Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

• Название: О Тех, Кто Всегда Рядом!
• Автор: Дмитрий Бондарь
• Жанр: Альтернативная история

Они жили тысячи лет в своем логове, чтобы однажды выйти и сожрать все живое!

---

Наверное, деревенская жизнь накладывает неизгладимый отпечаток даже на такого неумелого кузнеца как Золтан. Я долго объяснял ему вечером, что хочу увидеть, но в итоге получил то, что представил себе «мастер». Клинок у него вышел чудовищно несбалансированным. Вся тяжесть сместилась к острию. Получился этакий неудобный колун, весом в четыре фунта — много не намашешься, дерево тоже не срубишь, но уж если разок попадешь по живой плоти, то ничто не спасет от дырки в голове или теле. С другой стороны, те, против кого он предназначен — Анку — долго размахивать им не позволят. И если с первого раза не попал, то потом шанса не будет. Это я так себя успокаиваю, понимая, что ничего лучше Золтан сделать не может.

По темному, расширяющемуся к острию лезвию бежит кривая белая змейка серебра. Одна сторона лезвия прилично заточена, вторая — просто кривой обух в полпальца толщиной. Рукоять — деревянная, вымоченная в каком-то темном растворе и от этого почерневшая, обернута кожаным шнуром. Выглядит клинок очень необычно. По крайней мере, я никогда ничего подобного не встречал даже на картинках. Хотя, стоит признаться, что мой личный опыт знакомства с оружием очень невелик.

— Спасибо, дружище, — благодарю его и передаю остаток платы за работу.

— Обращайся, если понадобится, — солидно отвечает Золтан.

Видимо, он уже вообразил себя состоявшимся мастером. Теперь будет землякам враки рассказывать о том, какую необыкновенную работу он способен сделать. И предлагать купить гвозди.

Тепло и многословно прощаемся с кузнецами, Иштван взгромождается на осла, Хине я подсаживаю на мула. Сам иду рядом. Мы направляемся в ту сторону, которую Золтан назвал «Зума». Нас ведет Туату — ведь только она знает, где нам искать ее «подружку» Морриг, приговоренную к смерти засидевшимся взаперти семейством Беернис.

Мы проходим через вновь опустевшую деревню. Нас провожают гуси в придорожной луже, пара звонких пустобрехов и тощая свинья.

— Ты сделал оружие для убийства Анку? — спрашивает меня Хине-Тепу, едва мы оказываемся одни на дороге.

— Сделал. Надеюсь, будет работать. Эй, Иштван! Держи! — протягиваю ему этот тесак-колун. — Это твой чудо-меч, дружище. Владей. Только помни, что я рассказывал тебе об Анку и обращай это оружие против них. Твои стрелы, боюсь, их не возьмут. Помнишь, что я тебе о них рассказывал? Только серебро может убить этих тварей.

Иштван как мальчишка начинает размахивать обретенным тесаком, выкрикивать воинственные кличи, рубить невидимых врагов. Какой же он еще маленький. Зачем я потащил его за собой?

За весь день нам навстречу попадается только две телеги с молчаливыми и нелюдимыми возницами, которым даже лень снять шляпу для приветствия.

Один раз мы делаем короткую остановку. Хине остается с ослом и мулом на живописной лужайке возле прозрачного ручья, а мы с Иштваном отправляемся на поиск дров для костерка.

— Слушай, Одон, — говорит он, едва мы отдаляемся от полянки на два десятка шагов, — а у тебя с ней уже было?

Некоторое время я не могу сообразить — о чем он допытывается. Мне просто не приходит в голову, что подобным образом можно думать.

— С кем? Что было?

— Ну, с госпожой алфур. Любовь там, поцелуи, понимаешь?

— Что?! — я едва не шлепаюсь оземь. Лучше бы он мне поленом по башке стукнул — меньше бы ущерба нанес.

— Не, ну а что? Она же красивая. Когда не заколдованная. Глаза большие, кожа чистая. Волосы золотые.

В моей голове подобное не укладывается. Боюсь, даже полено стало бы бесполезным для вколачивания эдакой нелепицы.

— Я вижу, вы давно друг друга знаете, — продолжает Иштван. — Я бы на твоем месте не терялся. Когда она вернет себе прежний облик, тогда каждый будет за счастье считать с нею побыть. Тогда поздно станет думать.

И я в сотый раз мысленно себя отчитываю за опрометчивое решение взять его с собой. И даже клянусь себе впредь на любую просьбу любого существа сначала отвечать «нет». Потому что «да» сказать можно просто, расхлебывать сказанное потом сложно.

— Нет, Иштван, — наклоняюсь за сухой корягой и прячу глаза, — никакой такой любви между нами не было. У меня другая есть. Даже две.

И здесь этот недоумок выдает такое, от чего мне становится совсем смешно:

— Тогда ты не против будешь, если я попробую?

