Джек Майер - Храброе сердце Ирены Сендлер

• Название: Храброе сердце Ирены Сендлер
• Автор: Джек Майер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-65020-0

1942–1943 гг. Оккупированная немцами Варшава. Молодая полька Ирена Сендлер как социальный работник получает разрешение посещать Варшавское гетто. Понимая, что евреи обречены, Ирена уговаривает их отдать ей своих детей. Подростков Сендлер выводит через канализацию, малышей выносит в мешках и ящиках для инструментов. Она пристраивает их в монастыри и к знакомым. Кто-то доносит на Ирену, ее арестовывают, пытают и приговаривают к расстрелу.

1999–2000 гг. Канзас, сельская средняя школа. Три школьницы готовят доклад по истории и находят заметку об Ирене Сендлер. Почему о женщине, которая спасла 2500 детей, никто не знает? Вдохновленные ее подвигом, девочки ставят пьесу, которая неожиданно вызывает огромный резонанс не только в Америке, но и в Европе. Но им никак не удается найти могилу своей героини. Может быть, Ирена Сендлер жива?..

---

К фонарному столбу прислонился седой солдат, про которого было невозможно сказать, стар он или молод. Ирена заметила на его форме нашивки подразделения, в котором служил Митек.

– Извините меня, – сказала она. Он выпрямился, но вовсе не до стойки «смирно».

– Моего мужа зовут Митек Сендлер. Вы не знаете, что с ним?

Солдат попросил сигарету, и она ему ее дала, дрожащей рукой поднесла к сигарете зажигалку, подаренную ей Митеком в прошлом октябре, на день ангела.

– Нас разгромили наголову, – сказал он, смотря в пустоту, и в голосе его вдруг зазвучал ужас. – Им конца и края не было. Бомбардировщики, танки, пушки, по десять солдат на каждого нашего. Я видел, как польский офицер на белом коне, вооруженный одной саблей, бросился в атаку на немецкий танк.

«Хм… сколько в его рассказе правды, а сколько он выдумал, чтобы она не посчитала его трусом?» – подумала Ирена.

– Митек Сендлер, – повторила она. – Лейтенант Сендлер. Что с ним?

Он задумался, нахмурив брови, а потом кивнул.

– Да, Сендлер. У нас его все уважали.

У Ирены кровь застыла в жилах.

– Он ничего не боялся.

– Что с ним? Он…

– Погиб? Я не знаю. Когда я видел его в последний раз, он был жив. Как я уже сказал, мадам, он был чертовски хороший офицер и настоящий поляк. Но у нас не было шансов. Можно попросить у вас еще сигаретку, мадам?.. на потом?

Глава 9 Очереди за хлебом Варшава, октябрь 1939 – январь 1940

Ни одного взрыва за ночь. В Варшаве воцарилась неестественная тишина, которую нарушали только крики ласточек и воркование голубей, казалось, не обращающих никакого внимания на дым и гарь. Ирена проспала больше двенадцати часов. Так долго она не спала никогда, но на этот раз она просто провалилась в глубокий сон, где какие-то грандиозные видения ускользали от нее, словно наполненные легким газом воздушные шарики.

Теперь, когда Польша потерпела поражение, Стефан смог вернуться в Варшаву. Он пришел домой к Ирене и уговорил ее не ходить на работу в одиночку. На улицах было пусто и тихо, как бывает ранним воскресным утром, не слышно было ни сирен, ни трамваев, ни автомобилей. Масштабы разрушений поражали воображение. Везде развалины, пепел, под ногами хрустит битое стекло. Все окрашено серым и черным. Под руинами, в каше из отбросов и канализационных стоков, гнили тысячи тел. Страшную вонь отчасти скрадывал дым горящих там и сям зданий…

Сегодня Ирена впервые за две недели решила пройтись с инспекцией по домам своих подопечных. Она видела в этом хоть какое-то возвращение к норме… Еврейские кварталы немцы бомбили особенно активно, и в них разрушенных зданий, до сих пор еще местами чадивших пожарами, было раза в два больше, чем в других районах города. На углу Желязной и Гржибовской двое мужчин срезали пласты серого мяса с трупа лошади. Еще двое, вооружившись длинными дубинками, охраняли «мясников».

– Драгоценное мясо, – сказал Стефан.

На мгновение Ирена почувствовала, как ей хочется мяса, но потом встряхнулась и сказала:

– Она, наверно, уже начала разлагаться.

– Может, и нет. Умирая с голоду, съешь что угодно.

Варшава была отрезана от внешнего мира. Уничтоженное бомбами «Радио Варшавы» ушло из эфира, «Robotnik» перестал выходить еще две недели назад, и даже плакаты больше не появлялись на стенах домов. Беспроводные радиоприемники все еще ловили берлинские и советские радиостанции, где вовсю трубили о германо-советском «освобождении» Польши. Время от времени можно было настроиться на волны ВВС[38] или парижского радио. И на каждой радиостанции война выглядела по-своему.

Мать Ирены с радостью вернулась от тетушки Казимиры домой, но выглядела плохо и постоянно кашляла. Ела она всего раз в день, и только по настоянию Ирены. Однажды ночью Ирена нашла ее на кухне. Янина сидела и при свете свечки рассматривала семейный альбом с карточками из былой счастливой жизни… с фотографиями отца Ирены и тетушек и дядюшек из Отвоцка.

Ирене стало неловко, словно она вторглась в какое-то глубоко личное пространство матери, но тут Янина подняла на нее взгляд. На ее глазах были слезы.

