В. Бирюк - Найм

• Название: Найм
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Альтернативная история

---

Жердяй снова уставился на Сухана. Умён мужик. И очень хочет надеяться. Если «мутный псих мелкого размера» справился с «мертвяком бездушным», то, может, он и с «на голову обиженным» справится? Охо-хо… Только — «надежды юношей питают», а мы-то не дети. Олигофрения не лечится. Купируется, смягчается, «смазывается», но не «рассасывается». А прежнего молотобойца Рябиновского… как вспомню, так вздрогну. Ещё одного? Или при очередном своём холопе «будильным петухом» прислуживать?

— Попробую. Ещё одного сына, вон того, мелкого, пришлёшь ко мне по первопутку. В обучение. На семь лет.

— Чего?! Ты… ты вообще!

— Я сказал «в обучение», а не «в холопы обельные».

— Много хочешь. За хрип берёшь. Жаден ты, однако. На год.

— Нет, Жердяй. Не жаден. Какая жадность в том, чтобы твоего малька кормить да учить? В Рябиновке моих сверстников мало. А мне надо себе дружину собирать. Друзей-товарищей. Остальные-то сыны у тебя — здоровые, мути в глазах не видать. Может, и будет толк. На пять лет. По рукам?

Мы снова хлопнули ладонь об ладонь. Толпа, стоявшая в стороне, и наблюдавшая за нами, заволновалась. Но эта только наша тема.

Жердяй пододвинул мне кружку. Как большому. Уважение выказывает, выпить вровень предлагает. Статус мой в его глазах приподнялся.

«Гляжу — поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая статуса воз».

Продолжим.

— И ещё. Совет непрошеный от «зверя лютого». Выводи сыновей в люди. На разговоры с собой бери, в гребцы, в возчики пусть нанимаются. Иначи… мы все не вечны, и ты тоже. А у них навыка дела вести нет. Может, как у меня в «Паучьей веси», случиться. Староста там был, Хохряком звали…

— Как это «звали»? А… Вона что… И кто ж его?

Я радостно улыбнулся Жердяю в лицо. Тот снова очень внимательно и недоверчиво на меня посмотрел. По-рассматривал, осторожно наклоняя голову к правому плечу. Недоверие понятно — мелковат я против Хохряка. Но — поверил.

— Знакомец мой. Прежде дела кое-какие бывали. А оно вона что. Здоровый мужик-то. И чего?

— Хохряк общину гнул, голов от земли поднять не давал. Потом… преставился. А тут пришли люди с Низу, злые, оружные. Вдову, невестку, младшенького… Ещё там из селения кое-кого. Прежней головы у людей уже не было, а новая — не выросла. Хорошо — я со своими подоспел.

Жердяй махнул рукой, народ, было, сунулся к столу, но ему нужна была только очередная кружка пива. Отогнав взмахом взволнованную нетерпением толпу, он, отхлебнув пену, уточнил наиболее интересующее:

— Много взял?

— Хватит.

По-улыбался в глаза собеседнику. Ну вот, вопрос о кредито- и бое- способности уточнили. У партнёра возникает представление о моих возможностях и ресурсной базе. Что способствует укреплению взаимопонимания и повышает вероятность корректного исполнения контракта. Теперь… Ну, чисто любезность. Забота о партнёре с намёком на его невнимательность и многообразие моей полезности:

— Ты знаешь, что эта невестка твоя, Ивица, уже… не праздна?

Нет, прежде чем выкладывать такие новости, следует подождать удалённого положения тары. Жердяй поперхнулся, пиво — брызгами в сторону, долго откашливался, утирался и обмахивался срочно принесённым рушником. Наконец, спросил:

— От кого?

А я знаю? Это твоё село, дядя, это тебе всех и каждого знать надо. У кого что на полях, в погребах, в животах… А я тут чисто на минуточку мимо проходил. Чисто глазом моргнул, ухом повёл… Ну ладно, от щедрот моих.

Я довольно точно и полно воспроизвёл и недавний монолог «заборного поливальщика» и описание его внешности.

— Значит, говоришь, «полную горницу проглотов»? «Падле белобородому»? А имя-то у него какое — знаешь?

— Нет, он не представился.

— Не преставился? В смысле — живой пока? (Или у него что-то со слухом, или это у меня «заплетык языкается»?).

— Батя! Дозволь мы это подправим! Знаем мы — кто это. Он у нас быстро… преставится. И не сыщет никто, и ни одна шавка не гавкнет. (Это подсевшие сыновья рвутся творить справедливость в собственном представлении).

— Цыц. Ну… наши заботы бояричу не интересны. Незачем «Лютому Зверю» на смердячьи глупые разговоры время тратить.

