Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

• Название: Сигрид Унсет. Королева слова
• Автор: Сигрун Слапгард
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-554-6

Книга норвежской журналистки С. Слапгард рассказывает о жизни и творчестве Сигрид Унсет (1882–1949), выдающейся норвежской писательницы и правозащитницы, лауреата Нобелевской премии по литературе (1928). Все подробности ее непростой биографии исследовательница подтверждает ссылками на документы и малодоступные источники. Жизнеописание снабжено обширным справочным аппаратом.

---

В своих редких письмах Ханс никогда не забывал попросить денег; Унсет иронизировала над подобным «коммунистическим» отношением сына к деньгам матери, доставшимся ей тяжким трудом.

Единственной незамутненной радостью оставался мир цветов. Писательница с воодушевлением открывала для себя новые американские виды, при этом вспоминая, как она когда-то возмечтала, что в честь нее могут назвать цветок. Ей показалось, что она открыла новый вид колокольчиков, рассказывала она Хоуп Аллен, и с этим открытием обратилась к одному профессору. К великому разочарованию Унсет, выяснилось, что речь идет о цветке, завезенном из Восточной Европы[777]. А вообще звание самого красивого цветка Америки она бы присудила рудбекии, известной в Америке как «черноглазая Сьюзен». Писательница мечтала по возвращении домой разбить американский садик и с радостью думала о будущих экскурсиях по сбору цветов разных видов вместе со своей подругой из Онейды. Но сначала надо было закончить работу, которую она поклялась «держать в тайне»[778].

Это секретное задание позволяло ей ощутить свою причастность к борьбе за главные сокровища Норвегии. Общество «Оборона Америки, Гарвардская группа» поручило выдающейся норвежке составить список важнейших культурных ценностей страны, о сохранности которых союзники должны позаботиться в первую очередь — когда выступят против немецких захватчиков. Все лето Унсет неутомимо трудилась над этим списком. Несмотря на изнурительную нью-йоркскую жару, каждый день ездила в Публичную библиотеку, где, к немалой своей радости, обнаружила экземпляр истории культуры авторства Гарри Фетта. Задание получило название «Защита памятников». Прежде чем приступить непосредственно к перечислению мест, заслуживающих защиты в первую очередь, Унсет написала обширное введение. «Именно католическая церковь ввела в обиход человечества искусство для искусства, то есть искусство как средство выражения образов, возникающих в сознании человека, — писала она в этом введении. — Лютеранская Реформация на какое-то время положила конец строительству новых церквей и украшению старых»[779]. Писательница подчеркивает, что среди широкой публики наблюдается живой интерес к искусству, что во имя приобретения произведений искусства люди готовы пойти на жертвы. Многие самые известные творения доступны для всеобщего обозрения, а их репродукциями украшаются интерьеры общественных зданий. В годы, предшествующие оккупации, «эта тенденция норвежской демократии — превратить национальное искусство в общественное достояние» особенно усилилась. Неудивительно, что наиболее подробного описания удостоились области Опланн и Трёнделаг. Однако первый и весьма подробный вариант ей вернули с решительной резолюцией заказчиков: «Не очень подходит для использования в военных целях». Ее просили выражаться покороче и поточнее; кроме того, требовались обоснования ценности того или иного памятника для народа[780]. Этим возражения не ограничились. Так, в следующий раз ее попросили датировать памятники и прислать список источников, на которые она опиралась при составлении своего списка. В конце июля рукопись вернули в третий раз — с вопросом «как она могла забыть Собрание древностей?». От нее также потребовали указать ближайшие к памятникам административные центры. И напоминали, что надо пометить наиболее ценные тремя звездочками[781]. О’Нил Хенкен не был вполне доволен и четвертой редакцией списка. В частности, он не понимал, как Унсет могла пропустить деревянную церковь, которую он сам как-то навещал в Фантофте[782]. В этот раз к возвращенной работе прилагался список итальянских культурных ценностей с просьбой по возможности взять его за образец. И только первого сентября составленный писательницей список наконец получил добро, а она сама — слова благодарности за проделанную обширную работу. Однако на последовавшую за этим просьбу направить список в информационный центр норвежского правительства в изгнании ей ответили отказом. Она не должна забывать, что ее работа помечена грифом «совершенно секретно», как и большинство заданий, которые она выполняла в рамках помощи евреям.

Унсет буквально потрясли кадры кинохроники — в новых выпусках на Бродвее показывали, какому опустошению подвергся ее любимый монастырь Монте-Кассино. Имея, так сказать, на руках список важнейших культурных ценностей Италии, она теперь наблюдала, как уничтожаются многие из них. «Известие о бомбардировках Рима вызвало у меня смешанное чувство, — писала она Хоуп Аллен, — то есть ужас и удовлетворение одновременно»[783]. Особенно жаль ей было скромную, но просторную монтекассинскую библиотеку, в которой она когда-то работала. У библиотеки был внутренний дворик, где двенадцатилетний Андерс играл в футбол с мальчишками из монастырской школы. Теперь, если верить кадрам кинохроники, от этого места остались только стены, все остальное было стерто с лица земли. У Монте-Кассино проходили некоторые из самых ожесточенных боев за всю итальянскую кампанию. Фашисты засели в близлежащих горах напротив Монте-Кайро. Возможно, местная церковь и не принадлежала к шедеврам архитектуры, однако в памяти Сигрид навсегда осталась живописная процессия обаятельных итальянских крестьян, направлявшихся туда на мессу в Страстную пятницу.

