Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

• Название: Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
• Автор: Николай Чиндяйкин
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94663-164-8

Дневник — это особый способ разговаривать: говоришь — и тебя не перебивают, не переспрашивают. Необходимость такого разговора возникает при появлении редкостного счастливого сочетания внешних обстоятельств и внутренних возможностей человека. Когда жизнь дарит окружение талантливых личностей и человек, чувствуя удачу судьбы, воспринимает это не как возможность интересной жизни, а ищет свою роль в данной композиции, осмысливает свое положение. У Николая Чиндяйкина хватило внутреннего такта и благородства вовремя понять значение мощных личностей, с которыми довелось ему жить и работать.

Дневник Николая Чиндяйкина — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».

Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.

---

27-го вылетели из аэропорта Кеннеди. 4,5 часа лету до Мехико.

Отель «Каза Бланка». Хороший отель. В центре. Живем здесь уже неделю. Страна… Третий мир… Теперь понятно, напоминает нашу Среднюю Азию. Довольно здорово напоминает. Вот если перестройка получится, у нас будет что-то вроде Мексики. Всего много: магазины полны… но не для всех. Бедно живут. У нас проблемы с водой… пить воду из-под крана нельзя, много кишечных заболеваний. Есть на улице, в уличных лотках, тоже не рекомендуют. Платят нам долларами, это хорошо (хотя в день получаем 20 всего долларов). 1 доллар равен 2500 песетам. Булка хлеба — 1000 песет. Бутылка «смирновки» — 10 тысяч, и т. д. В первый день возили нас в «старый» Мехико. Целый почти день провели на пирамидах ацтеков.

Чудо произошло… Встретил Алехандру Гуттиерес. 20 лет назад, в 1969 году, в ростовском ТЮЗе она ставила свой диплом: «Мещанин во дворянстве». Это был мой первый сезон в театре, и одна из первых ролей у нее в спектакле!!! Я не сразу узнал ее. Красивая женщина, наша переводчица. Потом слышу — ее зовут Алехандра. Спрашиваю: «Ваша фамилия не Гуттиерес?» — «Да, — говорит, — Гуттиерес». — «А вы в Ростове ставили спектакль?» — «Да, ставила диплом». — «Здравствуйте, — говорю, — я у вас играл в том спектакле».

А завтра встретимся с Гариком Петренко и Олей, нашими омскими друзьями!! Вот тебе Мексика! Гарик здесь уже года полтора играет в симфоническом оркестре…

Танюша очень любила Гарика и Олю…

Мне трудно слушать симфоническую музыку… Омск. Зима. Танюша одевается… Мы идем в филармонию… Любимые наши вечера…

На сцену выходит Оля… Как хорошо она говорит о музыке! Вот выходят наши омские музыканты, впереди Гарик… Красивый, седой, черный фрак, скрипка.

Начало августа 1989 г.

Жаркий, солнечный день. Музей Диего Риверы и Фриды.

Странное впечатление… Вперемешку с чтивом последних дней — совсем странное. «Иконостас» поразил. Мрачное, тяжелое ощущение. Через несколько кварталов на улице Вены еще один музей. Льва Троцкого. Дом, где он жил, где был убит альпинистским топориком… Железные двери, ставни из двойного металлического листа (это после нападения Сикейроса с ребятами), следы пуль на стенах. Могила тут же во дворе… Красный флаг, серп и молот (!). Экскурсовод (гид), молодая девушка, дотошно рассказывает, показывает. Множество фото, библиотека… Все странно, мрачно, абсурдно… Кажется, все вышли подавленными. Великая бессмыслица!

Во второй половине дня встретились с Гариком. Обедали в их квартире, с Олей и Киркой. Говорили о Тане. Вспоминали.

Сегодня спектакль идет хуже вчерашнего. Вчера принимали шумно. В течение спектакля и после особенно. Чудесный народ испанцы. Все-то им нравится.

Сегодня в зале сплошная молодежь, лет по 20–25. Первый акт перекричали, по-моему…

Может быть, в смысле стратегии можно (нужно) иногда «спустить дурную кровь»… Но это дурно. 3-й акт. Последнее время мне вообще не нравится… «Заросло» что-то главное, то, что не в логике…

3 августа 1989 г., Мехико

Наверное, от кондиционера простудился… сел голос. Трудно было играть 1-й акт (сегодня смотрят ребята).

Приближается отъезд. Когда-то ждал этого дня… Теперь не жду. Честно говоря, не хочется домой ехать. И здесь печально, тошно… Там еще труднее будет. Надо лететь в Одессу. Никак не решу: смогу ли сначала в Ростов заехать?

Сегодня бродил с утра по городу… Так, бесцельно. Потом обедал у ребят. По-домашнему. Ехал к ним на такси, меня обманули, заплатил 15 тысяч песо.

Какой огромный город! 20 миллионов здесь живет… Как у нас любят говорить — «страна контрастов».

Лететь будем, кажется, через Гавану.

Что я буду делать дальше? Иногда приходит такой вопрос, правда, не часто, и не знаю, что себе ответить. Не знаю.

В труппе сейчас… Не то чтобы покой… но тихо как-то. А. А. не шумит. Говорит тихо. Даже вчерашний, не очень удачный спектакль не вызвал «шума». Просто поговорили, и все.

4 августа 1989 г. Мехiсо Сity, Тhеаtег del РuеЫо

Сегодня играли предпоследний спектакль. Всего здесь шесть штук (2-го, 3-го, 4-го, 5-го, б-го, 7-го).

