Борис Бернштейн - Старый колодец. Книга воспоминаний

• Название: Старый колодец. Книга воспоминаний
• Автор: Борис Бернштейн
• Издательство: Издательство имени Н. И. Новикова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978–5-87991–075–9

Воспоминания известного искусствоведа Бориса Моисеевича Бернштейна охватывают большой период в жизни нашей страны: от предвоенных лет до начала 90–х годов. Столь же широк и географический диапазон: предвоенная Одесса, послевоенная Польша, Ленинград, Таллинн, Москва. Повествование насыщено эпизодами драматичными и курьезными, но всякий раз за ними проступает исторический фон. Автор рассказывает о своем детстве, об учебе в ЛГУ у видных педагогов, чьи имена сегодня стали легендой, о художественной жизни Эстонии с ее дерзкими «прорывами», о своей преподавательской деятельности и участии в издательских и выставочных проектах. В ряду героев книги — музыкальный педагог Петр Столярский, искусствоведы Николай Пунин, Юрий Овсянников, актер Александр Бениаминов, телеведущий Владимир Ворошилов, литературовед Юрий Лотман, философ Моисей Каган и множество других, менее известных, но не менее колоритных персонажей.

---

 Тут было нечто от польского романтического жеста, неотличимого и неотделимого от подлинной жизни, — когда не только зал «ждет полной гибели всерьез», но и актер готов, и гибнет он по — настоящему, как осужденные на смерть на древнеримском театре; так в 1939 году польская конница шла на танки.

 Право же, в своей простоте это был патетический образ, вскрик.

 Профессиональный рефлекс: я наклонился, чтобы прочесть подпись автора. Я прочел фамилию Председателя, который некогда водил меня к Михалу. Да нет, не может быть, фамилия заурядная, распространенная; я повернулся к Веславе — и она поняла вопрос, прежде чем было спрошено.

— Это он, — сказала Славка.

* * *

 Вот оно что. Все бросил, ушел в оппозицию, в подполье. Так может быть, и тогда… Может, он не важным функционером хотел быть, не ради власти держался в своем кресле, дипломатничал, хитрил, интриговал, а затем только, чтобы защитить трудно отвоеванную и хрупкую свободу, которой обладало, нам на зависть, польское искусство?

 Или ему просто опротивело это все?

 Интонация моралиста мне дается с трудом, но себе—το я могу сказать: не суди поспешно, да и вообще, суди пореже — не затем, что не судим будешь, а бескорыстно, ради истины, просто потому, что человек бесконечен. Ну, если не каждый, то крупный — уж точно.

 2002/2006

Примечания

1

Вот она, ошибка. Я рассказываю так, как это отпечаталось в моей юношеской памяти, — неведомо откуда. На самом деле дом НКВД был взорван во время оккупации. Это была акция одесского подполья, за которую расплатились оставшиеся в Одессе евреи, — на следующий день после взрыва была устроена чудовищная по своей демонстративной жестокости расправа, евреев вешали на деревьях длинного Александровского проспекта.

2

В воспоминаниях известного одесского историка профессора Саула Борового я нашел подробности ареста Вайнермана. Чекисты по — всякому варьировали и шлифовали технику ареста. Ханану, как и некоторым другим, прислали «повестку в военкомат». Законопослушный гражданин, хотя и освобожденный от воинской повинности по состоянию здоровья еще до войны, он явился; его посадили в поезд и отправили «на сборы»; но на одной из ближайших к Одессе станций сняли с поезда и увезли на Бебеля, 12. Я некогда держал в руках учебное пособие по эстетике для Академии внутренних дел. Не помню, была ли там глава «Эстетика ареста». Должна бы быть. Впрочем, тут действовала не столько эстетика, сколько тактика: как выяснилось, Вайнермана брали первым из еврейских писателей-заговорщиков, важно было не спугнуть других изощренных агентов японо-сионо-американского империализма.

3

В одесском альманахе «Мор1я» (№ 6, 2006) Лилия Мельниченко опубликовала выдержки из найденного в архиве госбезопасности семитомного дела Ханана Вайнермана. Там можно найти реальное продолжение воображенной тут сцены. Чтение тяжкое, но терапевтически полезное для всех, кто тоскует по былому величию советской империи. Правда, поклонники сталинской державы счастья, полагаю, давно ничего не читают. Я не могу воспроизвести эти отрывки здесь — другой жанр. Желающие легко найдут статью в Сети: htip://www.moria. farlep.net/ru/almanah_06/01_l 3.htm.

4

М. Я. Басок, тогда еще студент медицинского факультета, участвовал в выращивании Еврабмола с самого начала, преподавал там позднее вместе с Я. М. Плихом еврейский язык и литературу, впоследствии — известный московский терапевт, был личным врачом легендарного Ивана Папанина. «20 год» — ошибка, имеется в виду лето 1921 года.

5

«Площадками» тогда в Одессе называли конные транспортные средства для перевозки грузов — плоские, прямоугольные телеги с невысокими бортами.

6

Корова, в переносном смысле — тупоголовый (идиш).

