Игорь Юркин - Демидовы: Столетие побед

• Название: Демидовы: Столетие побед
• Автор: Игорь Юркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03573-7

Книга посвящена жизни и деятельности основателя промышленной династии Никиты Демидова, заложившего основу великой горной империи, его сыновей, при которых она достигла наибольшего расцвета, и внуков, при которых распалась. Биографии большинства героев впервые изложены с такой степенью полноты и точности. Автор, доктор исторических наук, подчеркивая значение созидательной деятельности Демидовых, в то же время далек и от панегирических восхвалений, и от изображения героев кровавыми злодеями. Широко используя документальные (включая привлекаемые впервые) источники, рассказывает о событиях, охватывающих почти столетний период, об отношениях Демидовых с властью (в том числе с Петром Великим), о вкладе представителей рода в развитие Российского государства.

---

И сам он, казалось, всё не мог успокоиться, соединившись с землей. Его тело долго ожидало своей могилы — не могли решить, где его похоронить. Наконец, с высочайшего позволения, «по жительству их» (Демидовых. — И. Ю.) он был перевезен в Тулу[798]. Акинфия Никитича положили рядом с отцом в склепе построенного им храма. Эпитафии на надгробии или не было, или, вероятнее, она относительно скоро была вместе с памятником утрачена. Ее не знал даже Г.И. Спасский, издавший в 1833 году первую книгу об Акинфий[799]. Мы помним, какой образ Никиты Демидова запечатлела надпись над его гробом. Каким представал Акинфий в словах над его могилой?

Немало загадок оставил после себя Никита Демидов.

Его великий сын — не меньше.

Глава 10. АКИНФИЕВИЧИ: ПОД ОТЕЧЕСКИМ КРЫЛОМ

С уходом Акинфия в истории рода Демидовых наступила новая эпоха. Первыми ее ощутили ближайшие родственники, отношения между которыми сразу и существенно изменились. Напротив, промышленное хозяйство еще долго жило по законам, установленным для него создателем, — оно оставалось единым целым долгих 13 лет. Казалось, не смирённый смертью дух великого промышленника еще витал над заводами и рудниками, не позволяя начать новую главу в их истории.

Но к управлению ими рвались новые люди — наследники. Им и тому, как ради них было развалено «Ведомство Акинфия Демидова», и посвящена эта глава.

Первенец: детство и юность

Как мы уже говорили, до взрослых лет дожили трое сыновей Акинфия: Прокофий, Григорий и Никита. Переписная книга Невьянского завода, составленная в декабре 1721 года, упоминает еще одного, Ивана, на тот момент шестнадцати недель от роду[800]. Скорее всего он умер младенцем.

Старший из Акинфиевичей, Прокофий, появился на свет 8 июля 1710 года[801]. В старой литературе утверждалось, что он и Григорий были детьми от первого брака их отца, тогда как третий сын, Никита, — от второго. Именно этим иногда объясняли сложности в отношениях, сложившихся у Прокофия с родителем и младшим братом[802]. Объяснение ошибочно, поскольку основано на недостоверном факте. Документально установлено, что матерью Прокофия была вторая жена Акинфия[803]. Затянувшийся на годы раздор между братьями действительно имел место, но возник по другой причине.

Биографы, в том числе К.Д. Головщиков, местом рождения Прокофия называют Сибирь (подразумевая, конечно, в данном случае Урал)[804]. Историк А.С. Черкасова уточняет: родился в Невьянске[805]. Нам документальные подтверждения этого факта неизвестны, но с учетом того, что его, двухнедельного, учли в переписной книге именно на Невьянском заводе, это представляется наиболее вероятным[806].

«К сожалению, достоверных биографических данных о молодых годах Прокофия немного», — пишет А.С. Черкасова. Сказано, на наш взгляд, еще мягко. Их немногим больше, чем сведений о молодости его отца и даже деда. «А те, что дает литература, — продолжает она, — часто не выдерживают критики при сравнении с документами». Согласимся и с этим. Пример такого рассыпавшегося при соприкосновении с источником «факта» (что дети Акинфия от разных матерей) мы только что привели.

«Воспитание мое сибирское», — утверждал Прокофий, и за почти полным отсутствием сведений о том, где он жил до 18 лет, остается ему верить. В переписной книге Невьянского завода, составленной в декабре 1721 года, упомянут и Прокофий[807], но это, так сказать, его «прописка». Впрочем, то, что в эти годы он жил при Старом заводе, кажется очень вероятным. Кроме демидовских гнезд Среднего Урала к числу мест, которые в детстве и юности он, вероятно, посещал, отнесем также Соликамск (где со временем обосновался брат Григорий)[808] и родную всем Демидовым Тулу.

Что это было за воспитание — Бог ведает. В одном из писем уже стариком Прокофий вспоминает уроки фехтования, которые брал в молодости. Даже делится полученным тогда опытом: «Пример тебе скажу: ежели на лапирах битца, должно знать ево намерение — куда удар его или обман представитца. Спрошай-ка, кто оному горазд, а я помоложе учился»[809].