Идут с нарастанием. Первый — шумный, веселый. Второй на радостях мы перекричали сами, и он был наименее интересным из этой серии. Третий — успокоились, отстранились от зрителей, и спектакль «пришел» к ним.

Некогда писать. Совещание по поводу груза.

6 августа 1989 г.

12.30 утра. Самолет «Аэрофлота» «ИЛ-62» (рейс 42). Сейчас 2 часа до Гаваны, потом на Шеннон и оттуда в Москву.

Вчера сыграли последний спектакль. Триумф, победа.

Народу было раза в 2 больше, чем вмещал зал. Сидели, стояли, буквально на каждом свободном пятачке. Явный «перегруз». И еще на улице осталось стоять человек 100.

8 августа 1989 г. Мехико-Гавана-Шеннон

Ну, вот, летели, летели… долго летели… даже не помню, сколько. Сначала до Гаваны часа 2, там сидели в аэропорту. Дикая жара; социализм. Потом часов 8 до Шеннона, и там опять в уже знакомом «Фри шопе» тратили последние доллары и прощались со свободным, разумным, красивым, человечным, удобным, уютным, чистым, толковым миром угнетения трудящихся.

Еще рывок в 4 часа, и мы в милом сердцу Шереметьеве.

Грязь, толпа, неразбериха, ожидание вещей… тупая таможня… Дома в Москве было 7 часов вечера. Спал…

10 августа 1989 г. Москва

Несколько сонных дней дома… Голова кружится… Всю ночь не сплю, копаюсь в бумагах, перебираю одну за другой, рву, выбрасываю, перекладываю с места на место. Видимость полезной деятельности.

Решил больше не пить. Не пью… совсем. Оказывается, тяжесть в голове не от этого… Ничего не проходит. Под утро забываюсь… и потом сплю весь день. Вчера и сегодня спал с 7 утра до 5 вечера… Бессмыслица. В Одессе опять какие-то глупости… Съемок нет, и что делать, не знаю… Поживу еще день-два здесь. Может быть, приду в себя. Тогда решу, что делать.

Сейчас 22.30. Опять предчувствую бессонницу. Сел к столу писать письма… Наверное, не потяну. Письма. Вот лежит передо мной пачка твоих последних писем. Детонька… детонька… Невозможно читать, невозможно перечитывать… Зачем? Зачем все это?

13 августа 1989 г., Москва

16 августа вечером приехал в Ростов «Тихим Доном». «Дон» оказался очень тихим, опоздал почти на 6 часов. Несколько дней был здесь. День почти каждый ездил к Танюше. Горько и тяжело… Жара… цветы вянут сразу. Вкопали в могилку вазочку. Астры в воде стоят подольше. Розы вянут. Был у Мигдата. Приезжали Лариса с Сашей. Тоже были на могиле. Вечером посидели у них. Выпили водки. 21-го подсел на проходящий поезд в Сочи. Там ребята меня хорошо устроили, рядом со своей турбазой. И питание… За одним столом с ними сидел. Толик, Вета, Нинка. Купался, загорал. Вместе с ними было хорошо. Один бы я не выдержал и дня. Вечерами смотрели кино (если выдерживали до конца). Гуляли. Жил я один в клетушке, рядом с морем.

Вчера опять на проходящий поезд подсел. Дал 20 рублей — и в Ростове. Последний раз сегодня съездил к Танюше (с мамой вместе). Попрощался. Сердце здесь. Тоска и одиночество непередаваемое. Любовь — это наказание (за что только, не знаю, нaверное, за счастье), потому что остаешься один.

Сегодня еду в Москву. «Тихим» опять же «Доном».

Потом… Надо в Омск. День за днем… Бесцельность, бессмыслие… Деньги летят непонятно куда. Не замечаю, как их трачу и на что…

Сегодня 21 августа 1989 г.

Уже так, по привычке пишу… Что-то такое делал по обмену… Кажется, ухватился только за кончик ниточки. Самый кончик. Говорил сегодня с «деловым человеком». Нужны деньги. Чем больше, тем лучше. И Танюше на памятник тоже нужны деньги.

Деньги, деньги… черт их побери.

Достал билет. Завтра улетаю в Омск (в 12.00). Господи. Да, уже сегодня: 2 часа ночи. Ладно, полечу.

6 сентября 1989 г. Москва

Прилетел 19-го. Тяжко… Дом. Родной наш, любимый дом. «Домик», как любили мы говорить с Танюшей, когда было особенно хорошо, замкнуто и уютно. Книжечки, тишина… мы вдвоем… телефон отключен. На кухне пахнет пирогом, мы читаем, лежим на нашем диванчике и читаем…

Разрушил, разрушил дом. Запаковал книжки в ящики, содрал, свернул… разорил.

21 сентября 1989 г.

12.00. Свежее, желтое, солнечное утро. Все красивые… свежо… свежо, улыбки…

А. А. — «Вы думаете, я вам что-нибудь скажу? Да ничего не скажу».

23 сентября 1989 г., сбор труппы

А. А. — «Несмотря на все декларации, никто ничего толкового сейчас не сделал ни в театре, ни в кино».

«Во всей этой канители у меня нет желания участвовать и „соревноваться“».

«Репертуар растет, а эффекта, эффекта от него нет».

О Достоевском. — «Русские писатели в основе своей были сочинителями, а не беллетристами, именно со-чи-ни-те-лями. Это не писатель, который пишет об униженных и оскорбленных… нет, он пишет о философии униженных и оскорбленных, а это совсем другая история, совсем другое дело».