– Ирена, тебе нужно поспать.

– Что ты там такое рассматриваешь?

– Старые карточки… просто убиваю время.

Ирена присела рядом и увидела знакомое фото, сделанное еще до ее рождения. Четыре человека, наверно, во время пикника, сидели перед камерой с каменными лицами. Улыбался только отец Ирены, симпатичный мужчина с тонкими усиками и в островерхой шапочке. Он игриво прилег на колени Янины, а рядом с ним была его сестра, тетя Казимира, и бабушка Констанция.

Янина говорила короткими фразами, с трудом выдавливая их через свист и бульканье в легких.

– Иногда мне очень хочется быть там, с ним. Я скучаю по нему, мне хочется рассказывать ему обо всем, что со мной происходит. Твой отец был хороший человек. Он бы тобой очень гордился…

На следующей странице альбома было фото Ирены в пятый день ангела. Она держала на руках подаренного ей котенка, но тот все время вертелся, и поэтому превратился на снимке в расплывчатую кляксу.

– Ты всегда смеялась, когда смотрела на эту карточку, – сказала Ирена.

– Ты всегда любила животных. Особенно кошек. Ты была сущим чертенком, да и кот был тебе под стать.

* * *

На следующий день мэр города Стефан Старжински официально сдал Варшаву офицеру Вермахта[39], который, не тратя лишнего времени, начал издавать указы.

Приказ от 28 сентября 1939 года

Всем полякам, как находящимся под протекторатом Немецкого Рейха гражданам, гарантируется сохранение всех прав. Также гарантируется соблюдение всех прав еврейского населения, включая имущественные права и право на личную безопасность.

Приказ от 29 сентября 1939 года

Все принадлежащие евреям коммерческие предприятия должны быть переданы под управление немецких «попечителей», которым предписывается немедленно уволить всех работников еврейского происхождения. Евреи лишаются права на пенсионные выплаты. Еврейские «администраторы» жилых домов, принадлежащих евреям, увольняются со своих постов. Евреи-домовладельцы лишаются прав на принадлежавшую им недвижимость. Лицензии на ведение коммерческой деятельности будут выдаваться только тем, кто сможет доказать свое арийское происхождение. Еврейские торговые точки имеют право находиться только на улицах, населенных евреями.

Приказ от 30 сентября 1939 года

Немедленно провести полную перепись населения.

В город вошел Вермахт, и улицы Варшавы сразу же окрасились в зеленый цвет, наполнившись солдатами, грузовиками и оружием. Некоторые жители вышли посмотреть на парады, а 5 октября – и на самого Гитлера, приехавшего в Варшаву отметить свою победу, но в основном варшавяне старались избегать любых контактов с захватчиками, наблюдая за ними из-за задернутых занавесок. Магазины так и не открылись. А трамваи продолжали стоять в депо на Мурановской площади, всего в нескольких кварталах от умшлагплатц, железнодорожного товарного двора, куда каждый день прибывали все новые и новые поезда с оккупантами.

Новая власть начала с акта милосердия: армейские полевые кухни начали раздавать населению горячий суп с черным хлебом. О местах раздачи еды немцы сообщали с медленно курсирующих по улицам Варшавы бронемашин. В небе над городом кружил самолет, и Стефан сказал, что он, наверно, фотографирует побежденную столицу и ее жителей для архивов Тысячелетнего рейха[40]. Стефан каждый день провожал Ирену на работу, стараясь не встречаться взглядами с солдатами Вермахта, марширующими по булыжным варшавским мостовым.

– Я ожидал, что это будут какие-то сверхчеловеки, – сказал Стефан, – а на самом деле сними с них форму и сапоги, и получатся почти такие же люди, как мы.

– Они нас ненавидят, – сказала Ирена. – Они смотрят на нас, и видят в нас только животных.

Шагая по Сенной улице к конторе Ирены, они приблизились к очереди за бесплатным супом, состоящей из сотен поляков с кружками и жестяными мисками. Сначала все было спокойно, но потом совсем рядом с немецким армейским фургоном вдруг поднялся шум. Кто-то из поляков в хвосте очереди показал на кого-то из стоящих впереди него и повторил по-немецки:

– Ein Jude! (Еврей! – нем.)

Два немецких солдата, не из Вермахта, а из Einsatzgruppen[41], отряда спецопераций СС, среагировали немедленно. Один из эсэсовцев[42] выдернул из очереди бородатого еврея и его жену и презрительно сказал им что-то по-немецки.

– Не останавливайся, – сказал Стефан и, положив Ирене на спину ладонь, подтолкнул ее вперед.

– Но, Стефан, эти люди…

– Это евреи.

Договорить Стефану не дал пистолетный выстрел. Ирена попыталась повернуться, но Стефан твердой рукой заставил ее ускорить шаг.

– Не смотри! Просто шагай вперед.

Дальше они шли молча. Ирена сердилась на Стефана, но гораздо больше на себя. С детства она соблюдала родительский завет защищать тех, с кем поступают несправедливо. Особенно крепко засел у нее в памяти эпизод, когда приверженность этой родительской философии привела к небольшому кровопролитию. Ирене тогда было лет 13, и она вступилась за единственную в классе еврейку – Рахелу, стеснительную, замкнутую девочку с темными, постоянно свалявшимися волосами, которая каждый день приходила в школу в одних и тех же самодельных крестьянских чоботах.