Шамиль Султанов - Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

• Название: Плотин. Единое: творящая сила Созерцания
• Автор: Шамиль Султанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Философия
• Год: 1996
• ISBN: 5-235-02209-6

Эта книга — первая отечественная биография одного из самых выдающихся философов, создателя уникальной диалектической системы, которая отражает метафизические, мистические стороны бытия и мышления. В этом смысле автор знаменитых «Эннеад» осуществил синтез восточных традиций мудрости и философской мысли эллинистического мира. Тень великого Плотина явно или незримо присутствует в мучительных исканиях человеческого духа вплоть до наших дней.

---

— Другими словами, целостный, совершенный и неизменный мир эйдосов — прообраз, а наш чувственный мир множественности — только подобие.

— Да, из Нуса вечно как бы истекает в материю, отражается в ней логос, результатом чего является наш физический мир. С одной стороны, это мир постоянной дробности и взаимного отчуждения, а с другой — гармонии, поскольку Нус господствует над материей и поскольку миром управляет Мировая Душа.

— Да, наш мир — это лишь подобие идеального мира Нуса. Но из этого автоматически не следует, что он лишь наихудшее подобие умственной реальности. Ведь что может быть лучшим прообразом? Но если нет такого лучшего подобия, тогда наш мир — самая верная копия. Наш мир как целое, как совершенный живой организм — безупречен. Он демонстрирует высшую мудрость идеальной реальности. И существующее в нашем мире зло не должно смущать мудрого человека. Зло существует для борьбы с ним. И в этой борьбе развивается Сила.

— Поскольку Нус первоначальнее космоса (но не во времени, а как причина), то мы можем говорить о промысле, но о промысле только вселенском, космическом, но отнюдь не о промысле над отдельными явлениями. Если бы мир возник во времени, как утверждают иудеи и христиане, то только тогда могла бы идти речь о предопределенности и отдельных явлений. Они и понимают под такой предопределенностью провидение и рассуждение своего человекоподобного бога о том, как может возникнуть эта Вселенная и как может она быть возможно лучшей.

— Но именно как целостность этот мир прекрасен и самодовлеющ. Кто порицает наш мир, судя о нем по его частям, тот так же не прав, как и тот, кто видит в человеке только волос или палец ноги, кто судит о человеческом роде по безумцам Калигуле или Нерону.

— И этот мир чувственной реальности мог бы сказать христианскому или иудейскому проповеднику: «Я произошел оттуда, совершенный из всех живых существ, самодовлеющий и самостоятельный, ни в чем не нуждающийся, потому что все во мне: и растения, и животные, и природа всего рожденного, и множество богов, и толпы божеств, и добрые души, и счастливые добродетелью люди. Все, что во мне, стремится к Благу, причем каждое по силе своей достигает его. Ведь зависят от него все небо, вся душа моя и боги в частях моих, и все животные и растения, и если что во мне есть, по общепринятому мнению, неодушевленного. И одно, по общему мнению, только бытию причастно, а другое — жизни. Третье же скорее ощущению, иное же обладает и рассудком, а иное — полной жизнью».

— Но, с другой стороны, этот чувственный мир проникнут беспощадной борьбой элементов, живых существ и людей.

— Что же из этого? Один элемент обязан своим возникновением гибели другого. Взаимные нападения животных друг на друга необходимы, ведь эти последние не вечны. Взаимная несправедливость людей может иметь своей причиной стремление к Благу: не будучи в силах достичь его, люди, падая, обращаются друг против друга, причем творящий зло несет наказание уже тем, что вредит своей душе. Нет, не лучшее существует ради худшего, не лучшее создает худшее, но худшее возникает лишь вследствие вытекающих из самой материальной природы затруднений воспринять лучшее. Часто же страдания причиняются без всякого намерения. Наконец, обладающие самопроизвольным движением животные, и среди них многочисленные люди, склоняются ко злу вследствие сначала небольшого, постепенно растущего отклонения от добра по причине культивирования телесных желаний. Но наказание не медлит: в конечном счете только хорошие счастливы.

— Да, но почему же не все души счастливы?

— В этом повинно бессилие их в борьбе за добродетель: кто не стал божественным, не имеет божественной жизни. Только хорошие счастливы. Бедность и болезни — ничто для них, но они же — польза для плохих. Даже порок полезен, давая случай проявиться справедливости и возбуждая дух к добродетели. Зло как недостаток добра, по сути необходимый в материальном мире, служит в конечном счете целям Нуса.