7

«В соответствии с указаниями ЦК КПСС органы Комитета государственной безопасности ведут большую профилактическую работу по предупреждению преступлений, пресечению попыток ведения организованной подрывной деятельности националистических, ревизионистских и других антисоветских элементов, а также локализации возникающих в ряде мест группирований политически вредного характера. За последние пять лет выявлено 3096 таких группирований, профилактировано 13 602 человека, входивших в их состав… Большинство профилактированных сделали правильные выводы, активно включились в общественную жизнь и добросовестно трудятся на порученных им участках…» (Из письма Ю. Андропова и Р. Руденко в ЦК КПСС от 11 октября 1972 г. Цит. по книге: Буковский В. Московский процесс. Париж; Москва: МИК, 1996. С. 93). В числе профилактированных 13 602 была и некая Жозефина Бельфанд, которая, продолжая трудиться на порученном ей участке, оставалась участницей «группирования».

8

Могу сослаться — Чуйкина С. Участие женщин в диссидентском движении (1956–1986) // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период (сборник научных статей). СПб.: Центр независимых социальных исследований, 1996. С. 61–81. «Объектом данной статьи является мотивация участия и сценарии вовлечения женщин в диссидентское движение; разделение ролей между мужчинами и женщинами в движении; особенности повседневной жизни диссидентов, обусловленные участием в оппозиционной деятельности и преследованиями властей» — сказано во введении.

9

Буковский В. Цит. соч. С. 110.

10

J. Vol. 109, # 35, September 9–15. 2005, p. 6а.

11

 J. Vol. 109, # 35, September 9–15. 2005, p. 6а

12

Довлеет дневи злоба его. Не могу удержаться от более или менее злободневного примечания. В журнале «Звезда», преемнике жертвы 1946 года, была опубликована статья А. Жолковского, вызвавшая оживленные критические отклики. По мысли автора, «звездный час Ахматовой, в разное время немало пострадавшей от советской власти, пробил полвека назад, в августе 1946 года — в виде постановления ЦК и доклада Жданова о журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Этим строкам предшествует цитата из воспоминаний А. Наймана, подготавливающая читателя к последующим парадоксам и «обратным общим местам», как сказал бы Базаров, если бы стал все это читать. Так вот: «гКогда Бродского судили и отправили в ссылку (…), она сказала: „Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого‑то нарочно нанял". А на мой вопрос о поэтической судьбе Мандельштама, не заслонена ли она гражданской, общей для миллионов, ответила „идеальная"» (см.: Звезда. 1996. № 9. С. 211). И без рассказа Лембита Лююса ясно, что власти почему‑то скроили судьбу Ахматовой не по лучшему манекену, компромат на нее выбить так и не удалось, а если бы и удалось, то, возможно, лишь на всякий случай, авось пригодится, если велят… Словом, советская власть поступила с Ахматовой нехорошо, недодав ей от того, чем наградила Бродского и идеально, полностью — Мандельштама. Таков был изощренный садизм режима. А. Жолковского в связи с этой статьей обвиняли в безнравственности, ждановщине, пристрастном обращении со свидетельствами и т. п. Мне кажется, что дела обстоят еще хуже: статья, вместе с ответом одному из оппонентов, А. Горфункелю, противоречива, немногие толкования стихов Ахматовой поражают невозможной для специалиста прямолинейностью, а поставленная в начале статьи задача — продемонстрировать «стокгольмский синдром» и подтвердить закон превращения жертвы тирании в тирана — не решена, статистика не набирается; вместо этого мы получили описание властного характера, капризов и позерства одной дамы. О сочинениях А. Жолковского мне еще придется упомянуть в другой связи.

13

В книге Я. С. Лурье «История одной жизни» (вышла под псевдонимом Б. Я. Копржива — Лурье — Paris: Atheneum, 1987, о выдающемся историке Соломоне Лурье) можно найти короткое и неполное, но выразительное описание тогдашних дел в Университете и, в частности, на историческом факультете — см., например, с. 204–205.

14

Году в 1949–м или 1950–м — если я верно помню, то уже после ареста Пунина, — в газете «Смена» был напечатан очередной донос, где, в частности, указывалось, что в Университете, на отделении истории искусства, формалистическое и космополитическое влияние не изжито, о чем свидетельствовала и студенческая идеологическая диверсия в форме псевдонаучной конференции в Союзе художников в 1947 году. Как видим, воздержание Николая Николаевича было ни к чему. Можно по — разному объяснять его нежелание консультировать самонадеянных мальчишек: охранял ли он нас? пытался уберечь себя? был ли это неосознанный нравственный приказ? все вместе? Так или иначе, но между его действиями и реакцией системы не было и не могло быть причинной связи — Пунин был обречен считаться закулисным дирижером. Кстати, получив отказ Пунина, мы отправились к другому профессору. Тот взял наши тезисы; прочел ли он их или подержал несколько дней, не читая, понять не удалось: когда мы к нему явились, он на нас по — профессорски рассердился — «а вы думаете, кричал он, легко картины писать, да? Вот я зашел как‑то к такому‑то…» — и, наговорив много пустого и не имеющего отношения к делу, отправил нас вон. Ну, этот просто боялся, боялся — и все. Кто навострился бросать камни, может запустить и в него. Повторяю, мне не хочется.