Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

• Название: Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
• Автор: Николай Чиндяйкин
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94663-164-8

Дневник — это особый способ разговаривать: говоришь — и тебя не перебивают, не переспрашивают. Необходимость такого разговора возникает при появлении редкостного счастливого сочетания внешних обстоятельств и внутренних возможностей человека. Когда жизнь дарит окружение талантливых личностей и человек, чувствуя удачу судьбы, воспринимает это не как возможность интересной жизни, а ищет свою роль в данной композиции, осмысливает свое положение. У Николая Чиндяйкина хватило внутреннего такта и благородства вовремя понять значение мощных личностей, с которыми довелось ему жить и работать.

Дневник Николая Чиндяйкина — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».

Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.

---

Перечитываю — ничего подобного! То есть близко нет! Ни моих мамы, папы, ни меня, старого идиота, рядом с ними, ни Тани, измученной приступом, с астрами красно-белыми в синем «Москвиче» (шофер из папиной колонны), ни нашего дома с неумело побеленными потолками, мягкими дорожками, печкой, иконой… и уже тем более, уже совершенно ничегошеньки от того, что творится во мне, в моей душе всю дорогу, в том проклятом поезде, всю неделю дома, ночи, дни, на автовокзале. Вот так — безграмотно (в профессиональном отношении) мы ставим и играем свои спектакли.

Горит просто ощущение это вот в груди. Точно! Вот так и играем. Рас-ска-зы-ва-ем косноязычным языком чувств убогие истории.

В Ялте много общались с Колей Сорокиным из ростовского театра (он там еще и парторг — Николай Евгеньевич). Волосы дыбом от его рассказов о славной ростовской Академии. Боже, какая чушь! Сейчас «доели» своего очередного главного — Малышева. Нет никого из режиссеров. Он меня зондировал на предмет работы. Не дал никаких резких отклонений этой идее, но постарался отвести тему разговора на будущее. Бессмысленно сейчас что-то строить и фантазировать, но и отрезать эту идею окончательно тоже неразумно. Поживем — увидим.

2 сентября 1987 г. Москва

Сходил сегодня на Ваганьково поклониться Владимиру Семеновичу Высоцкому… На этот раз памятник показался маленьким, немощным каким-то. А цветов еще больше, целое поле… Постоял немного… поболел.

Зашел к Есенину. Там теперь новый памятник. Фигура из белого мрамора. Какой-то старик читал стихи Сергея Александровича дрожащим голосом… что-то рассказывал случайной толпе.

Когда поэты умирают… пошлость оживает — и мстит.

(А потом, днем, случайно проходил по Пушкинской площади. Мужчина пожилой, лысый, проходя мимо, снял берет, остановился на секунду перед Ним… посмотрел туда, вверх, отошел, надел берет и не оглядываясь пошел дальше. У меня сердце екнуло.)

На могиле Андрея Миронова, на свежей могиле Миронова, тоже поклонники стихи вешают на оградку. Фотография его ну никак не вяжется с кладбищем, злая шутка, черная шутка… С этим ощущением и ушел.

Сидеть в моей конуре — невмоготу. Занимаюсь через силу. Заставляю себя. Может быть, удастся слетать домой на несколько дней. Так хочется! Если достану билет. Саша хлопочет, что-то там «сверху» дают. Бог с ними, лишь бы улететь. Кажется, хоть несколько дней дома поживу — легче станет. Оказывается, «домашний» я человек. Раньше был как пролетарий, без родины, во всяком случае так мне казалось… Теперь… такая тоска. И ничего, ничего не хочется. В театр даже не тянет. Ни одного спектакля еще не видел и не хочу. Домой хочу.

7 сентября 1987 г… Ростов

Прилетел 19-го. Две ночи провел у Саши, но… надо было искать квартиру. Друг мой неожиданно женился, что делать? Вот и занимался два (почти три) дня поисками угла. Оказалось, это не так просто. Хотя подключил многих своих друзей.

Ну, вот… приткнулся (через «друзей друзей») в общежитии (улица Беговая, 17), в отдельной комнатке (естественно, без «удобств»). Холодновато, грязновато, но жить можно… Хватит о прозе, вернемся к поэзии.

Встретился курс. Поцелуи, улыбки, объятия, рассказы и проч. Не верится, что это в последний раз. Как мы все изменились за эти годы… У нашего великого А. А. новая волна славы (им мы страшно гордимся). После Штутгарта, Амстердама и Лондона он теперь со своим «Серсо» уехал в Югославию (на БИТЭФ). Кучи газет всяких зарубежных пишут о нем так много и так взахлеб! Всякие «Голоса» и «Би-би-си» называют его первым из первых… Вот какие у нас дела!

А в театре опять разгром, т. е. ремонт. Все это должны закончить к 1 октября. А. А. вернется из Югославии числа 5 или 6 (октября), к этому времени мы уже должны сдать госы и начнем репетировать.

17 октября открытие сезона («Персонажами»). Играть будем, кажется, много.

Что на душе? Немного пустовато, одиноковато, холодновато… Танюшу проводил из Ростова в Омск 17 сентября. Она хорошо долетела (звонила). Но последние два ее приступа страшно меня угнетают. Впереди целых два месяца. Как она там одна? Долго… долго.