— Но почему в таком случае существует несправедливость? Почему плохие правят, а хорошие им служат?

— Если хорошие люди подчинены плохим тиранам, то в этом повинно отсутствие в них мужественности. Кто без оружия, тот проигрывает вооруженным, и даже боги не сражаются за малодушных. Мир — арена борьбы, но в борьбе побеждают те, кто храбро сражается, а не те, кто трусливо молится. Человек не камень, который толкают. Зло и добро — следствия спонтанной воли человека, стоящего между богом и животным. Нельзя же порицать драму за то, что в ней выведены не только герои, но и рабы и косноязычные.

— Конечно, ведь эти персонажи также необходимы для целостной художественности драмы. Нельзя порицать и логос за то, что он создал так называемое зло, не желая, чтобы все было хорошим, ведь и художник на своей картине распределяет самые разнообразные краски. Логос, гармонически сочетавшись с материей, разнообразный в своем единстве, поставил каждое явление на соответствующее место, и то, что возникло, возникло таким, что ничто не может быть прекраснее его. Это особенно ясно видно, если мы будем иметь в виду не только данный момент, но и прошлое и будущее с его справедливым посмертным возмездием душам. Потому в этом чувственном мире и нет случайностей и ничтожностей. Все имеет значение для целого, подобно тому, как в мире эйдосов каждая часть есть все.

— Итак, каждое явление происходит разумно, даже разумнее, чем если бы физический мир был создан вследствие рассуждения. Наш мировой порядок, сообразный с Умом, таков, что, существуя без рассуждения Бога, он существует, как если бы в основе его лежало самое прекрасное рассуждение. Но как же оправдать всеобщий закон всеобщей борьбы?

— Живые, чувственные существа не вечны. И если они в свое время покидают мир так, что приносят пользу другим, например, животные идут в пищу людям, то где здесь основание для жалобы? И что такое смерть? Смерть — не уничтожение, а метаморфоза. Актера убивают на сцене, за кулисами он меняет костюм, чтобы выступить под новой маской…

…Наступила тишина, внезапная тишина Все стихло. Я услышал, словно кто-то вошел в зал. Евстохий? Я напрягся и хотел повернуть голову, но мне не удалось это сделать. Но зато я почувствовал, как быстро усилился жар. Ко мне никто не приблизился… Жажда, как я хочу пить… Но я опять словно куда-то лечу… Глаза Аммония… И я явственно слышу его тихий, прерывающийся, но по-прежнему ясный голос… Когда это было… И было ли…

— …Божественный Пифагор — величайший мудрец Эллады и искуснейший маг — первым принес эллинам знание о бессмертии души человека. Когда тело разрушается, душа вселяется снова в нарождающееся тело человека. И такое круговращение совершается в течение трех тысяч лет…

Но почему я не помню этого? Аммоний не говорил этого… И откуда вновь этот голос, и эти глаза… но лицо другое… И ночь…

— Все происходящее в этом мире снова и снова повторяется через определенные промежутки времени. Так говорю я, Пифагор из Самоса, сын Мнесарха из Тира. Некогда был я Эфалидом и почитался сыном Гермеса Трисмегиста. И Гермес предложил мне на выбор любой дар, кроме бессмертия, и я попросил оставить мне и живому и мертвому память о том, что со мной было. Впоследствии времени я вошел в Евфорба, был ранен Менелаем. И Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде (пробыв там 216 лет) и что терпят там остальные души.

После смерти Евфорба душа моя перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал на щит, посвященный богу Менелаем, — отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, оставалась только отделка из слоновой кости. После смерти Гермотима я стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как был сперва Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра я стал тем, кого знают как Пифагора из Самоса.

И благодаря этой памяти, дарованной мне мудростью Гермеса, и в зрении моем, и в слухе, и в мышлении заключалась и заключается чрезвычайно большая сила, способность усматривать живые сущности в вещах. Сила поразительная и странная для людей, не имеющих такой памяти. А потому-то и слышать я мог бесконечно божественную музыку Вселенной, воспринимая всеобщую гармонию движущих сфер и движущихся в них светил.

Но не только поэтому, ибо только эта память и позволяет правильно созерцать. Ведь жизнь словно игра: иные участвуют в ней ради состязания, иные для торговли, и только самые счастливые — ради созерцания. И большинство людей — рабы, рождающиеся жадными до славы и наживы в своей жизни, и только немногие жадными до единой только истины.