Я даже сажусь. Чтобы не упасть. Задумчиво гляжу в небо, срываю травинку и пихаю ее между зубов, пересчитываю пальцы, в общем, изображаю тяжкие раздумья. А самому хочется ржать в голос. Иштван все это время стоит напротив и внимательно следит за моими действиями.

— Хочешь приударить за Хине?

— Ну да, — он обезоруживающе улыбается мне и я проглатываю все умные слова, которыми собирался его отговорить.

Лучше бы, Иштван, ты как я в недостижимую розовую задницу влюбился!

— У нас в Арле иногда рассказывали старые истории и были. Там иногда встречались полукровки человека и алфур, — вспоминает мой недалекий друг. — Значит, все возможно!

Ага. Наверное, раз в тысячу лет и баран на волчице женится. Только живет потом недолго.

— Это конечно, тебе решать, Иштван, — рассудительно так говорю, — но я бы не стал этого делать.

— Почему?

— Непросто тебе это объяснить. Совсем непросто.

— Одон, ты мне как брат почти, — он лезет ко мне с объятиями. — Но пойми, что мне очень трудно поверить тебе на слово.

Прислали Духи Святые братц! Мы с ним знакомы всего-то пару дней, а уже — «брат почти». Как бы он не решил за мной приударить. Говорят, в больших городах встречаются такие люди, у которых с желанием размножится что-то неправильно: почему-то думают, что от связи с себе подобными может быть какой-то толк. Мне про таких ненормальных как-то дед рассказал, посмеиваясь. И с тех пор я боюсь их едва ли не больше Анку.

— Послушай меня, — говорю задумчиво. — Ты сам себе хозяин, Иштван. С этим никто не спорит. Но связываться с алфур — это очень неблагодарное дело. Я понимаю, ты наслушался этих сказок в тавернах Арля, насмотрелся за последнее время на чудеса, и тебе захотелось чего-то большего. В этом нет ничего необычного. Однако поверь мне, что самая большая глупость, которую ты можешь сделать в моем мире — это попытаться привязаться к Туату. Это в сто раз хуже того решения, которое ты вынудил меня принять, уговорив взять с собой сюда. Она ведь не человек. Она только похожа на человека. Внешне. Отчасти. Вы с нею никогда друг друга не поймете. Никогда. Это как пытаться приручить ветер или стараться понравиться камню. Мы разные. И если когда-то и были какие-то полукровки, во что лично я не верю ни на каплю, то это потому, что они понадобились алфур, а не потому что так решил человек.

— А мне рассказывали…

— Я не знаю, брат, — морщусь, но слово произношу, — кто тебе рассказал всякие глупости, но очень не рекомендую…

— Ладно, я понял, — с тяжелым вздохом поднимается на ноги Иштван. — Пошли за дровами.

Набрав хворост, мы возвращаемся к Хине, не подозревающей, что только что решилась ее ближайшая судьба.

Я готовлю костер, долго вожусь с камнями над трутом, разжигая его, пока Хине-Тепу не отстраняет меня. В руке у нее какая-то прозрачная круглая стекляшка, она вытягивает руку над хворостом, располагая стекло между солнцем и трутом, словно пытается поймать солнечный луч, и, к моему удивлению, очень быстро над хворостом начинает виться светлый дымок, а под ним трепещет увеличивающийся язык огня.

Иштван этого не видит — он ушел со своим «луком» «поохотиться на птицу или зайца», и я вновь оказываюсь единственным свидетелем явленного чуда.

Я выпрашиваю у Хине ее стекляшку, но ничего особенного в ней не обнаруживаю — просто гладкая стекляшка. Как она могла воспламенить костер — не понимаю.

Туату сочувствующе улыбается, показывая остренькие зубки, но объяснять не спешит. Наверное, думает, что не пойму. Очень может быть, что и не пойму, как не понимаю того, как можно светиться в темноте или падать в дырку и спокойно шагать с другой ее стороны. И даже не чувствую себя хоть сколько-нибудь ущербным.

Возвращается наш охотник, приносит Хине жидкий букетик полевых ромашек и одуванчиков, а потом долго потрошит какую-то лесную птицу. В наших лесах такие не водятся и я даже не знаю — съедобна ли она?

— Опять с первого выстрела, — хвалится Иштван, насаживая не очень крупную тушку на деревянный вертел.

Хине держит в руках врученный ей букет и хранит молчание, будто стоит на страже чего-то необыкновенного.

— А ты не пробовал стрелять за спину или с закрытыми глазами? — мне и в самом деле это интересно.

— Да разве так попадешь? — кривит рот «охотник». — Нужно видеть, куда стреляешь.

— Хине, попадет он, если не будет видеть цель?

— Не думаю, — отвечает Сида, но с объяснениями не спешит.

Она держит перед собой одуванчики с ромашками и, я готов поклясться, ждет, когда Иштван их заберет чтобы украсить дичь. Кажется мне, что его желание сделать ей приятное осталось непонятым. Посмотрим, что дальше произойдет. Может, еще и поэму придется писать о неземной любви человека и кровососки? Вот умора-то будет!