СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - После бури. Книга вторая

• Название: После бури. Книга вторая
• Автор: СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН
• Издательство: Известия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

---

— Ну; может быть, у Витюли новая какая-то мораль? Еще не известная вам, Никанор Евдокимович?

— Откуда ей взяться-то, новой, ежели не из народности и не из интеллигентности? Откуда мораль и образ жизни возьмутся за несколько лет? Для этого века нужны! Вот мне уже идет шестьдесят второй годик, старше меня в Крайплане, да и во всем, наверное, Крайисполкоме никого нет, но я все еще тружусь небесполезно, а теперь? Благодаря Витюле? Теперь доживаю век собачий без достоинства, без успокоения и даже без мыслей, к которым я всю жизнь шел, вот какой нынче я старый пес! И даже не пес, а старый-старый щенок с поджатым хвостом... И хозяин мне — Витюля! Дожил!

Чудный был мальчик этот Витюля — голубоглазый, розовощекий, хотя что-то жестокое на розовых щечках и на лобике уже обозначено.

— Как живет дядя? — спросил как-то при встрече с ним Корнилов.— Как себя чувствует?

— Нормально! — ответил Витюля. — Совершенно нормально. Портит себе жизнь разными выдумками, но тут ничего не поделаешь, сам виноват. Старость, должно быть, виновата!

«Провиант.

1. Сухари. Беречь от сырости. 40 — 50 фунтов в месяц на едока. Стоимость на месте 2 — 3 руб. за пуд.

2. Мука (крупчатка или пшеничная). В небольшом количестве для приготовления лепешек.

3. Крупы. Разнообразные: рисовая, гречневая, овсяная, пшено.

4. Соль столовая.

5. Чай. Какао, кофе.

6. Сахар. В усиленной порции. Расходуется быстро.

7. Мясо. Легко приобретается у кочевников. Баран — 3 — 6 руб.

8. Консервы. В ограниченном количестве. Из колбас — филейная. Копченые языки.

9. Сыр. Голландский, целыми шарами.

10. Сгущенное молоко. Лучше швейцарское.

11. Горчица. Перец и др. приправы.

12. Вино. Только крепкое (коньяк, ром, водка) на случай простуды».

«С перевала открывается прекрасный вид на Белуху, прежде всего на западный ее конус. К сожалению, высота перевала не определена и сведения сообщаются по данным Ф. И. Кузьмина, прошедшего этот перевал с проводником Ювеналием Архиповым в 1910 году».

«Выше Яманушки каменные щеки реки понижаются настолько, что по скалам можно спуститься к воде, бьющей высокими струями через подводные камни. Дальше долина уширяется, но скоро щеки опять сближаются и тропа лепится по краю карниза, повисшего сажен на 40 над тесным ущельем».

— Мне, Петр Николаевич, непонятно, зачем я был путешественником, зачем писал книги и учил людей, если одного какого-то мальчонку научить ничему не могу? На заседаниях президиума решаем вопросы о железных дорогах — Южно-Сибирской и Тайшет-Усть-Кут, о Северном морском пути, о коллективизации сельского хозяйства — это же все судьбы миллионов, а в судьбе одного мальчишки я, оказывается, бессилен! И вы бессильны! И товарищ Прохин! И товарищ Лазарев, на что был умен, энергичен! Да как же это устроено-то в мире?

— Забудьте вы его! Сперва на один час забывайте, потом на два, на весь день. Постепенно.

— Так я же его люблю! Вот, скажем, любовь к собственным детям — это что? Как ни крутите, а это любовь к собственности, и никуда вы от этого не уйдете! А любовь к женщине? Эгоизм, вот что! Боже мой, да сколько вы от любимой-то женщины хотите, сколько от нее требуете? А когда ваши требования к ней или ее к вам неисполнимы, какое несчастье, какие драмы?! Какие разрывы. Измены. А с Витюлей? Я на него, как на собственного сына, не смотрю и ничего от него не требую, а прошу и умоляю его быть самим собой, беречь то, что не я и не моя жена, а другие люди и природа ему дали. Ему же дано-то, дано так много! Ему и приобретать ничего не надо, только сохранять! И ни о чем другом его не прошу! У вас на глазах человек погибает, вы же броситесь к нему на помощь? И здесь так же, только доведено до невероятного какого-то предела! До полного отчаяния.

— Но ведь он-то вам не отвечает? Он вас не любит?!

— Как это не любит? Что вы, Петр Николаевич, побойтесь бога! Да любит он меня, но только боится своей любви, не верит ей! А вот умру, поверит! Я и думаю: чтобы между нами воцарились мир и любовь, мне, может, нужно умереть!

«...Источник эстетического наслаждения в этих высокохудожественных сочетаниях темного леса и пенистых горных потоков, ослепительно-снежных вершин и ярко-цветистого горного луга с опрокинутым над всем этим глубоким синим небосводом».

