Даниил Тумаркин - Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

• Название: Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»
• Автор: Даниил Тумаркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03395-5

В самой фамилии Николая Миклухо-Маклая слышится эхо дальних странствий, звучит голос судьбы, отправившей потомка украинских каза­ков и немецких врачей на далекую Новую Гвинею, жители которой до сих пор вспоминают о русском «человеке с Луны». Первым из ученых посетив труднодоступные районы Океании и Юго-Восточной Азии, Миклухо-Мак­лай самоотверженно, порой с опасностью для жизни, изучал их природу и население. Его исследования имеют не только научную ценность — в эпо­ху колониальных захватов он неустанно призывал видеть в «дикарях» людей, беречь их самобытную культуру. «Белому папуасу» посвящено немало книг, вышедших в России и за рубежом, но многие моменты его биографии до сих пор остаются непроясненными. Новое жизнеописание Миклухо-Маклая, созданное известным этнографом Даниилом Тумаркиным, — итог многолетних изысканий, подробно освещающих недолгую, но яркую жизнь выдающегося ученого-гуманиста.

---

Мы рассказали эту авантюрную историю, которую подробно изложил редактор-издатель «Кронштадтского вестника» Н.А. Рыкачев, метко назвав статью «Напрасная тревога в Мельбурне»[746], так как она коснулась Миклухо-Маклая. Заметив, что адмирал встречался с приехавшим в Мельбурн путешественником, Брайант включил в текст одной из сочиненных им «шифрованных телеграмм» Асланбегова указание на то, что «барон Маклай» — главный русский секретный агент в Австралии. Репортеры «Аргуса» установили, что такой телеграммы, написанной по-французски и содержавшей речевые обороты (например, «Его Величество, наш отец»), которые никак не могли быть использованы в русской официальной переписке, в природе не существовало. Но инсинуации Брайанта не прошли бесследно для репутации Миклухо-Маклая в Австралии в соответствии с пословицей «Нет дыма без огня». Русский путешественник Э.Р. Циммерман, находившийся тогда в Сиднее, писал в журнале «Отечественные записки», что даже газета «Аргус», защитившая нашего героя от необоснованных нападок, высказала предположение, «не состоит ли крейсировка русской эскадры по водам южного полушария в связи с пребыванием Миклухо-Маклая в Австралии». По словам Циммермана, эти опасения усилились, когда Николай Николаевич отбыл на одном из кораблей эскадры в Россию. По-видимому, такие подозрения возникли не только у газетчиков, но и у некоторых должностных лиц Нового Южного Уэльса. По возвращении Миклухо-Маклая в Сидней тайной полиции было поручено приглядывать за опасным иностранцем. Впрочем, к тому времени у губернатора Нового Южного Уэльса имелись и другие причины настороженно относиться к «барону Маклаю».

Восемь месяцев на пути в Россию

24 февраля 1882 года Миклухо-Маклай отплыл из Мельбурна с русской эскадрой на борту парусно-винтового клипера «Вестник». Обогнув с юга Австралию, «Вестник» отправился в Батавию, а оттуда в Сингапур, так как ему было предписано идти в Нагасаки. В Сингапуре путешественник пересел на крейсер «Азия», на котором через Красное море и Суэцкий канал 9 июня прибыл в Суэц, а оттуда в Порт-Саид. Предполагалось, что через несколько дней крейсер уйдет в Неаполь, о чем Николай Николаевич поспешил сообщить своим друзьям и знакомым, в том числе Дорну. Но случилось иное: 11 июня в Александрии началось народное восстание против местного правителя, ставленника западных держав. Английская и французская эскадры начали блокаду Александрии. Морское министерство приказало командиру «Азии» до прекращения волнений в Египте оставаться на местном рейде в распоряжении русского генерального консула. Когда беспорядки усилились, британский адмирал подверг бомбардировке не только форты, но и сам город, который сильно пострадал от пожаров. «Успокоение» наступило лишь 15 июля, когда в Александрии был высажен английский десант. Через три дня, после полуторамесячной задержки, «Азия» получила указание продолжать плавание, но не покидать Средиземное море. Поэтому в Генуе Николай Николаевич перебрался на броненосец «Петр Великий», который шел из Черного моря на Балтику.

Миклухо-Маклай воспользовался пребыванием в милой его сердцу Италии, чтобы хоть мельком полюбоваться ее красотами и встретиться с друзьями. Пока броненосец стоял в Генуе, он съездил во Флоренцию, где после многолетней разлуки по-братски обнялся и расцеловался с Александром Мещерским и Наталией Герцен, которая познакомила его с другими членами своего семейства, в том числе с мужем сестры — известным французским историком и публицистом профессором Габриэлем Моно.

Николай Николаевич подарил Моно тоненькую книжку — экземпляр своей биографии, написанной его другом Э. Томассеном фактически под диктовку самого путешественника и весьма своевременно опубликованной в 1882 году, накануне его отъезда в Европу[747].

В Неаполе, куда «Петр Великий» зашел после Генуи, Миклухо-Маклая ждало разочарование: Дорн не дождался его визита и уехал в запланированное ранее путешествие. Николай Николаевич осмотрел зоологическую станцию и ознакомился с организацией ее работы, но не смог договориться с ее создателем о сотрудничестве этого процветающего научно-просветительного учреждения с биологической станцией в Уостонс-Бей.

