Сергей Розвал - Лучи жизни

• Название: Лучи жизни
• Автор: Сергей Розвал
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Ага! Я поймал вас. Ведь вот нашли же вы для себя правду и даже мне ее проповедуете! Или это тоже обман?

- Нет, Уиппль, это настоящая правда. Дело в том, что на свете есть единственная правда и заключается она в том, что на свете правды нет.

- Может быть, вы и правы, господин редактор. Только вот беда: обман раньше или позже раскрывается.

- Не всегда. Ну, а если раскрылся один обман, значит, нужен другой, и только.

- Больше не поверят!

- Пустяки! Способность человека верить неискоренима. Ведь верить на слово гораздо проще, чем рассуждать. Вы, медики, учите, что человек мыслит мозгом. Чепуха! Человек толпы думает ушами.

- Знаете, господин редактор, после всего, что вы сказали, я никак не могу взять в толк: чем же мы тогда отличаемся, например, от "Горячих новостей"?

- Мы - радикальная газета, - с гордостью ответил Керри. - Наш читатель требователен. Он не переварит "Горячих новостей". Мы должны дать...

- Диетическую ложь?

Керри поморщился.

- Вы безнадежны, Уиппль, - сказал он. - Если бы вы были настоящим журналистом, вы поняли бы, как сейчас кстати эта история.

- Выстрел в Чьюза кстати?

- Раз он не достиг цели, значит - некстати, - холодно возразил Керри. - Но выстрел Гуда в себя - очень кстати. Мы сделаем из него прекрасную мелодраму! Мелодрама и сенсация вместе! - в полном восторге воскликнул редактор. - Боже мой, да о чем еще может мечтать журналист? Мне стыдно, Уиппль, что сотрудник моей газеты этого не понимает!

27. Цена славы

Жизнь... Что я сделал из нее? Бессмысленно так говорить! Я должен бы сказать: что сделала из меня жизнь?

Р. Роллан. "Робеспьер"

Петер Гуд не жалел, что стрелял в себя. Лежа в большой белой комнате, он жалел только о том, что промахнулся. Как было бы хорошо не открывать глаз, ни о чем не думать. Так не хотелось думать... Петер часто впадал в полузабытье, но даже и придя в себя продолжал лежать с закрытыми глазами. Это избавляло его от необходимости видеть мир, в который у него не было никакого желания возвращаться.

Как-то, открыв глаза, Петер увидел перед собой лицо хозяина.

- Не волнуйтесь, Гуд, вам вредно, - ласково сказал хозяин. - Я пришел навестить вас. Как вы себя чувствуете?

- Ах, господин Крэп, - прошептал Петер, - я очень виноват перед вами.

- Повторяю, Гуд, успокойтесь! Вы решительно ни в чем передо мной не виноваты...

- Но деньги... Я должен был выиграть наверняка. Я вернул бы, если бы не этот крах...

- Я вас не понимаю, - возразил хозяин. - Никаких денег вы у меня не брали. Наличность кассы в полном порядке. Пожалуйста, запомните это.

Петер ничего не понимал. Может быть, это продолжение бреда? Так, значит, ему не грозит тюрьма? Но он стрелял в знаменитого ученого. Нет, все равно тюрьма!

- Все равно тюрьма... - тяжело вздохнул он. - Я стрелял в Чьюза.

- Что вы, мой милый, - снова возразил хозяин. - Вы стреляли только в себя. Ни в кого больше.

- Но...

- Никаких "но"! Вам вредно волноваться и спорить. Молчите!

- Но...

- Сам Чьюз вовсе не обвиняет вас в покушении. Да и кто этому поверит: вы разговаривали с ним лицом к лицу - и вдруг промахнулись с такого близкого расстояния.

Петер все больше изумлялся.

Хозяин тем временем развернул перед ним газету.

- Не следовало бы вас сегодня волновать, - улыбаясь, сказал он. - Но так уж и быть, - смотрите!

И Петер узнал, что он герой. Герой! Так прямо и было напечатано в газете. Это он вступился за попранные Чьюзом интересы бедных маленьких людей. Выстрелом в сердце он протестовал против того разорения, какое принесло этим людям открытие Чьюза.

В газете не было ни слова о том, что он стрелял в Чьюза. Наоборот, Чьюз заявлял, что он слышал только один выстрел, направленный незнакомцем в себя.

- Убедились? Так не путайте же! Когда вы поправитесь, вас, конечно, навестит следователь...

- А разве я поправлюсь? - спросил Петер. В нем вдруг проснулась надежда.

- А почему же нет? Конечно.

- Но сердце... Мне кажется, из него вытекла вся кровь.

- Пустяки! Я пригласил сюда профессора Вирма, он творит чудеса...

Петер вдруг почувствовал, что он безумно хочет жить. Значит, не все потеряно. Тюрьма не грозит. Что же случилось? Он все отлично помнит: как брал деньги, как стрелял... Но кругом почему-то не хотят этого знать. Даже сам Чьюз не хочет. Почему? Этого Петер не понимал. Но это, в конце концов, неважно. Только бы поправиться!

