Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

• Название: Сигрид Унсет. Королева слова
• Автор: Сигрун Слапгард
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-554-6

Книга норвежской журналистки С. Слапгард рассказывает о жизни и творчестве Сигрид Унсет (1882–1949), выдающейся норвежской писательницы и правозащитницы, лауреата Нобелевской премии по литературе (1928). Все подробности ее непростой биографии исследовательница подтверждает ссылками на документы и малодоступные источники. Жизнеописание снабжено обширным справочным аппаратом.

---

Сигрид Унсет всегда воспитывала детей в строгости. Ее недовольство норвежской школой будет иметь последствия для младшего сына, который так и не освоился в частной школе Гудрун Эрнс на Киркегатен. Андерс тоже ходил в эту школу, которая следовала обычной норвежской учебной программе и в которой христианство преподавали традиционно. Андерс учился неплохо, хотя и был немного неотесанным и малообщительным. Наверное, он не считал большим плюсом наличие такой знаменитой матери. Практически абсолютное отсутствие отца было трагедией для Андерса, который вырос в окружении сводных сестер, брата и обоих родителей. Но Андерс, в противоположность младшему брату Хансу, рано познал радости спорта на свежем воздухе. Он катался на лыжах и участвовал в разных спортивных состязаниях. Так у него постепенно появилась своя жизнь, не зависящая от уклада в Бьеркебеке.

Сигрид Унсет считала, что школа должна требовать от младшего сына большего. Почему Андерс и Ханс развивались настолько по-разному, она, возможно, не задумывалась. В целом школа отвечала интересу Андерса к прикладным наукам, например к механике. Но если Андерс был скаутом и спортсменом, Ханс был сделан из другого теста. Андерс только изредка отпускал спокойные и рассудительные замечания, а маленький Ханс болтал без умолку, в его голове роились творческие идеи. Эти двое не очень ладили. Тринадцатилетний Андерс часто убегал по своим делам и отказывался сопровождать мать во время ее религиозных вылазок в Хамар. Ханс, напротив, пользовался любой возможностью побыть вместе с матерью. Тогда он становился маленьким художником, прелестным набожным созданием.

Порой Унсет теряла терпение. «Ханс проводит каникулы, повсюду таскаясь за мной хвостиком», — жаловалась она подруге Ингеборг Мёллер[434]. Кроме того, Ханс был необычайно неуклюж, считала мать. Он даже не мог как следует завязывать шнурки, но вскоре научился играть на своей неловкости. И если мать и домоправительницу Матею Мортенстюен он раздражал, то другие члены семьи скорее тревожились за этого очевидно одаренного мальчика, который был так беспомощен. Позднее Ханс полюбил дурачиться, например, когда стоял на горнолыжном склоне в шляпе и фраке или выдумывал другие проказы. Андерса дразнили из-за его брата-затейника. Ханс был действительно намного младше, но отличался от брата-спортсмена цепкой памятью и острым языком. Он точно знал, как спровоцировать Андерса на его знаменитые «приступы ярости». Во время драк в комнате мальчиков сотрясался даже письменный стол в кабинете этажом ниже.

— Подумай только, каково это — иметь троих детей, да еще таких разных, — со вздохом делилась заботами Унсет со своей старой римской подругой Хеленой Фрёйсланн.

Иногда после обеда писательнице хотелось отвлечься от всех проблем. Тогда на стол ставились два стакана портвейна, а Ханса предупреждали, чтобы он держался подальше. За закрытой дверью дети все же могли различить смех и веселую беседу. Они слышали, как Хелена садилась за фортепьяно, а Сигрид Унсет, наверное, зажигала очередную сигарету и наливала еще вина. Дети любили эти редкие вечера, когда их собственная беготня, игры, шум и гам смешивались с женскими голосами, звуками фортепьяно и звоном бокалов внутри закрытой гостиной[435].

В начале 1927 года Сигрид Унсет отвезла семилетнего Ханса в Осло и записала в Институт Святого Иосифа и школу Святой Суннивы. Хотя он и бывал раньше в монастыре Хамара, здесь все было по-другому. Теперь ему придется жить в монастырской школе. Мальчик старался не терять мужества, когда прощался с мамой; она пообещала приезжать на выходные. И вот его передали на попечение матушки Зу, «бодрой и решительной французской дамы», как охарактеризовала ее Сигрид Унсет в письме Йосте аф Гейерстаму[436]. Хансу необходимо было уехать. Он постоянно тащил нуждающихся в помощи друзей в дом, рассказывала она. Очевидно, Унсет считала, что ему нужно было научиться дисциплине. «Матерям, которые поручают заботу о своих детях другим, нет прощения», — когда-то давно писала она и повторила перед рождением Ханса в сборнике статей «Точка зрения женщины», но это было еще до того, как она перешла в католическую веру. Сейчас, вероятно, она видела выход в том, чтобы отослать его от себя и дать ему католическое воспитание. К тому же это должно было обеспечить ей покой для работы. Когда Унсет впоследствии называла эти годы «счастливыми днями» и рассказывала о «маленьком мужчине Хансе», который всегда охотно сопровождал ее на богослужения, это было явной идеализацией постоянно досаждавшего ей ребенка[437].