Приехав домой от Хоуп Аллен, у которой она провела заслуженный «длинный уикенд», Сигрид Унсет обнаружила конверт со знакомым почерком. Это было письмо от падчерицы Эббы. «Пишу Вам, чтобы сообщить — сегодня утром умер отец»[784]. Унсет знала, что Сварстад болен, но не догадывалась, насколько тяжело. Перед смертью у него отказала печень, последние дни он провел в церковной больнице «Диаконхьеммет».

Гуннхильд, младшая падчерица, вместе с дочерью Брит приехала на велосипеде из самого Рингерике и заночевала в комнате Унсет в «Доме Святой Катарины». Верная Эбба просидела у больничного ложа отца до самой его кончины. Теперь ей предстояло разбираться с наследством — мастерской.

Известие о смерти мужа оглушило ее, признавалась Сигрид Унсет Хоуп Аллен, к тому же она знала, как будет горевать Ханс. И в эти осенние дни 1943 года писательница укрылась в своем любимом убежище — гостинице «Брукбенд Инн» в Беркшире и снова взяла в руки блокнот. Так много мыслей нужно было привести в порядок. Смерть Сварстада лишний раз подтвердила, что ничто уже не будет как прежде. В письме домой писательница попыталась изложить свои мысли о будущем. Сама она успела привыкнуть к простому быту и маленьким комнатам, ей не хотелось возвращаться в Бьеркебек. Но как быть с Хансом, который привык к роскоши, к тому, что у него всегда водятся деньги? Мать знала, что и Сварстад по возможности посылал сыну переводы. Вдруг теперь Ханс начнет требовать от нее больше, чем она в состоянии ему дать? «Он явно не понимает, что моя жизнь круто переменилась, и в отношении доходов в том числе», — писала она Рагнхильд[785]. А судьба продолжала наносить Сигрид все новые и новые удары. Самолет Тико, старшего сына четы Му, подбили в небе над Берлином. До отъезда в Англию он нередко звонил писательнице, оживленно треща в трубку. Потом пришло письмо от Стины Поске с шокирующим известием: скончался Фредрик Поске. Ему исполнилось всего пятьдесят семь лет. Ушел из жизни старый друг, с которым Сигрид переписывалась более тридцати лет, верный соратник по борьбе с нацизмом. Возможно, именно из-за потерь ей снилось так много снов.

«Недавно мне снилось, что пришла Моссе и перевернула аквариум с черепахами, а потом растоптала одну из них, но я подобрала двух оставшихся, снова налила в аквариум воды и запустила их туда. Мне вообще часто снится Моссе»[786].

Второго декабря 1943 года над Берлином был сбит самолет Нурдаля Грига. Это тоже был удар, не только для Сигрид лично, но и для всей литературной Норвегии, и писательница включила рассказ о его гибели во многие из своих статей и речей, посвященных бескомпромиссной борьбе норвежских писателей с фашизмом.

Сигрид Унсет чувствовала себя как спортсмен перед финишным рывком. Вопрос был только в том, сколько жизней еще потребуется для того, чтобы окончательно поставить Германию на место. В декабре 1943 года писательница была уверена, что совсем скоро переберется домой, на другую сторону Атлантики. Она выступала с речами, которые транслировались в том числе и на Данию, и вспоминала свою мать-датчанку. Сигрид Унсет была только рада, что мать не дожила до начала фашистской агрессии, но теперь сожалела, что Шарлотте не довелось увидеть, как немцы наконец получат по заслугам. С самого детства у Сигрид сложилось мнение о немцах как об опасном народе, стремящемся, подобно опухоли, захватить всю Европу: «Какой народ, в течение последнего тысячелетия живущий по соседству с Германией, не подписался бы под характеристикой, данной тевтонцам Свеном{112}?»[787] Когда она узнала, что пятьдесят два ребенка из семей датских евреев были высланы в Германию, ее голос во время радиовыступлений дрожал от ярости. В это время Дания казалась ей как никогда близкой. Как там дела у ее семьи? При мысли о родных она сразу вспомнила тетушку Агнес и погрузилась в воспоминания о своем датском прошлом, которое для нее ассоциировалось с забавной фигурой любимой тети, страдавшей маниакально-депрессивным психозом. У Агнес была отличная память, но она не всегда различала явь и фантазию, а «с шестнадцати лет периодически страдала от приступов душевной болезни <…> в перерывах между госпитализациями тетя Агнес была милейшим человеком, очень здравомыслящим и с отменным чувством юмора. При этом она, конечно, была довольно странной — в самый раз, чтобы общение с ней никогда не казалось скучным. <…> Она громко пела и кричала, а в любое время, когда ей приспичивало пообщаться с кем-нибудь из нас, врывалась в комнату и будила свою жертву»[788].