Многое, что известно о зрелом Прокофий, связано с его увлечением ботаникой, коллекционированием растений. Этот странный для его среды интерес когда-то и где-то зародился. Так где же набухало экзотическое семечко? Едва ли ошибемся, предположив, что страсть к «произрастаниям» поселилась в нем в детстве.

Обратим внимание: и фехтование, и садоводство — культурные атрибуты дворянского воспитания. Но «приличного» дворянину образования (при всех колебаниях в понимании того, что было тому прилично) Прокофий не получил. Иностранными языками не владел[810]. Русскую грамоту, конечно, знал, читал и довольно много писал, причем не только письма. Но очаровывающая нынешнего читателя непосредственность его письменной речи — она ведь не только от раскованности души, она и от незнания норм литературного языка.

Примечательно, что женой Прокофия оказалась не дворянка (а став в 1726 году дворянином, он мог рассчитывать и на такую подругу жизни), а представительница тульского купеческого рода Постуховых (уже породнившегося с Демидовыми: супруга Прокофия Матрена Антиповна приходилась племянницей Анастасии Герасимовне, жене его дяди Никиты Никитича).

Купеческая дочь — не приговор, но с высокой вероятностью набор вполне определенных предпочтений по части образа жизни и интересов. (Вот персонаж Лескова, купеческий сын, просит сваху познакомить его «с какой-нибудь барышней, или хоть и с дамой, но только чтоб очень образованная была. Терпеть, — говорит, — не могу необразованных». Рассказывающая об этом сваха комментирует: «И поверить можно, потому и отец у них и все мужчины в семье все как есть на дурах женаты, и у этого-то тоже жена дурища — всё, когда не приди, сидит да печатные пряники ест»[811]. Приведенный пример — из более поздней эпохи. Сомневаемся, однако, чтобы за полтора столетия до Лескова баланс между временем, посвящаемым купеческими дочерьми пряникам и, допустим, чтению, был более смещен в сторону чтения.)

Впрочем, случай Прокофия может из статистики и выпадать. В литературе высказано предположение, что Матрена вышла за него замуж, уже побывав в первом браке княгиней Мещерской[812] (то есть вошла в семью Демидовых скорее всего вдовой). Статусная логика в таком породнении для Демидовых существовала: одворянившийся ремесленник женился на одворянившейся же в прежнем браке купчихе. Вот бы еще документы, этот факт подтверждающие, обнаружить…

Когда он женился? В точности не известно, но с достаточной вероятностью событие можно отнести ко второй половине 1720-х — началу 1730-х годов[813].

В целом туманное детство и юность оставляют в отношении Прокофия очень неопределенное впечатление. Какие-то следы дворянского воспитания, какие-то — свойственного кругу богатого городского населения, но населения податного, непривилегированного. Среда его жизни и общения, формировавшая личность не меньше, чем целенаправленное воспитание, — вполне простонародная. Соответствуют ей и выработанные привычки.

Сказанное очень наглядно демонстрирует следующий сравнительно ранний, 1728 года, биографический эпизод — фактически первый, в котором Прокофий выступает и как действующее лицо, и как лицо говорящее — высказывающее свое отношение к обществу и принятым в нем правилам.

Драма на охоте, или Новый российский дворянин: проблема интеграции в сословие

17 июня 1728 года Арефий Авдеев, человек тульского помещика майора С.М. Извольского, подал в Тульскую провинциальную канцелярию словесный извет, в котором сообщил о происшествии, незадолго перед тем приключившемся с крепостным крестьянином Извольского и двумя наемными работниками. Крестьянин деревни Щегловой Матвей Никитин и работники Клемен (Клим) Васильев и Иван Кирилов везли в Тулу на продажу камень. Дорога шла мимо демидовского завода на Тулице. Не доехав до него, на принадлежавшей Извольскому пустоши Воробьевке возчики устроились ночевать. В это же время там находились Прокофий Демидов с компанией: заводским работником Демидовых Савелием Засыпкиным и двумя казенными кузнецами Лаврентием Бараньевым (Барановым) и Акимом Князевым. Они выкашивали рожь, готовя место, «где послать надлежит сети ловить перепелов». Крестьяне решили защитить господскую ниву и, подойдя к птицеловам, спросили: «За что рожь косите и толочите?» В ответ Прокофий, «умысля» (то есть осознанно, с умыслом), стал по крестьянам стрелять из пистолетов и их, как выражается Арефьев, «перестрелял». Раненые, они пребывали «при смерти, толко едва живы». Произведенный осмотр зафиксировал у Матвея Никитина две раны в правой руке и одну на голове. Тяжелые ранения получили и его спутники[814].

На следующий после подачи извета день Авдеев обратился с просьбой Прокофия Демидова и бывших с ним «сыскав, в озарническом стрелянии роспросить, а по роспросу розыскать». Просил осмотреть место происшествия — «покошенную и потолоченую» на нем рожь, для чего послать туда «кого надлежит».