Вот так-то. И с прозвищем, коль я сам так назвался, и с титулом сословным. Умён, дядя, и осторожен. Если бы на месте елнинского «россомаха» вот с такой просекалкой мужик был… Но тут же — власть «физкультурников». Кто сильнее железякой вдарит. А Жердяй прав: «меньше знаешь — крепче спишь».

Позвал Николая обсудить детали отгрузки, тара, транспорт, варианты замены товара, сроки доставки зерна, доставки жениха, место и порядок венчания, о подарках при вчерашнем обручении… А тут рядом стол накрывают, жбаны с пивом и бражкой выставляют, народ уже кружки туда-сюда двигает. Пустые пока.

«Аэропорт» Хейли: «Бизнесмену, чтобы окосеть, достаточно кружки пива после дня интенсивных переговоров».

Как общее стремление «отметить» ложится на старые дрожжи… Поднял Николая из-за накрытого стола. С трудом. Будто он там корни пустил. Цирроз — профессиональное заболевание актёров, торговцев и начальников на Руси.

Всё. Хватит пить — я уже на сегодня наблагородничался. Завтра поутру затемно уйдём отсюда.

Заглянули к Меньшаку на подворье просто для проверки процесса упаковки. Такой… «контрольный визит в голову». А там… жизнь кипит.

Только зашли — из хлева вылетает Ивица. Глаза — горят, платок — на ухе, щёчки — стоп-сигналом. Следом — довольный Ивашко. Кафтан оправляет. У непьющего — тоже жизнь иногда бывает… приятной.

— Мы тут глянуть на поросёнка зашли…

— И как?

— Горячая. Молодая ещё, но взяться уже есть за что. Или ты про поросёнка? Так — тощий. Весу не набирает. Зарезать бы лучше.

— Ивашко, тебе — почти сорок, ей — пятнадцать. Она тебе не только в дочери — во внучки почти годится.

— И чё? Вот я внученьку… такую гладенькую… и покачаю. Не на колене, правда, но — до хохота. Не, правда. Ты, боярич, добрую девку поробил. Игривую. Или ты её под себя оставить хочешь? Ну тогда… Там ещё есть одна. Та плоская, правда…

Чего дёргаешься, Ванюша? Всё по обычаю. Исконно-посконно. Социальные отношения соблюдаются и выражаются. Девка-смердячка перед воином опоясанным должна в восторге и радости упасть на спинку и раздвинуть ножки. И пребывать в счастье и гордости от самого факта обращения внимания и замечания существования. Как во время, так и впоследствии.

«А я люблю военных
Красивых, здоровенных».

Никакого насилия или принуждения. Действие исполняется по глубокому внутреннему убеждению, основанному на впитанных с младенчества представлениях о желательности пребывания обученного технологиям группового убийства индивидуума между собственными радостно-почтительно раздвинутыми ляжками.

«Когда из гвардии, иные от двора.
Сюда на время приезжали —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали».

Если же внутреннее убеждение у конкретной представительницы женского пола — отсутствует, то исполняется приказ вышестоящего начальства. Например, при вступлении Ивана Грозного с войском в Псков всем бабам и девкам было предписано «стоять перед окнами, выставив наружу срамные места». До полного прохождения армии. Вообще, возражения самочки принимаются во внимание только при наличии взрослого дее- и бое- способного близкого родственника типа муж, отец, брат, равного или более высокого социального статуса нежели есть у милитаризированного самца.

Да и то — только в мирное время. Знаменитые женские «пояса верности» были изобретены женщинами. Похоже — венецианками. Просто как средство самозащиты при краткосрочном пребывании в военном лагере своей венецианской армии. Дольше нескольких часов их носить нельзя — потёртости образуются. Но добежать от аванпостов до охраняемого шатра главнокомандующего всем этим… воинством — удавалось.

А вот и сам «главнокомандующий» — Меньшак. Глава семейства широко распахнул дверь избы и, держась за косяк растопыренными руками, не менее широко распахнул радостную улыбку.

— О! И хрен лысый появился! Господин, блин, соплёй зашибленный.

Теперь понятно — откуда у здешних девочек такая образная речь. Хорошо, что способность к речи передаётся по наследству, а сами выражения — нет. Полсотни непрерывно матерящихся новорождённых девочек в моей вотчине через пару-тройку лет… многовато будет.

Очередная серия из бесконечного сериала: поиск своего места в новой социальной иерархии. Очередной юнга лезет на флагшток в неизбывной надежде:

«Плевал я с этой Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан».

Как-то я чуть поотвык от этого. Хотя понятно — у детей и женщин эта «тяга к высокому», откуда удобно плевать, проявляется несколько иначе. У них свои иерархии, слабо пересекающиеся с нашей, самцовой. А вот с мужиками… Самое господское занятие — работать билетёром-гибедедешником. Постоянно указывать новоприбывшим их места. Или — направление движения.