещик, отставной поручик лейб-гвардии Преображенского полка, предводитель дворянства в Чембарском уезде, «был среднего роста, красавец, статный собой, крепкого телосложения; он происходил из хорошей старинной дворянской фамилии». Любил развлечения и отличался некоторой экзальтированностью: выписал себе в имение из Москвы карлика, часто спал на окне, любил устраивать развлечения. Душа у этого отставного поручика была творческая. Он занимался садоводством, учился у знаменитого ботаника Болотова, отсюда и такие причудливые конфигурации в аллеях тарханского имения, видно, что садом занимались всерьез. Увлекался домашним театром, благо крепостных актеров хватало. Вот и доувлекался. Впрочем, он и с Елизаветой Алексеевной познакомился на домашнем спектакле. В 27 лет он уже подыскивал невесту из хорошей семьи. Пусть и крупновата телом, но из рода Столыпиных, и приданое отличное. Ее отец Алексей Емельянович купил дочери в приданое село Никольское.

Вскоре Арсеньев вышел в отставку. Сначала они жили в Москве и Петербурге, вели светскую жизнь. Первые дети умерли во младенчестве. Решили Арсеньевы переехать в свой «милый рай», в Тарханы у реки Милорайки. Обустроили имение, построили плотины, три пруда, завели конюшню. И надо сказать, что убыточное хозяйство вскоре под приглядом Елизаветы Алексеевны стало прибыльным. Постепенно обязанности разделились. Михаил Васильевич занимался кулачными боями, домашним театром, оркестром. Елизавета Алексеевна вела всё хозяйство. В 1795 году 17 марта Елизавета Алексеевна родила дочку Машеньку. И ей стало не до мужа, надо выходить слабенькую девочку. И у самой здоровье ухудшилось. Жили как бы в ладу и любви, но отдельно друг от друга. Мама занималась здоровьем девочки, отец учил иностранным языкам, игре на фортепиано, пению. Домашнее образование получала там же, в барском доме. Машенька пристрастилась к чтению английских и французских романов. Жила в красивом, воображаемом, романтическом мире и ждала своего принца.

Михаил Васильевич стал отвлекаться «на стороне». Благо одиноких соседок хватало. Вот и увлекся всерьез княгиней Η. М. Мансыревой, муж которой находился далеко в действующей армии.

Мне кажется, у лермонтовской бабушки не хватило выдержки и терпения. Смиренно смотреть на эти увлечения супруга, которые, естественно, ничем серьезным бы не закончились, Елизавета Алексеевна не сумела. Да и Михаилу Васильевичу не стоило бы звать подружку к себе домой на новогодний праздник. У какой женщины хватит сил смотреть на собственном балу на соперницу? Машеньке уже было 15 лет, девочка росла слабенькая, нужен ли был ей разлад в доме? Да еще на ее же новогодней елке? Михаил Васильевич послал своей княгине приглашение на бал в Тарханах, а Елизавета Алексеевна с ее боевым характером отправила другую весточку, чтобы та не вздумала и носа своего у них показывать. Пораздумала княгиня, прикинула, на что может отважиться рано или поздно боевая супруга своего кавалера, да и отказалась продолжать свой роман. Справляйте, мол, Новый год сами. Вот и решился потерявший голову Михаил Васильевич поздравить всех пришедших с праздником, предупредить свою супругу о будущем вдовстве, посочувствовать осиротевшей доченьке Машеньке и выпить на виду у всех бокал яда. Такая случилась шекспировская трагедия на новогоднем балу в Тарханах 2 января 1810 года…

Так ли это было? Работники музея в Тарханах уверяли меня, что это довольно сомнительная история, зафиксированная одним из ранних и не всегда точных биографов Михаила Лермонтова П. К. Шугаевым. По другому предположению, Михаил Васильевич умер совершенно неожиданно от удара, в самую веселую минуту на Святках, будучи в актерском костюме могильщика… Есть и другие версии.

Увы, в биографиях Лермонтова нет почти ничего конкретного. Много неточностей и в замечательной книге Висковатого, есть они и у Андроникова, и у Мануйлова, наверняка найдутся и в этой книге. В любом случае, я рассказываю в своей книге то одну, то другую понравившуюся мне версию жизни поэта и его семьи. И ничего не скрываю.