Думать надо о пьесе… время бежит, и 1 декабря приближается (в этом смысле оно бежит), но сосредоточиться на одном, «зазерниться» никак не могу, хоть и понимаю, что сдам этот несчастный госэкзамен, и все будет хорошо, а из головы не идет… Ну и все остальное (отрывки, режиссура и проч.).

28 сентября 1987 г., Москва

В театре идет твой первый спектакль «Не играйте с архангелами» Дарио Фо. Кажется, недурной спектакль. Позади четыре курса ГИТИСа.

«Шестеро персонажей» Пиранделло сыгран в театре А. А. Васильева в Москве, на улице Воровского 20. Это был удивительный спектакль, и мы будем его играть еще в сентябре. Тогда же «госы», тогда же диплом.

Боже! Не верится! Вчера, т. е. 8 октября, сдал госэкзамен по научному коммунизму! Сдал на «отлично», даже в заключительном слове комиссии мой ответ пожелали выделить особо, как лучший. Спасибо. Было все достаточно торжественно, но «по-новому», в духе времени. Разрешают критиковать, спорить, высказывать свое мнение и т. д. Просили теснее увязывать с жизнью и не пользоваться трафаретами. Изменения ощутимые, даже очень. Революция! Ну, так или иначе… а все!! Теперь рукой подать.

Домой слетал (с 30 по 7). Отдохнул душой и телом. Прилетел вчера утренним рейсом, а вечером смотрел в «Современнике» спектакль Некрошюса «Дядя Ваня». Интересно. Много размышляю.

9 октября 1987 г., Москва

Случилось событие для меня, пожалуй, великое. В Москву по приглашению министерства приехали Дарио Фо (знаменитый итальянский драматург, актер-импровизатор, теоретик театра. Лауреат Нобелевской премии) и Франка Раме (его супруга, актриса), с ними еще человек 30 итальянских деятелей театра. Я узнал об этом утром 9-го на репетиции, вечером того же дня вся компания во главе с Мэтром были гостями «Школы драматического искусства». А. А. рассказывал о нашем театре, крутили по видику отрывки из Пиранделло.

Представили меня как первого постановщика Фо на советской сцене. Фо узнал, что поставлен у нас, только накануне, в журнале «Театральная жизнь». На счастье, со мной была дипломная работа, с афишами, фотографиями и пр. Он все внимательно (вернее, они с Ф.Р.) смотрел. Много задавал вопросов. Атмосферу не передать. Тут же были переводчик пьесы Н. Живаго и сценограф И. Попов.

Потом Первый дзанни мира пригласил меня отужинать в ресторане «Лунный» гостиницы «Космос». Предложение с благодарностью было принято, и вечер, который подарил мне его величество Случай, состоялся. Этого вечера я никогда не забуду, хотя описать не берусь. Скажу только, что посчастливилось познакомиться и провести несколько часов с людьми необыкновенными!

Потом был бар, бесконечные (и удивительно содержательные для выпивающих людей) разговоры.

Мой новый друг, сотрудник общества «Италия-СССР» по имени Мауро клялся, что в 1988 году я обязательно буду в Италии, и мы поднимали тост за будущую встречу. Одним словом, дома я был около 3-х ночи, счастливый и печальный и все вместе.

Прошло несколько дней, они уже улетели в свой Милан. Вспоминается все как сон, как видение. Было ли? Только автограф с рисунком архангела в моей дипломной работе, сделанный Дарио Фо, подтверждает: было.

13 октября 1987 г., Москва

С 10 числа живем с Мишей Апарцевым на улице Немировича-Данченко в старом мхатовском доме (эту квартиру получил Боря Щербаков, но пока пустил нас пожить до окончания ремонта). Повезло несказанно. А сейчас Мишка улетел в Одессу доставлять спектакль, а я тут вообще один. Прекрасно! Иду в институт мимо квартиры-музея Немировича (в этом же подъезде на 5 этаже), по улице его же имени, пересекаю Горького и дальше по улице Станиславского К. С., через двор его дома-музея, по Собиновскому переулку к ГИТИСу… О чем еще мечтать.

С сегодняшнего дня перешли репетировать в театр. Там ремонт подходит к концу. Но дел еще много. А. А. работает тяжело, будто мешки таскает. Нельзя сказать, что он восстанавливает спектакль, да он и не умеет этого делать в общетеатральном смысле. Идет, как в первый раз, но берет сразу на всю глубину. Чувствую (не только по себе), что мы не выдерживаем напряжения, курс никнет, устает…

Утром час с нами занимается Гена Абрамов (Геннадий Михайлович, режиссер-балетмейстер, педагог. Создатель Класса экспрессивной пластики.), и потом, практически с 12–13 до 22–23 А. А. впрягается в тяжелейший хомут устного анализа, разбора… назови это как хочешь, все равно будет не то. А то, т. е. его работу, невозможно назвать привычным термином, знакомым театральным словом. Так и хочется сказать — рудокоп, чернорабочий… Это больше подходит к тому, что и как он делает. Тяжелейшее физическое напряжение, натяжение мысли, духа, интеллектуальной атмосферы — предельное… Пьеса — нечто тяжелое, материальное — густой бетон в ковше, и он руками буквально разгребает всю эту тяжесть, перетирает до мельчайших песчинок всю массу. Наблюдать-то за ним — и то тяжело, а быть помощником…