На следующий день он чувствовал себя гораздо лучше. Да и как могло быть иначе, когда столько людей думали о нем и любили его! Мэри принесла ему большой букет хризантем. Теперь он уже не сомневался в том, что она станет его женой. Газеты помещали портреты Петера Гуда, называя его героем. То-то удивляется теперь Джек! Пусть позавидует его славе!

В больницу явился следователь. Он был очень любезен. Собственно, дело достаточно ясно, но закон требует, чтобы был допрошен и господин Гуд. Он, следователь, надеется, что господин Гуд чувствует себя лучше. Впрочем, он задаст лишь несколько самых необходимых вопросов. Итак, каковы причины, побудившие господина Гуда стрелять в себя?

Петер коротко, но в драматических тонах изложил свою жизнь. Понятно, он умолчал о Джеке и об операциях, предпринятых вместе с ним, а также, помня наставления хозяина, о "займе" и выстреле в Чьюза.

Следователь заинтересовался, каким образом у господина Гуда оказался револьвер. Петер рассказал. Отлично. Куда же пошел господин Гуд из магазина? Петер сказал, что сначала он хотел сразу же покончить с собой, но потом решил поговорить с профессором Чьюзом, так как считал его и считает (подчеркнул он) виновником своего несчастья.

Твердо ли помнит господин Гуд, что из магазина он направился прямо к профессору Чьюзу? Не был ли он где-нибудь еще до этого?

Петер смутился. Неужели следователь знает о Джеке и о том, что револьвер предназначался для него?

- Может быть, вы забыли, у вас сейчас болезненное состояние... Вспомните!..

Петер молчал.

- Вы купили револьвер. Откуда вы знали, исправно ли он бьет?

- Магазин и фирма первоклассные...

- Конечно, конечно, - согласился следователь, как показалось Петеру, с неудовольствием. - Но все-таки естественно проверить только что купленную вещь...

Наконец-то Петер понял. Боже, какой он дурак!

- Да, да, господин следователь, я вспомнил, - заторопился он. - Я ушел за город, в лес, и там, на лоне природы, хотел покончить с собой. Я вынул револьвер, зарядил его и выстрелил вверх. Он был исправен. Но когда я стрелял, то увидел зеленые вершины деревьев, голубое небо, и мне стало жалко убивать себя. Вот тогда-то я и решил поговорить с Чьюзом. Мне казалось справедливым, чтобы он вернул мне то, что отняло его изобретение...

- Теперь мне ясно, почему в вашем револьвере не хватает как раз двух патронов, - с явным удовлетворением сказал следователь. - Но, может быть, вы все-таки стреляли в профессора Чьюза? Дело в том, что его шофер утверждает именно это.

- Какая клевета! - возмущенно воскликнул Петер.

- Да, поскольку сам профессор Чьюз не подтверждает этой версии, можно было бы на ней и не останавливаться.

Петер снова вспомнил советы хозяина.

- Мало того, что это клевета, но еще и глупая! - решительно сказал он. Ведь я говорил с профессором Чьюзом лицом к лицу - как тут можно промахнуться? Кроме того, как мог Чьюз не слышать выстрела?

- Не волнуйтесь, господин Гуд, - успокаивающе сказал следователь, - мы достаточно опытны, чтобы сопоставить все факты.

Он любезно улыбнулся Петеру и дал ему подписать протокол допроса.

В тот же день к Петеру явилась группа журналистов. Уже более уверенно, даже с некоторым пафосом, Петер развернул перед ними ту же картину, какую нарисовал следователю. Вечером он имел удовольствие прочесть ее в газетах. Его переживания были изображены художественно, с большим мастерством.

Снова явился хозяин. Он похвалил Петера за показания следователю. Но теперь Гуд должен удовлетворить требованиям народной совести.

Петер решительно не понимал, чего еще хозяин хочет от него.

- Вы совершили великий грех, - говорил хозяин. - Народная совесть... Святая религия... Милосердная всепрощающая церковь... Она, как добрая мать...

Хозяин даже прослезился.

Словом, к какой церкви принадлежит Гуд? Откровенно говоря, Петер сам успел забыть об этом, ибо религией не интересовался с тех пор, как убедился, что ему нечего ждать от нее.

Хозяину он этого, разумеется, не сказал.

Вечером к нему пришел "духовный отец".

- Сын мой, - торжественно сказал он, - понимаете ли вы, какой великий грех вы совершили, пытаясь отнять у себя жизнь, которую даровал вам всемогущий творец и в которой только он один и волен?

Петер с трудом боролся со сном: все предыдущие визиты его сильно утомили. Кроме того, еще со дней юности, когда его обрабатывал проповедник, он чувствовал отвращение к речам такого рода.

Это не помешало ему выразить полное и чистосердечное раскаяние. "Отец" обещал, что церковь милостиво отнесется к своему заблудшему сыну.