Начиная с рождения поэта, и даже с рождения его родителей, заканчивая его гибелью, почти нет абсолютно точных документов. Я очень ценю текстологов, биографов, годами уточняющих ту или иную дату его жизни, время написания стихов, авторство сомнительных произведений. Честь им и хвала. Но при всем этом в Лермонтова надо просто верить. Не разгадывать его, а верить и видеть. Он поэтому и есть самый русский поэт на земле. Это о нем Тютчев писал: «Умом Россию не понять… / В Россию можно только верить». Так и в гений Лермонтова — только верить. Какие бы спекулятивные биографические сюжеты ни выдвигали ныне литературоведы.

Так или иначе, но дед Михаила Лермонтова скончался внезапно 2 января на новогоднем балу. Иные исследователи пишут о возникшей ненависти Елизаветы Алексеевны к своему супругу, мол, даже в Пензу уехала, чтобы не присутствовать на похоронах. Якобы сказала: «Собаке — собачья смерть». Но зачем же она уговорила в честь покойного супруга назвать внука Мишенькой? Хотя у Лермонтовых была давняя традиция называть старших сыновей Петрами или Юриями. Во имя памяти своего мужа сумела бабушка убедить зятя пойти на уступку. Да и целый храм сумела воздвигнуть — Михаила Архангела, в его же честь. И отъезд во время похорон в Пензу, скорее, предпринят для того, чтобы раздать после гибели мужа все связанные с ним вещи. Не могла она перенести самого вида похорон. Признавалась же Елизавета Алексеевна гораздо позже: «Я была немолода, некрасива, когда вышла замуж, а муж меня любил и баловал… Я до конца была счастлива». И это ощущение счастья она сумела перенести вплоть до гибели внука, сосредоточивая любовь свою то на дочери, то на внуке, и не желая видеть никого вокруг них. Думаю, бабушка не то что невзлюбила конкретно Юрия Петровича, она бы также отнеслась к любому другому мужчине, отобравшему у нее единственную дочь. Ведь и позже она очень боялась, что кто-то из девиц сумеет оженить на себе ее Мишеля, она не терпела всех его возлюбленных. Вот и к увлечению своего супруга Елизавета Алексеевна отнеслась с излишней серьезностью. Расстроила все планы муженька, в результате получила его похороны. Жаль.

Увы, театральность провинциальных помещиков нередко приводила к печальным финалам.

С лермонтовских времен в Тарханах сохранился храм Архистратига Михаила. Строить его начали еще в 1826 году «тщанием означенного села помещицы Гвардии поручицы Елисаветы Алексеевны Арсеньевой» — говорится о церкви в ведомостях за 1836 год. Затейливые интриги Елизаветы Алексеевны потрясают: она, когда надо, меняет свой возраст на добрый десяток лет, сносит старую церковь в селе, чтобы получить право на строительство новой, сначала строит в своем имении храм Марии Египетской, в память о погибшей дочери, а затем уже с размахом, и храм Архистратига Михаила, и в память о муже, и во здравие любимого внука, тоже Михаила. Новую церковь было решено поставить вместо церкви Николая Чудотворца, «за ветхостью уничтоженной», престол которой когда-то дал название селу — Никольское. Лишь в 1840 году строительство было закончено, и храм стараниями Елизаветы Алексеевны был освящен во имя архистратига Михаила — небесного покровителя ее внука. Михаил Лермонтов успел увидеть этот храм в последний тарханский приезд.

После похорон любимого мужа всё легло на бабушкины плечи. Большое хозяйство, сотни крепостных, маленькая дочка. Но все Столыпины были неплохими хозяйственниками.

Михаил Васильевич похоронен в семейном склепе в Тарханах. На его памятнике написано: «М. В. Арсеньев скончался 2-го января 1810 года, родился 1768 года, 8 ноября». Но этот склеп-часовню еще и построить надо было. Впрочем, это уже случилось после следующей смерти — любимой дочери. После смерти мужа года два знать не хотела Елизавета Алексеевна никаких Тархан, ездила вместе с взрослеющей дочкой то в Петербург, то в Москву, благо состоятельных и гостеприимных родственников хватало.

Павел Висковатый писал: «Мария Михайловна, родившаяся ребенком слабым и болезненным, и взрослою все еще выглядела хрупким, нервным созданием… В Тарханах долго помнили, как тихая, бледная барыня, сопровождаемая мальчиком-слугою, носившим за нею снадобья, переходила от одного крестьянского двора к другому с утешением и помощью, — помнили, как возилась она и с болезненным сыном… Мария Михайловна была одарена душою музыкальною. Посадив ребенка своего себе на колени, она заигрывалась на фортепиано, а он, прильнув к ней головкой, сидел неподвижно, звуки как бы потрясали его младенческую душу, и слезы катились по его личику».