«Распорядок дня.

Хотя и кажется, что путешествие не может быть подчинено расписанию подобно железнодорожному, но из личного опыта рекомендую обязательно составлять таковое накануне — это вносит ясную цель в предстоящий на завтра порядок движения и благотворно влияет на физические силы. Да уже и само составление такого плана с использованием карт и соображений проводника, а также обсуждение его вечером, при свете костра и общем сосредоточенном внимании сближает между собою всех в одну дружную семью, в одну целеустремленную группу. Не стоит огорчаться, если погода или трудности пути нарушат намеченный план движения, но и забыть, что часть маршрута осталась невыполненной и не увидено то, что обязательно нужно было увидеть, этого тоже нельзя себе позволить. Это тоже подтягивает весь отряд, а соответствующее настроение передается даже лошадям».

А еще некоторое время спустя Корнилов стал знакомиться с товарищем Суриковым.

— Из всех крайплановских спецов дореволюционной закалки вы, Петр Николаевич, больше всех подаете надежды! И, учтите, это не только мое мнение, хотя и мое тоже! — сказал Корнилову Сеня Суриков, референт 1 разряда секции местного хозяйства.

— Какие надежды? — переспросил Корнилов, и Сеня покачал головой.

— Какая у вас, у старой интеллигенции, привычка увиливать от ответов и придираться к словам. Но все равно есть к вам предложение: приходите на открытые партсобрания! Скоро партчистка начнется в аппарате, приходите и говорите о каждом партийце открыто все, что вы о нем думаете, о его положительных и отрицательных сторонах. Если вы убеждены, что товарищ недостоин состоять в партии, говорите и об этом! Мнение беспартийных тоже имеет значение! Вообще это много значит — общественное лицо беспартийного специалиста. Учтите! Я вижу, и многие видят вашу добросовестную работу, вы прямо-таки как настоящий энтузиаст! Вы работаете, не жалея сил, но при вашем индивидуализме лет через десять все равно останетесь вне общественной жизни и коллектива и ничего настоящего в жизни не поймете! Ну, не обидно ли вам самому все это будет? Вот тогда вы упрекнете себя. Сосед, пожилой уже, тоже «бывший», бывший работник городской управы, я хочу сказать, мой сосед по квартире, старик, почти шестьдесят лет, и вот попал в такое положение! Его жалко, а что поделаешь? У нас в квартире три семьи разного социального происхождения, но это не мешает нам обсуждать события внутренней и международной жизни, материалы съездов, а он один, он молчит, ему слова неоткуда взять, пустая душа! Вот и вы тоже... Да если бы я мог поделиться с вами, с выходцем из чужого класса, своим сознанием, я это непременно сделал бы! Но не могу! Вы ведь все равно не в состоянии будете усвоить.

— Спасибо, Семен Андреевич! Я вам очень признателен.

— Да-да! С классовым врагом я могу быть беспощаден, но в вас я врага не нахожу! Более того, Петр Николаевич, гораздо более того: у меня, у нашей общественности к вам доверие!

— Вот как?

— Так, так, Петр Николаевич. И в связи с этим, с этим доверием к вам от общественности Крайплана, вероятно, будет серьезное поручение. Вероятно.

— Что за вероятность?

— А вот какая: в Крайплане будет создана «Комиссия по Бондарину». Так она и будет называться...

— Странная комиссия... Мне это непонятно, товарищ Суриков,— действительно не понял и очень удивился Корнилов.

— И мне непонятно! Как это старый революционер-подпольщик и вдруг сотрудничает повседневно с бывшим генералом, врагом Советской власти, разве это можно понять? Вот и создадим комиссию. И разберемся, и вынесем решение, можно или нельзя. А пока до свидания, Петр Николаевич, у меня очень срочные дела... Да вы не думайте, мы еще увидимся, мы еще не раз поговорим. Откровенно.

Сеня Суриков пришел в Крайплан на высокую должность референта 1 разряда секции местного хозяйства сразу же по окончании Института народного хозяйства. Он пришел по разнарядке Наркомпроса.

В институте, студентом, он вел общественную работу в профкоме, в комитете комсомола. При назначении его в Крайплан, конечно, имелось в виду выдвижение молодежи.

В Крайплане уже были специалисты, окончившие вузы уже в советское время. Прохин, к примеру, таким был, но начинали-то все они свое образование еще до революции, в гимназиях, реальных и других училищах и даже в университетах. Потом, разумеется, учеба у них прервалась, почти каждый отвоевал свое на фронтах гражданской войны или на продовольственном фронте и только после этого, зрелыми людьми возвращались на студенческие скамьи советских вузов.

Сеня же был не таким — он без перерыва окончил советский вуз.