Из Неаполя «Петр Великий» отправился в Кронштадт, с заходом в Кадикс, Лиссабон и Шербур для пополнения запасов топлива, так как прожорливым топкам его паровых машин угля хватало, как писал брату Миклухо-Маклай, лишь на 12 дней хода. Вблизи от Шербура находились вилла и виноградники, принадлежавшие семейству Моно. По приглашению профессора сюда приехали погостить Наталия Герцен, Мещерский и профессор-литературовед Гастон Парис. Воспользовавшись недельной стоянкой броненосца в Шербуре, Миклухо-Маклай в конце августа вновь встретился со своими друзьями. Никаких подробностей об этой встрече не сохранилось. Удалось найти лишь краткое упоминание о ней в одном из писем Наталии Парису, хранящемся в отделе рукописей парижской Национальной библиотеки. Но несомненно, что, прочитав книжку Томассена, Габриэль Моно заинтересовался деяниями и личностью Миклухо-Маклая и во время этой встречи расспрашивал путешественника о его жизненных принципах, философских предпочтениях и планах на будущее. В результате 15 ноября в редактируемом Моно парижском журнале «Нувель ревю» («Новое обозрение») появилась его большая статья о Миклухо-Маклае[748].

Темпераментный оратор и тонкий стилист, Моно не пожалел красок для прославления Маклая. По его словам, Маклай — один из величайших путешественников в области изучения народов Океании, ему не было и нет равных в ученом мире. Кратко изложив, по Томассену, его биографию, Моно в патетических тонах описал его основные экспедиции, уделив основное внимание пребыванию на Берегу Маклая. Поразительных свершений среди папуасов Маклай добился благодаря безграничному хладнокровию и терпению, которые составляют основу его героизма. Изучение папуасов и других океанийцев было неотделимо для него от борьбы за их человеческие права. В связи с этим Моно разразился гневной филиппикой против всей системы колониальной эксплуатации, которая проявлялась не только в Океании, но и в Африке — везде, куда проникли европейские любители легкой наживы.

Французский профессор попытался нарисовать психологический портрет Миклухо-Маклая. При всех комплиментарных и легковесных характеристиках, которыми изобилует статья, одно высказывание не только заслуживает пристального внимания, но и становится все актуальнее по мере того, как человечество отдаляется от эпохи, в которой жил и творил Маклай: «Этот человек не менее, а может быть, еще более интересен, чем его труды». Моно изображает Маклая подвижником, всегда готовым положить свою жизнь на алтарь науки: «Эта преданность, скажу даже, вера в науку была его единственным вдохновением и единственной поддержкой при самых неслыханных опасностях. <…> Маклай ненавидит шарлатанство и рекламу. Он служит науке, как иные служат религии; он отрешился, насколько это возможно для человека, от всякого личного интереса».

Моно завершил статью таким пассажем: «Кант — его любимый философ. В часы болезни и упадка духа, в дни вынужденного бездействия и терпеливого ожидания этот русский стоик облегчал свои страдания чтением "Критики чистого и практического разума". В своей одинокой хижине в Аиру он мог на досуге созерцать две вещи, которые Кант назвал самыми возвышенными в мире: звездное небо над головой и чувство долга в глубине своего сердца. Этот человек — самый искренний и последовательный идеалист, которого мне довелось встречать. В то же время он человек вечно деятельный. Идеалист и человек действия — разве это не признаки истинного героя? Г-н Миклухо-Маклай и есть герой в самом возвышенном и всеобъемлющем смысле этого слова».

Журнал «Нувель ревю» читали политические деятели и интеллектуалы не только во Франции, но и в других европейских странах, особенно по другую сторону Ламанша. В 1883 году вольный перевод этой статьи был напечатан в русском журнале «Век»[749]. Своей статьей — плодом собственного восхищения путешественником и, возможно, влияния жены и ее сестры, которые желали помочь «белому папуасу», — Моно внес новый значительный вклад (причем не только в России) в превращение Маклая в живую легенду. Возникнув в общественном сознании и муссируемый в печати, этот мифологический образ начал развиваться по законам жанра, порой значительно отличаясь от реального прототипа.

Моно сообщил в статье, явно со слов самого Миклухо-Маклая, что тот прибыл в Европу, чтобы достать деньги для подготовки и издания своих трудов. Ученый предполагает уже осенью вернуться в Сидней, чтобы за два года подготовить к печати исследования, которые обессмертят его имя в науке. Эта «утечка» о целях его поездки в Европу не была единственной. Миклухо-Маклай рассказал об этом корреспонденту петербургской газеты «Новое время» в Египте, в письмах великому князю Александру Михайловичу и, конечно, Ф.Р. Остен-Сакену[750]. Во всех случаях он добавлял, что, не получив финансовой поддержки в России, будет вынужден «запродать свои сочинения английскому издателю», от которого якобы получены заманчивые предложения. Эти предупреждения призваны были повлиять на позицию совета РГО, который на протяжении нескольких месяцев рассматривал его очередные запросы о помощи.