Руфин Гордин - Иван V: Цари… царевичи… царевны…

• Название: Иван V: Цари… царевичи… царевны…
• Автор: Руфин Гордин
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-005378-9

Время Ивана V Алексеевича почти неизвестно. Вся его тихая и недолгая жизнь прошла на заднем плане бурных исторических событий. Хотя Иван назывался «старшим царем» («младшим» считали Петра), он практически никогда не занимался государственными делами. В 1682–1689 гг. за него Россией управляла царевна Софья.

Роман писателя-историка Р. Гордина «Цари… царевичи… царевны…» повествует о сложном и противоречивом периоде истории России, когда начинал рушиться устоявшийся веками уклад жизни и не за горами были потрясения петровской эпохи. В книге прослежены судьбы исторических персонажей, чьи имена неотделимы от бурных событий того времени.

---

И я тотчас отправил о сем отписку, а лучше сказать доношение, в Посольский приказ Артамону Сергеевичу Матвееву. И мы наконец тронулись в путь. Асканьяма прислал нам сто двухколесных телег и каждому человеку нашего посольства по свежему коню. А наших коней и верблюдов мы оставили на откорм.

Не стану описывать весь наш путь. Миновали мы и степи гладкие, и бугры песчаные высокие, и места пахотные, и монастыри буддийские, и озера, и горы высокие, и города мертвые осыпные. И наконец достигай великой реки Амура. Амур впадает в восточное Океанское море, по которому можно достичь и больших городов Китая, и страны Японии, и самой Индии, и других лежащих под жарким солнцем стран, где произрастают диковинные плоды и пряности, которые в Европе ценятся на вес золота, и люди ездят на ручных элефантусах, то есть слонах.

Много по пути миновали мы селений, иные весьма богаты, и изобильны. И при тех селениях и мертвых городах стоят болваны каменные, боги здешние, а зовут их Буддою. А в горах поделаны пещерные храмы, и в них тоже каменные Будды стоят и разные другие изображения идолов китайских.

И как достигли мы хребта, узрели великую стену. Асканьяма, сопровождавший нас, сказал, что объемлет она все страны Китайского государства и тянется без перерыва на полторы тысячи верст. А строена стена так: в основании дикий серый камень, а далее кирпич до самого верху, высота стены — четыре сажени, а ширина, верней, толщина — две сажени. И тянется она по равнине и по горам. Меж китайцев легенда ходит, что когда стену строили, в горах камня не осталось, в степи песка, а в лесах древес.

И вот достигли мы наконец царствующего города Пекина. Увидели мы несколько ворот, ибо окружен Пекин стенами с башнями. Двери у ворот окованы железом, а наверху поделаны палаты боевые, где стоят часовые, а внизу караулы с луками и саблями. И тут же лежат пушки видом железные.

Знатно охраняется великий город и особенно его центр — город, именуемый Красным, где живет сам богдыхан и его приближенные. Тут возле него узрел я разноплеменного народу великое множество, и не без европейцев — португальцев, голландцев, итальянцев. А первенство меж них давно захватили иезуиты, насаждавшие свою веру меж китайцев и во многом преуспевшие. Привели ко мне старца католика Фердинанда Вербиста, который послан в Китай из Рима полтора десятка лет назад. А еще весьма почтен у богдыхана был другой иезуит, приехавший сюда молодым и здесь состарившийся и почивший, именем Адам Шал, человек большой мудрости и знаний.

С Фердинандом мы перемолвились по-латыни, и оба получили от сего общения удовольствие. И предупредил он меня, — что должен я сдать государевы грамоты чиновникам богдыхана, ведающим иноземными делами. А потом дожидаться зова его богдыханского величества для его всемилостивейшего лицезрения.

Но я сему решительно воспротивился. У нас принято, говорил я богдыхановым чиновникам, что великий государь принимает послов иноземных своею персоною. И они при этой высокой аудиенции вручают ему грамоты своих государей, королей ли, шахов, султанов.

Иезуит мне доверительно поведал, что здесь обычай варварский и послам должной чести не принято оказывать, но я продолжал стоять на своем: не только своей чести, но допрежь всего чести моего повелителя, великого государя и великого князя, ни в коем разе не желал уронить. И за великое бесчестие почел бы те царские грамоты отдать богдыхановым чиновникам.

Через несколько дней явились ко мне асканьяма с иезуитом и стали пенять, что я-де хочу непременно, из упрямства своего, нарушить их обычай и заставить его богдыханово величество поступить по моему требованию. Мол, дружеские отношения меж нашими государями только начинаются, они, можно сказать, в зародыше. Вот когда эта дружба укрепится и явятся этому неопровержимые доказательства, тогда-де богдыхан лично примет посланника великого государя и из рук его изымет грамоты.

Господь свидетель, отвечаю я им, что таковая дружба меж нашими государями всегда была ненарушима и незачем снова возобновлять переговоры. Я свято блюду честь своего государя. А он всегда самолично принимает иноземных послов, и они вручают ему грамоты и подарки своих повелителей, и он не чинится пред ними. Добро бы и великий богдыхан так поступил. Сказал им так, и они убрались восвояси.