И вот в рабочей «светелке» Сигрид Унсет настали тихие вечера. На смену громким ссорам между братьями пришло потрескивание камина. Она шла дальше по извилистому пути Улава и постоянно писала газетные статьи, нападая на протестантов и защищая католиков. Так она продолжала свою борьбу за католичество на двух уровнях: в художественной литературе и в прессе, где в роли агрессивного полемиста вела общественные дебаты. Быть католиком в Норвегии было сложно само по себе. Об этом свидетельствовало дело Ларса Эскеланна, который перешел в католичество через год после нее и из-за этого вынужден был оставить работу ректора в народной школе в Воссе. Стуртинг в 1925 году воспротивился отмене конституционного запрета на въезд иезуитов в страну. То, что такая знаменитая писательница, как Сигрид Унсет, приняла католичество, стало триумфом для Рима и для ее единоверцев по всей стране. Итальянские газеты писали о «La riconquista cattolica Norvegia»{59} на первой полосе.

Все эти статьи Сигрид Унсет вырезала и хранила, часто с другими вырезками, например о том, как «датский пастор был отлучен „от облачения и воротничка“ за то, что вел аморальный образ жизни и соблазнил конфирмантку». Ему присудили три месяца тюрьмы за «оскорбление нравственности в отношении служанки в доме священника и за непристойное обращение с конфирманткой». Так писательница собирала аргументацию и примеры для своего крестового похода против протестантов.

Сигрид Унсет вела дебаты с Йенсом Г. Гледичем, епископом в Нидаросе, и готовила ответный удар, когда приходский священник Сигурд Нурманн вызвал ее на дуэль своим докладом «Что католики думают о Лютере». Нурманн был активным представителем лютеранского ренессанса в межвоенное время в Норвегии[438]. Он, скорее всего, не обращался к ней напрямую, но она могла сообщить, что была, наверное, единственным католиком на докладе в церкви Пресвятой Девы Марии и что потом приобрела все 67 томов Лютера на немецком, чтобы ответить ему. В марте Унсет опубликовала в «Афтенпостен» статью, в которой недоумевала, как Нурманн мог считать дело Лютера «самой великой эпохой в духовной истории <…> со времен Иисуса Христа и апостолов». По ее мнению, Лютер — типичный представитель своего времени, он обращается к миру, но не к Богу. Он разрушил то, что создала церковь, его учение построено «на обломках». Она также критиковала точку зрения Лютера на сексуальность: Лютер поощрял не только браки, но и разврат.

Лютер не понимал, что для соблюдения требований моногамии и целибата необходима милость Божья. Со времен грехопадения естественной была так называемая двойная мораль. Сигрид Унсет считала дурным знаком, что женщине дается та же свобода, что и мужчине. И почему приходский священник ничего не говорит о застольных речах Лютера? В них духовные и поэтические высказывания встречаются вперемежку с непристойностями и глупостями. Далее она указывает, что лютеранство спасает только протекция государства. Если бы государство расторгло контракт, лютеранское учение отошло бы в прошлое максимум за полвека, считает Сигрид Унсет.

На этот выпад приходский священник Нурманн ответил, что ее оценка Лютера однобока, что его нужно оценивать с позиций его времени. Неправильно обвинять Лютера в материализме, который появился позже. Со своей стороны, Нурманн не беспокоился о том, что лютеранство или государственная церковь утратят свою силу. Но Сигрид Унсет не сдавалась. Конечно, Лютера надо рассматривать в контексте его времени, но она также считала, что манера Лютера изъясняться коренится в его принадлежности к низам среднего класса и формируется под влиянием народного театра, в котором, кроме прочего, считалось, что кишечная деятельность весьма забавна. Она обратилась к гротескным иллюстрациям Кранаха, «на которых изображена не имеющая себе равных в литературе жестокость; иначе как порнографией это не назовешь».

Нет, она не хотела давать Лютеру односторонних оценок. Но все приведенные ею примеры свидетельствуют о его «холерическом, нездоровом духе»[439].

— А как же быть со всеми плохими папами? — спрашивает приходской священник Нурманн в ответ. Он считает, что при сравнении двух вероисповеданий католичество выглядит куда хуже. «Иннокентий III имел множество детей, Александр VI печально известен своей недостойной жизнью. А как быть с преследованиями представителей другой веры? Сколько миллионов людей истребила церковь?» Лютер же, напротив, был светлой и чистой фигурой. Поношение Лютера католиками явно не случайно.