И так я и они упорствовали, почитай, месяца с полтора. Я не хотел ни за что уступать и чести великого государя и посольства моего. И богдыхановы люди стали поддаваться. Велели, к примеру, предстать пред очи богдыхана непременно в шапке. Я посмеялся и ответил, что повсюду послы пред государями шапки снимают в знак почтения. Но потом уступил: ладно, буду в шапке.

Сдались наконец. Еще и заря не брезжила, как явились за мной и моими людьми хановы прислужники с зажженными фонарями бумажными и повели нас чрез трое ворот на особую площадь. Там увидели мы семерых слонов с позолоченными «чердаками» — паланкинами на них. Возле них стояли погонщики в красных камзолах с тюрбанами, украшенными перьями.

Как я понял, это была парадная площадь для больших приемов. Потому что по обеим ее сторонам стояли вызолоченные богдыхановы кареты, в коих, как потом говорили, слонов впрягают. А на слонах узды широкие и украшены цветными каменьями. Тут же были и упряжки из белых коней и бубны разные и желтые знамена. Словом, полный парад пред воротами в ханский большой дворец. Вот-де какой их владыка богатый и могущественный.

Снова новели нас чрез ворота мраморные, чрез сады диковинные для отдохновенья ханова, чрез двери золоченые. Всюду караульщики с луками и колчанами, полными стрел. Усадили моих людей на землю и велели дожидаться. А ко мне пожаловал иезуит и стал наставлять ихнему этикету: как сидеть, как стоять, как кланяться. Кроме стражи, было тут множество чиновников-мандаринов. Стала играть невидимая музыка, ударили в колокол, заиграли в бубны. Иезуит объяснил: это богдыхан последовал в палату приемов.

В таких церемониях мне никогда бывать не приходилось, я и в мыслях не имел, что столь много здесь палат и переходов. Опять меня подняли и повели по мраморной лестнице (я насчитал двадцать ступеней) в главную палату, где расположен богдыханов трон. Велели бегом бежать, таков-де у них обычай, но я шел степенно и не поддался.

Наконец усадили меня пред ханским троном. Он вроде царского: на деревянных столбах, меж которыми завесы, как у турок. Велели мне поклониться до земли, а я ответил, что был бы я холоп ханский, то до земли бы поклонился, а я слуга великого государя и кланяюсь по нашему обычаю.

Наконец удалось мне лицезреть самого богдыхана. До него было сажен восемь. Молодой человек облика не выдающегося. Сказывали, что ему всего двадцать три года.

Положил я грамоты на указанное место, а после этого стали разносить большие деревянные чашки с чаем, варенным с маслом и молоком. Но вот музыка играть перестала, мне велели снова поклониться и сказали, что аудиенция окончена. Тут и богдыхан встал со своего места и удалился.

Ожидала меня еще одна церемония: столованья. Там будет богдыхан собственной персоной. И ему надлежит отвесить девять поклонов, прежде чем садиться за стол. Я ответил, что вовсе не собираюсь: достаточно будет и одного поклона. Тогда иезуит — он все время меня наставлял по-латыни — заметил, что вот-де голландский посол не чинился отвесил все девять поклонов. На что я заметил, что Голландия — страна малая, а я представляю великое государство, в коем таких Голландий разместится более тыщи. Ну тут от меня и отстали. И велели ждать листа — обращения к царскому величеству со всеми богдыхановыми пожеланиями. Я только настоял, чтобы именовали нашего великого государя по всей форме. После чего, видя мою настойчивость и упорство, стали со мною уважительно обходиться. И все во всем совет держать, особливо на предмет полного титулования великого государя моего Алексея Михайловича.

Слава Господу, окончились все церемонии, и я стал наконец знакомиться с нравами и обычаями Китайского государства. История и книги их начинаются прежде воплощения Христа Спасителя за три тысячи лет и тому ныне 4544 лета. И еще тогда у них было учение: и звездословие, и книги, и инструмента, и фарфор, и шелк, и многое другое, что в Европе появилось спустя много веков. И порох они, оказывается, выдумали первыми, и свод законов был сочинен.

Дороги в Китайское государство ведут морские и сухопутные — многие. Первый путь — морской — проложили португальцы. Венецианец Марко Павел (Поло) приехал в Китай с калмыцким войском, он из Царьграда в Персиду на кораблях плыл, а из Персиды сухим путем. Он же первый написал книгу про Китай, а прежде него о нем в Европе, как слышно, не знали. Португальцы завели оживленную торговлю с Китаем, везли оттуда фарфор, шелк, пряности, чай и другие товары, которые в Европе весьма ценились. За ними повадились голландцы. Они завоевали остров большой и богатый и назвали его Формоза (Тайвань), то есть прекрасный. И оттуда вели торговлю.